Черный Истребитель - Татьяна Апраксина

За компьютером ей не сиделось, даже за игрушкой, и она то и дело выходила в сад, изучая кусты. В наличии были только крыжовник и красная смородина, замечательно кислая. Состояние было слегка лихорадочное. Все это было ново и ни на что не похоже. Особенно - чувство свободы.

«Хочу - про кошку скажу… - думала Танька, общипывая мелкие ягоды, - хочу - про себя. И никаких квадратных глаз, никаких пальцев у виска… бывает же! Или мне это приснилось, и сижу я в метро?»

Реальность походила на сон, но если это все-таки был сон - он был правильным.

Вернулся Герцог. Танька как раз паслась у куста возле калитки, и вышло слегка неловко - этакая Ярославна, ожидающая князя. Но Герцог этого как бы и не заметил, вяло кивнув в ответ на Танькин привет, он отправился прямиком в дом. Танька испугалась, что сделала что-то не так и тихонько присела на лавочку у входа. Где и сидела, пока не стемнело и не похолодало, прислушиваясь к звукам, доносившимся с кухни. Сначала было тихо. Потом звенели кастрюли, хлопали шкафы, слышался смех Маршала и оживленный рассказ Герцога. О чем именно - слышно не было. Местонахождением Таньки никто не интересовался. Вкусно пахло пельменями. Принюхиваясь, Танька задремала.

Проснулась она от деликатного покашливания над ухом. Открыла глаза - над ней стояла, в халате поверх ночной рубашки, Алла Николаевна, дальняя родственница.

– Ты бы в дом шла… здесь ночевать рано. У нас ночи-то холодные, не то, что в Москве.

– Да я в Москве всего живу-то… я из Костромы. У нас в июне ночью и снег может выпасть.

Алла Николаевна покачала головой, поохала.

– Замерзнешь, ох, парни-девки… Иди в дом-то. Или обидели тебя чем - иди тогда, у меня в комнате переночуешь.

– Да нет, не обидели.

– А чего тогда одна сидишь? Тебя уж, небось, искать начали…

– Начали - нашли бы… - буркнула Танька.

Алла Николаевна еще раз покачала головой.

– Ох, парни-девки… а если на Димку обиделась - так не держи в голове пустого. Он когда после тренировки приходит - так не то что слово какое сказать, он, парни-девки, и кулаком огреть может. Устает сильно… Хороший парень, работящий, непьющий, рукастый. И за что ему только такое горе…

– Какое… горе? - спросила Танька, чувствуя себя сплетницей и предательницей.

– Сначала родители в одночасье погибли… альпинисты они были. И так вдвоем и погибли ни за что, лавина погубила, парни-девки… Потом жена сгорела…

– Как сгорела? - недоуменно спросила Танька, обалдевая от избытка информации.

– Ой, дочка, то горе так горе… шалавая была девка, не тем будь помянута, неуемная. Собой видная, а разума - ни на грош, прости меня, Господи, что на покойную… - женщина перекрестилась. - Клуб у нас тут погорел… кто ж ее, брюхатую-то, на танцы-шманцы понес, вот же девка была, все у нее танцы да парни на уме, даром, что и при муже, и с пузом уже…

Танька прикусила губу.

– Такая вот парню судьба, и чем он Господа прогневил-то… ведь не хуже соседских… а они живут как люди. Вон, Володька соседский с утра до ночи глаза заливает, мать колотит, жену с ребенком из дома выгоняет, не работает уж лет пять как. И нет на него Божия гнева…

– Это он тогда поседел? - спросила Танька.

– Да, как раз тогда… утром встал после поминок - пол-головы седой…

Таньке было уже совсем неприятно все это слушать, и она вдруг сорвалась:

– А вы его еще и таблетками кормили…

Женщина покачала головой, запахнула поплотнее халат.

