Можете нас поздравить! - Юрий Ермолаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удар был совсем не сильный. Но чего он дерётся? Я хотел дать Федьке сдачи, да вспомнил, что он болен, и воздержался.
— Что это за дневник? — спросил я.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — процедил сквозь зубы Федька и, отвернувшись к стене, прогудел: — Он прошлогодний.
— Прошлогодний? — удивился я. — Как же ты с такими отметками на второй год остался?
— А так и остался, — усмехнулся невесело Принц, — меня этот самый дневник подвёл. Как выяснил я, что в первой четверти буду иметь три двойки, так и купил себе второй дневник. Плохой стал в школе оставлять, а этот домой приносил.
— Сам себе отметки в него выставлял? — спросил Павлик.
— Зачем сам? Мой почерк сразу бы подозрение вызвал. Я старшеклассников об этом просил. Только один подвёл меня крепко.
— Матери наябедничал? — догадался я.
— Что ты! — возмутился Федька. — Это такие парни, хоть огнём жги — не признаются. Тут другое было: написала мне учительница в дневник о том, что я всю неделю хорошо себя вёл. Захотелось мне, чтоб отец прочитал это. А как? Из-за одной надписи плохой дневник не покажешь. Вот я и упросил Ваську Быкова написать мне такую же фразу в другой дневник и за учительницу расписаться. Только грамотей он оказался хуже нас. В одной фразе три ошибки сделал. Отец у меня не профессор, но сообразил, что здесь что-то нечисто. Пошёл утром с дневником к учительнице и всё выяснил.
— Досталось тебе? — спросил Павлик.
— А тебе бы отец после этого на мороженое дал?! — съехидничал Федька и, умолчав о перенесённом наказании, добавил: — После отец велел мне этот дневник на виду держать. А выкинуть только тогда, когда у меня настоящий дневник таким будет. Вот он и лежит, глаза мозолит. — Принц-Федька сокрушённо вздохнул. — Я этим дневником почти три четверти пользовался. Если бы батька раньше меня подловил, я бы не остался. А тогда подтягиваться уже поздно было.
— Видишь, поздно, а у нас ещё есть время, — сказал я, — давай заниматься.
— Сейчас?! — опешил Принц-Федька.
— Ну да!
— Нет уж! Сейчас не буду. Я от этих грустных воспоминаний так расстроился, что ничего в голову не пойдёт. — Федька отвернулся к стене и накрыл голову одеялом.
Так мы и не уговорили его взяться за уроки. Только перед уходом предупредили, что придём завтра в это же время. Пусть не думает, что отделался от нас.
Чёрные дни
На другой день мы пришли к Наследному Принцу точно в назначенное время. А его в комнате нет. И на столе записка:
«Дорогой звеньевой, уходи-ка ты домой. А не то как налечу, растопчу и проглочу. С приветом Ф. Б.».
— О нём заботишься, а он такие приветствия пишет, — рассердился Павлик. — Пошли, в самом деле, домой!
— Сначала поищем его у соседей, — сказал я, — далеко он упрыгать не мог.
Но только мы дошли до двери, как услышали голос Федьки:
— Эй вы, педагоги, стойте! Чего шум поднимать, тут я.
— Сейчас же вылезай заниматься, — потребовал Павлик, оглядывая комнату в поисках Принца, — у нас каждая минута рассчитана.
— Вот и не ходите ко мне, — простонал Принц-Федька и вылез из-под кровати.
— На завтра нам задали природоведение и упражнение по русскому письменному, — сказал я, — начнём с природоведения.
Мы сели к столу. Я раскрыл учебник и стал читать. Федька тут же заохал и демонстративно повернулся к нам спиной.
— «Мы идём, как следопыты, все пути и все дороги нам открыты…» — тихонько запел он.
— Ты в уме? — сказал Павлик и постучал себе по лбу, а потом по столу.
Федька замолчал. Я начал читать снова.
Природоведение мы учили часа два. Прочитаю я несколько строчек, закрою книгу и повторю их наизусть. За мной повторял Павлик, а как очередь доходила до Принца, он молчал.
— Что ж ты? Повторить не можешь? — сердились мы.
— Почему не могу? — возражал Принц.
— Ну так повторяй!
— Что?
— То же, что мы.
— А что вы повторяли?
— Ты что, глухой? — злился Павлик и читал уже выученный нами абзац ещё раз.
Но вместо того чтобы повторить услышанное, Принц-Федька кричал:
— Вам бы так ногу растянуть, наверное, волком бы выли. Не могу я с больной ногой про горы учить! Мне, может, больше всю жизнь по ним не лазить… — И он притворно всхлипывал.
Ну и артист, получше Юрика Белякова!
