Сейчас! Не упусти момент – это все, что у тебя есть - Эрик Ларссен

Вигдис опускает глаза. В комнате тихо. Я смотрю на остальных. Они смотрят на Вигдис. Все спокойно. Я спрашиваю, хотят ли они еще чашку кофе.

Когда я записываю такие диалоги с умершими и отпускаю свое воображение на волю, со мной что-то происходит. Это помогает оценить, помню ли я о больших и важных вещах в своей жизни. Многое из того, о чем я пишу, давно затерто до дыр, но от этого оно не становится менее важным. И поэтому я не расстроюсь, если вы подумаете, что я изъясняюсь сплошными штампами: я постоянно убеждаюсь, что людям часто бывает нужно снова услышать эти давно знакомые идеи. Снова и снова. Благодарность. Счастье. Осознанность.

Если вы хотите сделать это самостоятельно, вы можете решить, кем будет ваш собеседник: знаете вы его или нет, мужчина это или женщина, сколько ему лет и кем он был при жизни. Но задайте ему такой вопрос: «Что вы сделали бы по-другому?» Чтобы написать такой диалог, требуется определенное усилие. Но это проверенные приемы, помогающие осознанно обдумать самые важные вещи в вашей жизни. Они позволяют ненадолго остановиться, когда вы поднимаетесь маленькими шажками вверх по склону горы, и проверить, правильно ли вы идете.

Если вы хотите обрести внутреннюю силу, вы должны смотреть на свою жизнь отстраненно.

Человек, обладающий внутренней силой, поднимает взгляд вверх.

Восемь привычек, от которых стоит отказаться

Нытье

Чемпионы тренируются. Неудачники жалуются.

Это было в первые дни учений. Мы получили снаряжение и прошли проверку – забег на 3 км и другие тесты на силу и выносливость. Наконец, с физическими упражнениями было покончено, и мы вышли на марш. У каждого из нас были униформа, шлем, основное снаряжение, ботинки и оружие. Длинной колонной мы шли по лесам вокруг лагеря Трандум. Мы шли не очень быстро: это было просто ознакомительное упражнение. Курсанты в основном молчали. Они сосредоточились на чем-то своем и смотрели вниз на носки своих ботинок и на дорогу. Но некоторым, казалось, все было нипочем. Они болтали и наслаждались происходящим. По крайней мере, поначалу.

Парень передо мной сорвал на ходу несколько ягод дикой малины. Я подумал, что это хорошая идея, ведь мы не знали, сколько нам еще идти. Я тоже начал оглядываться в поисках малины. Увидел, протянул руку и сорвал ягоду, не сбавляя хода. День был жаркий и сухой, и малина показалась мне особенно вкусной. Чем дальше мы шли, тем становилось тише. В лесу вообще было на удивление тихо, учитывая, что по нему маршировало множество солдат в тяжелом снаряжении. Мы уже запомнили, что надо часто пить, особенно в жаркие дни. Я столько раз за день прикладывался к фляжке, что этот процесс стал почти машинальным: сдвинуть автомат в сторону, развернуть верхнюю часть тела, расстегнуть две кнопки, достать фляжку, отвинтить крышку, сделать глоток – и все это на ходу. Я все больше уставал, любые лишние движения давались мне труднее, но дело того стоило. После полудня я почувствовал, что жара и долгий пеший переход меня очень утомили. Заболели ноги, я стал делать более короткие шаги, и мне постоянно приходилось трусцой догонять идущих впереди. Мы держали не самый интенсивный темп, но если долго идти пешком, это все равно чувствуется.

Рядом с нами размашисто шагали офицеры. Они двигались вдоль колонны вперед и назад и наблюдали за нами. Иногда они заговаривали с нами, спрашивали, откуда мы родом, чем интересуемся, как себя чувствуем, но по большей части они просто были рядом и наблюдали.

Я был где-то в середине нашей колонны. Мы шли, почти наступая друг другу на пятки. Где-то впереди, через три курсанта от меня, кто-то начал бормотать. Я услышал:

– Ну и почему нам не скажут, сколько еще идти, – какой в этом смысл?

На это никто не ответил. Курсант продолжал:

– У меня уже все ноги в волдырях. И пятки, и вся подошва, можете себе представить?

И тут кое-что произошло. Офицер, который шел рядом со мной, сделал два или три очень длинных быстрых шага вперед. Он слегка толкнул курсанта правым плечом, врезавшись в него на ходу. Он поднял указательный палец, сурово сдвинул брови и громко произнес два слова:

– ХВАТИТ НЫТЬ!

Потом он остался на месте, а курсант пошел дальше.

Это меня поразило. Все притихли. Ясно, здесь не пожалуешься, подумал я. И хорошо, что это произошло не со мной, ведь я думал ровно то же самое. Реакция офицера произвела на меня сильное впечатление: решительное действие, когда он рванулся вперед, и не в последнюю очередь выражение лица и четкий сильный голос.