– И это уже рассказал… Знаю, не простит он мне. Да и я сама себе не прощу. А только - не со зла, по недоумию. Осталась я одна с пацаном, своих-то, парни-девки, Господь не дал. Кто ж знал, что в нем - дар… страшно мне было, думаю, болеет парень, болеет головой. Сны ему снились - кричал во сне не-пойми по-каковски… страшно кричал. Иной раз такое говорил, что хочешь - стой, а хочешь - падай. Да и не в себе как бы ходил. Один он у меня, нет другой родни - вот и хотелось вылечить. Это уж потом в нем дар открылся…

– Какой дар?

– Лечить он умеет. И видеть болезни. Так и доктору не суметь. Сколько лет я маялась по женской хвори, уж и так лечили, и так… и грязи, и санатории. А все без толку. А он, как постарше стал, меня вылечил. Руками, парни-девки, хочешь - верь, а хочешь - нет. Кладет просто руки - и горячо так, и хорошо. А как из армии пришел…

– Ну и долго вы еще мою нелегкую судьбу будете обсуждать? - раздался с крыльца насмешливый голос Герцога.

Танька покраснела и прикусила язык, но Алла Николаевна не растерялась.

– Не сердись уж, Димушка… одна я в доме - и поговорить не с кем. Вот, пристала к девке со своими глупостями, а ей меня окоротить неловко.

– Знаю я ее неловкость… где собираются две женщины, там сразу начинаются сплетни. Сделать с этим ничего нельзя, остается только не давать им собираться. Брысь в дом обе.

Танька бочком пробралась на кухню, где кроме нее никого не было, присела в темноте на подоконник. Было очень неловко. И вдруг заболела порезанная накануне рука. Облизывая длинную ссадину на предплечье, Танька глядела в окно и составляла стратегический план извинения. Герцог вошел в кухню неожиданно, встал рядом с Танькой, положил ей подбородок на плечо. Танька попыталась что-то сказать, но Герцог ее оборвал.

– Плющиться не надо. Это все глупости. Пойдем спать…

– Спать? - разочарованно протянула Танька.

– Хорошо, переформулирую: в комнату пойдем.

– Это внушает больший оптимизм…

– Кошка неуемная…

– Ах, так… да убери тогда руки…

– Это был комплимент…

– Сомнительный вышел комплимент…

– Кушайте, что дадено…

– А еще герцог…

– Чего - еще? Так?

– Вау…

– Еще скажи «Oops!»

– Язва…

– Хуже…

Заснули, разумеется, за два часа до подъема.

До аэродрома на раздолбанной «Газели» в компании еще пяти человек ехали долго, и Танька давно перестала понимать, куда именно едут. Сельские пейзажи убаюкивали. Танька пару раз задремывала, просыпаясь на самых крутых выбоинах и самом громком смехе веселой компании скайдайверов. После второй бурной ночи ей было уже все по сараю - и предстоящий прыжок, и все с ним связанное.

Маршал всю дорогу игрался с ножом. Танька попросила посмотреть, оценила суровую тяжесть и вкрадчиво ложащуюся в руку рукоять.

– Вещь… - с легкой завистью сказала она. - Где такие делают?

– Наш, «Нокс» делает. Недорого, классно, сертификат есть.

– Странно… - удивилась Танька. - Им же убить можно.

– Убить можно и вилкой! - засмеялся кто-то справа.

Под дискуссию о том, что в руках мастера и зубочистка - оружие, Танька вновь задремала.

На аэродроме, оказавшемся полем с двумя вертолетами и небольшим строением на краю, уже была толпа народа. Таньку сдали инструктору в компанию к таким же новичкам и забросили. Инструктор был молодым, бородатым и очень терпеливым. Он сводил всех на медосмотр, а потом часа два методично вбивал в два десятка перворазников азы парашютизма. Танька уяснила только одно - парашют все равно раскроется из-за «прибора». А если не раскроется, то надо дергать запаску. Но, кажется, уже не поможет. Потом всех повели получать парашюты.