Всемирный следопыт, 1926 № 09 - И. Окстон

В нашей каюте было очень уютно, если не считать непривычного положения каждой вещи. Только лампа висела совершенно вертикально с наклонного потолка и горела так ярко, словно ей не было никакого дела до окружающей обстановки. Мы погасили ее, устроились, как могли, удобнее в нижних уголках каюты, и крепко заснули.

Разбудил нас среди бела дня возобновившийся грохот в трюме. Опять сильно качало.

Мы посмотрели на лампу: она раскачивалась, приближаясь все больше и больше к одной стороне, — и вдруг повисла неподвижно, прижавшись к потолку… В ту же секунду мы перекувырнулись через голову — и сели.

Осмотревшись, мы увидели, что сидим на стенке, ближайшей к носу парохода. Над нами была противоположная стенка с приделанными к ней койками. Пол и потолок стояли вертикально, а дверь приходившаяся теперь на аршин от нового пола, открылась от толчка, и через нее был виден коридор, подымавшийся вверх, как труба плавильной печи… Действительно, пора было уходить!

Вылезши в коридор и цепляясь за ручки всех дверей, за лампы и карнизы, мы добрались до лестницы. На этот раз она очень удобно спускалась к двери, выходившей на палубу. Но открыв эту дверь, мы увидели, что палуба стоит отвесно, как стена какого-нибудь дома, а там, внизу, фут на двадцать ниже нас, тихо колышется на небольших волнах наша нагруженная шлюпка…

Солнце сияло весело и ярко. Мы сразу не сообразили, в чем дело, и поспешили спастись: Самми первый спустился по канату и, взявшись за весла, поставил шлюпку вплотную к палубе; затем, болтая ногами и сразу ссадив себе кожу на ладонях, спустились мы с Андерсоном. Потом мы отплыли, как можно скорее.

Остановившись на таком расстоянии, которое казалось нам безопасным, мы сложили весла и с сожалением стали наблюдать, ожидая, что вот-вот «Аделаида» опустится на дно Атлантического океана.

Но «Аделаида» стояла вверх кормой, как окаменелая.

Постепенно зыбь улеглась окончательно. Вокруг нас до самого горизонта словно растянулось огромное зеркало… Солнце стало склоняться к западу, и бесконечная гладь приняла чудный зелено-синий оттенок. Не слышно было ни звука, не видно ни одного паруса… Казалось, на всем свете живы были только дельфины, выскакивавшие по временам из воды, да мы трое…

И мы продолжали сидеть, с кислыми физиономиями, опершись локтями на колени и не спуская глаз с удивительной фигуры «Аделаиды».

Вилльям Андерсон первый вспомнил, что мы еще ничего не ели, и принялся раскладывать на скамеечке разную провизию.

Пообедали, поговорили. День прошел. Наступила дивная тропическая ночь, с яркими звездами и луной. Поужинали. Вилльям Андерсон лег после ужина спать, велев разбудить себя, когда будет крушение, но скоро проснулся сам и просидел с нами до рассвета.

На востоке загорелась заря. Мы посмотрели восход солнца и позавтракали; потом пообедали… Еще день прошел! Больше мы не могли выдержать.

— Послушайте, — сказал Вилльям Андерсон: — грести нам некуда… а «Аделаида» держится так вторые сутки. Я думаю, что груз улегся окончательно, ничего не поломав, и судно простоит в таком положении еще очень долго… Самми!

— Что?

— Греби домой.

Самми с удовольствием взялся за весла, я за другие, — и через пятнадцать минут мы подошли к «стене» нашего пловучего «дома». Канат, привязанный к перилам лестницы, висел сверху, из дверей, как мы его оставили, и Самми, влез по нему, как обезьяна. Затем он втащил канат к себе и завязал на нем несколько узлов, после чего уже спустил его снова. Тогда и мы с Вилльямом, благополучно выбрались наверх, хотя порядочно устали от гимнастики.

Взойдя по лестнице с большим удобством, хотя ступая не там, где полагается, а по другим- бочкам ступенек, — мы прежде всего сделали осмотр каютам, и хозяйству. В кладовой и в помещении повара была масса с'естных припасов и всего необходимого, хотя многие вещи перемешались и находились в самых неожиданных местах.

Мы решили, устроиться в двух каютах: нашей прежней и кают-компании, помещавшейся на самой корме. Собрав побольше одеял и подушек из всех кают, мы устроили себе отличные, мягкие постели, гораздо шире и удобнее коек, напились чаю при уютном свете лампы, при чем не могли только воспользоваться столами, привинченными к своему месту и торчавшими теперь вертикально, — и собрались спать. Когда Самми, запирая дверь на палубу, заметил, что идет дождик, Вилльям Андерсон с наслаждением потянулся и проговорил:

— То-то!.. Теперь в шлюпках, в открытом море, насквозь промокнешь, а у нас — вон как чудесно!

