Ложная жертва - Хью Пентикост

— Итак, мистер Стайлс, я вижу, Джо привез вас? — сказал Сэм Делафилд.

— Вынужден уточнить: Джо не привозил меня. — Питер достал из кармана тридцативосьмикалибровую пушку шофера и бросил ее на сиденье роскошного, напоминавшего трон стула. — Это пистолет Джо, мистер Делафилд. А если вас заботит его здоровье, тогда советую отправить кого-нибудь за ним к мотелю «Маунгин вью».

Темные глаза Сэма Делафилда расширились, в них промелькнуло изумление.

— Вы отняли у Джо пистолет?! — Судя по всему, подобное событие казалось ему просто невероятным.

— Это не составило труда, так как он в тот момент находился без сознания, — пояснил Питер.

— Ах, мистер Стайлс! Мистер Стайлс! — Сэм Делафилд от души расхохотался. Этот глубокий гортанный смех удивил Питера своей неподдельностью и заразительностью. Он даже поймал себя на том, что сам еле сдерживается.

— Дорогой мой! — Сэм Делафилд наконец справился со смехом. — Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы увидеть эту картину собственными глазами. Как вам это удалось?

— Я два года служил морским пехотинцем на Дальнем Востоке.

— И даже при вашей… — Делафилд деликатным жестом указал на ногу Питера.

— Даже при моей ноге! — Питер вдруг почувствовал прилив гнева.

— О, Стайлс, вы мне нравитесь! Вы мне ужасно нравитесь!

— А вы мне нет, сэр. Мне не нравятся те, кто думает, что мне можно приказывать. Мне не нравится, когда ко мне посылают всяких болванов, которые диктуют мне, что делать.

— Приношу свои извинения, — сказал Сэм Делафилд. — Я послал Джо только потому, что больше под рукой никого не оказалось. Должно быть, он не совсем учтиво изложил вам мою просьбу. Хотя нет… Наверное, я сказал: «Привези его!», а он, как всегда, понял меня буквально.

— Видимо, так.

— Видите ли, Стайлс, я не большой мастер в выборе слов, — признался Делдфилд. — И когда мне нужно правильно выразить свои мысли, я пользуюсь услугами своих секретарей. Без них я беспомощен. Поэтому все, что я могу сейчас, это извиниться. К сожалению, у меня есть такая привычка: когда мне что-нибудь нужно, я просто говорю своим людям: «Достаньте мне это!». Признаю, что в вашем случае я был не прав и поступил невежливо. — Он жестом указал в сторону подноса с напитками, стоявшего на столе. — Может, для начала чего-нибудь выпьем?

— Думаю, нет. Я пришел только сказать, что не люблю, когда меня пытаются подвергнуть нажиму. А по сему разрешите откланяться. Спокойной ночи.

— Неужели вам не интересно, почему я хотел вас видеть? — Сэм Делафилд по-прежнему улыбался, но взгляд его посуровел, а в голосе звучал приказ.

— Полагаю, вам хотелось бы получше разрекламировать ваш турнир по гольфу, — сказал Питер. — Но, боюсь, вы выбрали для этого неверный путь.

— Вы разочаровываете меня, Стайлс. Даже я понимаю, что о подобной любезности не принято просить в два часа ночи.

— В два часа ночи не принято просить ни о какой любезности, — сказал Питер и повернулся к двери.

За спиной у него раздался ставший вдруг жестким голос Делафилда:

— А вы не сказали полиции насчет моего сына, иначе они были бы уже здесь с расспросами.

Питер повернулся, на лице его было написано удивление.

Могучая, коренастая фигура старика с неожиданной для нее грацией оказалась у подноса для коктейлей. Он опустил щипцы в серебряное ведерко со льдом с таким проворством, словно был прирожденным барменом.

— Что вы предпочитаете? — спросил он. — Не можем же мы обсудить все за минуту. Виски? Бурбон? Водка? Бренди?

— Бурбон со льдом.

Делафилд протянул Питеру стакан и подошел к камину. Развернувшись лицом к Питеру, он поднял свой бокал, однако едва коснулся его губами.

— Этот город мой, и в нем не может произойти ничего такого, о чем бы я не знал, — начал он. — Через полчаса после того, как вы нашли тела, я уже знал, что мы имеем на руках убийство. Я знал, что эта девушка, Ландерс, исчезла. Знал, зачем вы приехали в Делафилд. Знал о вашей короткой встрече с ней. А сегодня вечером я узнал, что вы с Говардом имели долгую беседу, и я видел его лицо, когда он вернулся в клуб. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все эти факты воедино. Вы знали о его связи с девушкой, но по какой-то причине утаили это от Маклина. Я не привык пропускать удачу, когда она идет ко мне в руки. Я хорошо знаю Говарда и знаю вас, поэтому предполагаю, что он думал от вас откупиться. Я знаю, Стайлс, — и пусть это польстит вам, — что вас купить нельзя. А значит, вы решили хранить молчание по какой-то другой причине. Мне важно знать, по какой именно и как долго я могу рассчитывать на это.