Я провел на военной службе восемь лет и за это время понял, что жалобам и нытью в армии не место. К ним относятся неодобрительно. И это на самом деле совершенно естественно. От военных ожидают профессионализма и компетентности в условиях вооруженного конфликта, никто не ждет, что они будут ныть и жаловаться. То, с чем им приходится сталкиваться, тяжело само по себе, и вносить в ситуацию лишнюю негативную энергию совершенно ни к чему. В вооруженных силах такой подход осознанно культивируется: настрой может быть любым, но жалобы строго запрещены, даже в самых трудных условиях. Я сталкивался с необыкновенным оптимизмом и позитивным отношением к тяжелым условиям, когда тренировался в Северной Норвегии. Я встречал жизнерадостных улыбающихся солдат в нелегких обстоятельствах в Афганистане и видел норвежских офицеров, полных решимости, с огоньком в глазах, в Боснии, Косово и Македонии. Оглядываясь назад, я понимаю, что тем далеким летом 1992 года офицер отнюдь не случайно так резко отчитал курсанта, начавшего жаловаться во время марша. Офицеры ясно дают понять, что если у тебя есть проблема, о ней, разумеется, нужно сообщить и приложить усилия к ее разрешению, и ты должен об этом сказать. Но ныть категорически запрещено.

На мой взгляд, в армии сложилась особая культура, которой людям стоило бы уделить больше внимания. Важной частью поведения военных является осознанное выражение себя. Они видят, как сотрудничество и коммуникация влияют на поставленную перед ними задачу. Если организация действий в военное время страдает, последствия всегда бывают трагическими, поэтому армейская культура стремится сохранять позитив и оптимизм даже в трудные времена. В армии, когда дела идут неважно и обстановка становится опасной, вы изо всех сил стараетесь быть на высоте. В мире бизнеса все часто наоборот. Здесь тоже бывают трудные времена: рынки падают, расходы приходится сокращать, – и тогда одни начинают действовать невпопад и работать хуже, а другие принимаются жаловаться. Мне случалось работать с агентами по продаже недвижимости и биржевыми брокерами, которые сразу начинали разговор с жалоб о том, каким рискованным стал рынок. Это был поучительный опыт.

Примечательно, насколько по-разному мы проявляем себя в одних и тех же ситуациях. Мне очень нравится история о двух продавцах обуви, которых отправили в другую страну. Когда самолет приземлился, продавцы увидели, что попали в бедную страну, почти все жители которой ходят босиком. Первый продавец немедленно позвонил начальнику и начал жаловаться на свои неприятности. Бессмысленно пытаться что-то здесь продавать, сказал он, тут вообще никто не носит обувь. Второй продавец, наоборот, обрадовался: он увидел огромный потенциал ситуации, ведь обуви еще ни у кого не было! Я всегда испытываю радостное волнение, когда встречаю людей с таким подходом к жизни. Людей, которые говорят себе: «Я могу выбирать, что делать – жаловаться или искать возможности». Я с удовольствием вспоминаю слова офицера, однажды сказавшего мне, что чем хуже погода на учениях, тем лучше для нас: «Если противник решит, что погода слишком плохая, он будет действовать менее сосредоточенно, и это даст нам преимущество. Чем хуже обстановка, тем нам лучше». Прекрасное отношение! Я с вдохновением думаю об Ингве, который в армии был моим командиром, а теперь стал близким другом: ему удавалось сохранять позитив в худших обстоятельствах. Когда другие жаловались, он находил что-нибудь положительное, на чем можно было сосредоточиться. Я прочел однажды в Financial Times: у всех успешных людей есть одна общая черта – им удается продолжать двигаться дальше, когда остальные сходят с дистанции. Люди, которые жалуются на начальство, на состояние рынка и на конкурентов, намного меньше думают о поисках альтернативных вариантов. Многим кажется, что это трудно изменить, и они могут даже считать, будто в этом есть что-то неестественное. Нельзя же быть таким позитивным! Такой у них девиз.

Я очень уважаю профессии лесника и рыбака. Когда я жил в Валере на востоке Норвегии и учился в начальной школе, мы с классом ездили на экскурсию в Норвежский музей лесоводства в Эльверуме. В одном из залов музея показывали, как жили и работали в старину лесники Хедмарка. Они жили в простых маленьких хижинах в лесу. Почему я до сих пор помню подробности поездки, которая была тридцать лет назад? Благодаря словам экскурсовода, рассказавшего, как холодно было в лесах зимой. Температура опускалась до 40 градусов ниже нуля, и по ночам люди в продуваемых сквозняками хижинах примерзали к стенам, рядом с которыми спали! Они спали, укрывшись стегаными одеялами и натянув на себя как можно больше одежды. Холод, сквозняки и конденсация – и одежда накрепко примерзала к бревенчатым стенам. Пока они спали, их волосы могли превратиться в сосульки. И по утрам им приходилось вырубать себя из стены. «Вот это да, – подумал я. – Круто!» Я стоял в музее, открыв рот. Тяжелая работа с утра до ночи, с коротким перерывом в середине дня, чтобы посидеть у костра, выпить кофе и перекусить. Поздно вечером приходить домой и укладываться спать в ледяной хижине, чтобы наутро обнаружить, что тебе нужно вырубать себя из стены. Вот это были люди. Некоторые из них завоевали международное признание в лыжных гонках, и в этом им наверняка помогла подготовка, полученная в лесах. Среди них был чемпион по лыжным гонкам Гьермунд Эгген. Это позволяет взглянуть на вещи под другим углом: если я начинаю думать, что просыпаться в понедельник утром очень трудно, достаточно представить, что приходилось преодолевать этим людям.