— Ладно, по горам тебе не лазить, а читать-писать придётся, — наглядевшись на Федьку, сказал я. — Переходим к русскому языку.
Пока мы с Павликом доставали тетради, Наследный Принц лежал на кровати не шевелясь, точно неживой. А как только мы приготовили всё для письма, Федька объявил:
— Писать в постели не буду, можно одеяло испачкать. Упражнение делаю в голове.
Я прочитал первую фразу и вставил в слова пропущенные буквы. Во вторую фразу пропущенные буквы вставлял Павлик, а в третью — Федька. Он называл буквы не думая, просто наугад, вдруг подойдут. Написана, например, фраза: «Почтовые голуби очень ценные». В слове «почтовые» пропущено первое «О».
— Какую букву вставишь? — спрашивал я Наследного Принца.
— Будто сам не знаешь, — отвечал он.
— Мы-то знаем, а вот какую ты вставишь? — начинал сердиться Павлик.
— «А»! — гаркнул Федька. Не то нарочно, не то в самом деле не знал.
— По-твоему, надо говорить «пачта», а не «почта»? — спрашивал Павлик, краснея от злости.
— По мне хоть «пучта», — отвечал Принц и хохотал, дёргая от смеха здоровой ногой.
До чего же он был в этот момент противный! Одна оттопыренная нижняя губа чего стоила! Я бы на его месте вообще так не гоготал, чтобы губа не шлёпала, как лягушка.
После русского мы вернулись к природоведению. Федька понял, что от нас не отвертеться и, чтобы мы поскорее ушли, кое-как повторил за нами весь параграф.
— Наконец-то отмучился! — крикнул он нам, когда я и Павлик пошли к двери, и нарочно громко, с облегчением вздохнул.
В следующие дни было ещё хуже. Только мы принимались за уроки, у Федьки сразу начинала ныть нога, и он говорил, что боль мешает ему сосредоточиться. Мы делали перерыв, ждали, когда боль утихнет, и снова начинали учить. А Федька придумывал новую причину не заниматься. Говорил, будто у него так устроена голова, что в ней всё должно отлежаться. Только после этого он может повторить прочитанное и соображать.
От таких занятий у меня самого болела голова, а по ночам вместо нормальных, человеческих снов, про ссоры с девчонками или встречи с марсианами, мне снились цифры и знаки препинания. Они набрасывались на меня и требовали, чтобы я заставил Принца правильно решить задачу или расставить в предложении запятые. Этот противный сон снился мне несколько ночей подряд. Точно я смотрел один и тот же фильм в нашем Доме культуры. Павлику я, конечно, ничего не говорил. А то он ещё со своей «медицинской» точки зрения запретит мне заниматься с Федькой. А не послушаюсь, расскажет сон моей маме. Он знает, что моя мама очень мнительная. Павлик уже перестал верить в то, что мы сможем подтянуть Федьку дома. Всё время твердит вроде моего папы: «Ничего у нас не выйдет, зря только время тратим».
«Может, и в самом деле зря», — подумал я как-то по дороге от Федьки.
У моего дома нам встретились Ираида Кондратьевна и Игорь. Они шли из школы.
— Почему такие унылые лица? — спросила Ираида Кондратьевна.
— Небось от Батова идёте? — угадал Игорь.
— Мальчики, — обратилась к нам Ираида Кондратьевна, — после занятий с Федей вы берите его тетради и приносите мне. Я буду ставить ему отметки за домашнее задание.
Мне это понравилось. Теперь Федька будет стараться больше. Всё-таки тетради не останутся лежать у него на этажерке.
— И ещё вам нужно порешать с ним задачки третьего класса, — продолжала учительница, — ведь в математике всё очень тесно связано между собой. Не помнишь одного, не поймёшь другого.
— Он заданные на дом задачки и те не решает. А за третий класс и подавно не будет, — возразил Павлик.
— Потому и не будет, что не умеет, — ответила ему Ираида Кондратьевна, — а когда разберётся, станет решать с удовольствием.
«Может, в этом вся загвоздка, — подумал я. — Надо проверить. Завтра нам как раз зададут задачки на повторение. Предложу ему самую лёгкую и посмотрю, справится ли».
— А я хочу сообщить вам приятную новость, — перебил мои мысли Игорь.
— Какую? — встрепенулся Павлик.
Игорь достал из папки газету и помахал ею перед нами.
— В этой газете напечатан Указ Президиума Верховного Совета о Наде Матвеевой. Ей посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
— Ну?
— Вот это да! — ахнули мы.
— Смотрите! — сказал Игорь.
На морозном ветру трудно было развернуть газету. Но мы всё-таки нашли то место, где напечатан Указ.
— Ура-а-а! — закричали мы так громко, что двое прохожих даже обернулись, а пожилой дяденька в меховой шапке сердито покачал головой.