Питер отхлебнул из бокала. Все эти заявления буквально огорошили его.

— Вам, конечно, интересно, — продолжал Делафилд, — знает ли Говард о том, что мне известно о его романе. Нет, он не знает. Видите, Стайлс, я готов выложить перед вами все карты. Говард не знает, что об этом известно мне и его жене Сандре. До тех пор, пока вы не появились здесь, я не сомневался, что мы с нею были единственными, кто знал об этом.

— Так чего же вы хотите от меня, Делафилд? — поинтересовался Питер.

— Я хочу от вас молчания. Молчания любой ценой. — В голосе Делафилда звучала решительность.

— Мне понятно ваше естественное желание оградить от неприятностей сына.

В глазах старика вдруг шевельнулся холодный гнев.

— Если под словом «естественное» вы подразумеваете то, что я ему отец, то хочу вас уверить — тут вы ошибаетесь. Я не испытываю к Говарду ничего, кроме презрения. Но он является крупным зубцом в механизме и поэтому важен для меня. Считайте, Стайлс, что он просто ослабшее звено в цепи, которую я намереваюсь как можно дольше держать в действии, и я пойду на все, что угодно, чтобы это звено не выпало из строя.

— Мне показалось, Говард считает себя незаменимой фигурой в вашем бизнесе, — заметил Питер.

— Да, это на самом деле так. Если бы его пришлось отстранить от работы, то тому, кто пришел бы ему на замену, понадобились бы месяцы на то, чтобы освоиться. Я хорошо знаю вас. Если бы я сказал вам, что отсрочка проекта будет стоить мне миллионы долларов, вы бы, возможно, посмеялись и не стали бы меня слушать. Но я поставлю вопрос иначе. В таком случае мы просто безнадежно отстанем в отчаянной научной гонке и навсегда потеряем положение лидера, а это будет означать для нас конец.

— Так много находится в столь несовершенных руках?

— А знаете ли вы, Стайлс, как все это работает? Вот вы спрашиваете, может ли так много находиться в руках одного человека. Именно благодаря страху, что слишком многое сосредоточено в одних руках, и складывается настоящая ситуация. Чтобы объяснить это на детском уровне, давайте представим, что весь механизм поделен на десять частей. Таким образом, у нас есть десять человек, каждый из которых работает над своей частью. Когда каждый из них закончит свою работу, механизм можно будет собрать. Однако ни один из этих людей не знает в точности, чем занимаются остальные. Поэтому, как вы понимаете, ни один из этих людей не может продать наш секрет. Но если Говарда сейчас отстранить, его десятую часть общей работы придется начинать с нуля, а остальные девятеро будут ждать и ждать, когда работа Говарда будет наконец переделана. В настоящий момент мы близки к завершению и поэтому не можем потерять его сейчас. Мои слова вам что-нибудь разъясняют?

— Возможно.

— За всю свою жизнь я допустил лишь один грубый просчет, — признался Делафилд. — У меня было одно слабое место — Говард. Я рискнул поставить на него. Я сделал это, потому что он мой сын. Единственный раз в виде исключения я изменил свое суждение о людях, которое до настоящего момента остается неизменным. И как всякий другой глупец, допустивший ошибку, я все же надеюсь, что она не окажется непоправимой.

— Стало быть, вы все же испытываете к нему отцовские чувства?

— Теперь уже нет, — сказал Делафилд. — Я испытываю такое чувство, что допустил ошибку, которая способна разрушить не только мою и вашу жизнь, но и жизнь нескольких сот миллионов людей.

— У вас высокие ставки, — сухо заметил Питер.

— Выше, чем вы могли бы представить, молодой человек. И все же давайте будем реалистами. Смерть тех двух олухов, которых нашли в лесу, не имеет никакого значения. Не имеет значения, что будет с Эллен Ландерс. Не имеет значения и то, что будет с Говардом. Но только после того, как он закончит свою работу.

— Сомневаюсь, что могу с этим согласиться.

— На войне, Стайлс, приходится соглашаться со смертью и важных и не важных людей. А все мы, как известно, ведем войну каждый день. Войну за выживание. Вас же учили убивать. Ведь вы говорите, что были морским пехотинцем.

— Да, был.

— Если вы, Стайлс, из каких-то, как вам кажется, морально-этических соображений предадите огласке то, что знаете, результаты этого поступка останутся на вашей совести до конца вашей жизни, которая, возможно, окажется не слишком долгой и не слишком радостной.