* * *

На следующий день, когда разговор зашел о том, что неудобно лазать и прыгать по привинченной мебели, Самми неожиданно вспомнил, что он видел лестницу с железными крючками в помещении повара. Каюта эта была ближе всех к машине, то-есть на несколько сажен ниже нас. Цепляясь за что попало, мы спустились по коридорчику, словно в колодец, и открыли дверцу, бывшую у нас прямо под ногами.

Влез туда только Самми, а мы предпочли смотреть сверху.

Там было несколько темнее, чем в остальных каютах; оказалось что иллюминаторы здесь приходятся уже под водой и свет проникает через слой ее фута в два-три толщиной.

Крепкая лесенка с четырьмя железными крючками по концам действительно нашлась, и Самми, маневрируя между грудой вещей, перевернутых вверх ногами, поднял ее, чтобы подать нам конец сквозь дверцы!. Но, несмотря на усердие, он как-то оступился, промахнулся, — и один из железных крючьев ткнулся в стекло иллюминатора. Стекло было очень толстое, как всегда делается в пароходных оконцах, но удар крючка все-таки пробил его насквозь, и в каюту хлынула струя воды.

Мы поскорее схватили одеяла из ближайших кают и побросали их Самми, чтобы он закупорил отверстие, но вода лилась с такой силой, что это оказалось невозможным. Тогда Вилльям Андерсон приказал Самми не мокнуть понапрасну и вылезать к нам. Зацепивши, на этот раз благополучно, лестницу за порог открытой сверху двери, Самми выбрался из каюты.

Поглядев на сильную струю вливавшейся воды, мы сообразили, что, когда каюта наполнится, вода значительно увеличит вес судна, и «Аделаида» опустится еще ниже. Необходимо было по крайней мере пресечь ей дорогу в наши помещения. К счастью, пароход был новый, все пригнано как следует, и дверь, отделявшая коридор от каюты повара, захлопнулась герметически.

Но Вилльям Андерсон посоветовал закрыться и сверху.

— Неизвестно, насколько осядет «Аделаида», — заметил он: — может быть, дверь с лестницы на палубу опустится до самого уровня воды: ведь, тогда нас тут зальет, как мышей.

Мы послушались его совета, и скоро наш единственный выход на волю был также заделан наглухо. Затем мы уселись, закурили трубки и стали ждать, что будет дальше.

Только Самми, с помощью своей лестницы, разгуливал по всем каютам и сообщал новости. Иллюминаторы один за другим покрывались водой: мы садились все глубже и глубже. Начинало постепенно темнеть, между тем, как в два кормовые окна кают-компании, приходившиеся у нас прямо над головой, мы видели яркое солнце и синее небо.

Разрез «Аделаиды» после того, как чугун «улегся спокойно». 1. Кают-компания; 2. Трап (лестница); 3. Двери кают; 4. Коридор; 5. Помещение повара; 6. Трюм со швейными машинами; 7. Дверь на палубу; 8. Машинное отделение; 9. Трюм с чугуном; 10. Поврежденный форштевень (носовая часть судна); 11. Поверхность воды; 12. Поврежденная труба; 13. Срубленная мачта; 14. Поворотный кран; 15. «Стрелы» (паровые под'емники); 16. Водонепроницаемые переборки; 17. Кубрик (помещение команды).

Вот вода начала просачиваться тонкой струйкой в щелку двери, выходившей на палубу. Но мы живо изрезали перочинными ножами несколько простынь и законопатили щелку так, что больше к нам не могла попасть ни одна капелька.

Затем настала очередь кают-компании: вот — одна пара окон опустилась в воду… вторая… третья, — и, наконец, синее небо с ярким солнцем тоже исчезло…

— Вот мы и совсем нырнули, — спокойно заметил Вилльям Андерсон, набивая новую трубочку.

Но я, оглянувшись и видя сквозь все окна только зеленую воду, невольно вздохнул.

Освещение становилось все более и более странным: словно какие-то зеленые сумерки…

— Ловко! — воскликнул вдруг Вилльям Андерсон и совсем просиял: — «Аделаида» перестала опускаться!

— Почем вы знаете?

— Перестало темнеть.

Последив несколько минут, я убедился, что он прав. Но, на мой взгляд, в этом было мало утешения.

— Что же такое? — сказал я. — Мы уже все равно под водой и можем утонуть так же, как на глубине тысячи фут.

— Утонуть? Как же мы можем утонуть без воды?

— Я думаю, что скоро мы останемся и без воздуха… и задохнемся. А это, по-моему, все равно, что утонуть.

— Без воздуха? Ого, воздуха нам еще надолго хватит, нечего об этом беспокоиться. А вот, что мы не опускаемся глубже, — это отлично! — продолжал он. — На большой глубине у нас, пожалуй, раздавило бы окна огромным давлением воды. Ну, а теперь давайте искать, нет ли еще где-нибудь щелочек.