На пути к не открытому до конца Кальдерону - Н. Балашов

Даже в век наиболее полного затмения славы Кальдерона, в эпоху Просвещения, «Саламейский алькальд», может быть в еще большей степени, чем «Жизнь есть сон», жил в переводах, переработках, постановках за пределами Испании.

В основе сюжета драмы Кальдерона подлинное событие 1580 г., зафиксированное в архивной записи в Саламее-де-ла-Серена (провинция Бадахос в Эстремадуре), уже обработанное Лопе де Вегой в драме, от которой сохранилась, судя по иному характеру строфики, чья-то чужая одноименная переработка. Кальдерон, вероятно, знал (видел, читал список?) и драму Лопе и ее переработку.

«Саламейский алькальд» полон стихов-эмблем и ситуаций-эмблем. Капитан дон Альваро де Атайде под обманным предлогом вторгся в женскую половину дома Креспо и, встретив сопротивление брата Исабели, молодого Хуана, нагло кричит ему:

Крестьянин честь свою имеет?

Хуан

Совсем такую же, как ваша.И пахаря не будь, не будетИ капитана на земле.

Резню останавливает лишь неожиданное прибытие генерала дона Лопе де Фигероа, быстрого на решения: «Мужчин, и женщин, дом, всех к черту…»

Когда ситуация будто разрешается, дон Лопе наедине спрашивает у Педро Креспо (отца), известно ли ему, что перед ним был капитан?

Креспо

Свидетель Бог, вполне известно,Но будь он даже генерал,Когда б моей коснулся чести,Его убил бы.

Дон Лопе

Кто посмел быИ у последнего солдатаХоть нитку тронуть на плаще,Его повесил бы немедля.

Креспо

И если б кто посмел у честиМоей задеть хотя пылинку,Его повесил бы сейчас.

Дон Лопе напоминает, что крестьянин обязан терпеть повинность; Креспо заявляет о готовности отдать именье, жизнь,

Но честь — имущество души,И над душой лишь Бог властитель.

Уже видно, какая ситуация складывается в драме, и еще раз понятно, какова, по Кальдерону, его антиконтрреформационная вера, призванная защитить от высших сословий и от их государства достоинство человека из народа, а не гнуть его ярмом, как хотел великий инквизитор у Достоевского.

В «Фуэнте Овехуне» восставшие крестьяне убивают феодала-насильника, мятежного по отношению к короне. Но Фердинанд и Исабелла выступают не столько объединителями Испании, сколько первыми дворянами государства. Они из классовой солидарности приказывают подвергнуть крестьян поголовной пытке, чтобы установить и наказать непосредственных убийц мятежника. Королевская власть в «медовый месяц» объединения сама сплачивает крестьян против своей политики, сама создает предпосылки для того, что Лопе де Вега назвал «grande revolucion». Ни женщины, ни дети под пыткой не выдают зачинщиков и твердят только мирное имя всего селения: «Фуэнте Овехуна» («Овечий источник»). Первой опоминается Исабелла Кастильская, предлагая замирить крестьян и превратить героическое местечко в государственный домен, подвластный только короне. Драма Лопе, хотя речь идет о восстании против одного феодала, показывает и потенциальную широту событий и с необыкновенным воодушевлением воссоздает атмосферу революционного действия. Не случайно историю непосредственно советского театра иногда исчисляют с постановки в 1919 г. в Киеве Марджановым именно этого произведения. Позже «Фуэнте Овехуна» и «Саламейский алькальд» стали литературными эмблемами народно-революционной войны 1936–1939 г. в Испании.

По сравнению с неуемной динамикой событий у Лопе драма Кальдерона «ситуационнее», монументальнее. Действия саламейского алькальда и стекающихся к нему вооруженных крестьян открывают раскол всей страны, дошедший в данном случае до вооруженного противостояния крестьян и дворян, народа и королевской армии во главе со знаменитым полководцем, распорядившимся применить ее мощь — вырезать и жечь сопротивляющееся селение целиком:

Дон Лопе

Здесь капитан в тюрьме вот этой.Солдаты, ежели откажутЕго нам выдать, подожгитеТюрьму, а если все селоВ защиту встанет, сжечь селенье…

Солдаты

Смерть мужикам!

Дон Лопе

Там к ним подмога подоспела.Взломать тюрьму, сломите двери.

В эту не самую удачную для него минуту прибывает король Филипп II. Некоторые старые издания, в том числе то, которым пользовался Бальмонт, помещали здесь ремарку, объясняющую вынужденность дальнейших решений короля, если он не хотел в момент португальского похода угрозы «grande revolucion» в тылу: «Выходят солдаты, и дон Лопе с одной стороны; и с другой Король, Креспо, крестьяне и свита». Победа крестьян заложена в такой ремарке, где король оказывается на той же стороне, что крестьяне и их алькальд.

В «Фуэнте Овехуне» на первом плане горячая молодежь, сама пламенная Лауренсия, на виду — действие, отчетливо выявляющее противостояние двух Испании. В «Саламейском алькальде» на первом плане пожилой крестьянин, умудренный ходок за мужицкие нужды, избираемый в самый нужный момент алькальдом, т. е. на первом плане не бег действия, а противостояние, чреватое всеобщим столкновением и «grande revolution». Кальдерон понимал, что он пишет. Креспо размышляет: нас «нужно не только учить, // Как биться ловко и красиво, // А почему, за что нам биться…» По сравнению с этой проблемой и с внутренним действием — поединком воплощающего военноадминистративную дворянскую верхушку доном Лопе и крестьянским избранником алькальдом Педро Креспо — остальное как бы раскрытие этого конфликта.

Бесчинства армии на собственной территории, изнасилование наглецом капитаном Исабели Креспо, внутренне развитой и душевно богатой (как у крестьян Фуэнте Овехуны, у нее высокоренессансное представление о любви: она «есть чувство красоты, к которой испытываешь уважение…»), Исабели, не готовой, однако, как Лауренсия у Лопе, поднять меч на нового Олоферна, вводят в самое главное. Едва узнав о несчастии, Педро Креспо получил известие, что избран алькальдом, и ему вручают жезл правосудия. Он смиренно просит капитана смыть бесчестье браком, но когда в ответ сыплются одни оскорбления и насмешки, берет жезл и со своими мужиками вершит суд. Капитан такому суду неподсуден, но крестьяне знают, «почему, за что нам биться», и поскольку под угрозой возвращения дона Лопе с войсками и прибытия короля медлить нельзя, капитана судят и казнят не подобающим для дворянина образом — удушением в гарроте (деревянной удавке).

Эту картину — удавленного капитана — королю и дону Лопе еще предстоит увидеть. В первом издании (1651) Кальдерон или молва дали драме совсем зловещее заглавие: «El garrote mas bien dado». Интеллигентнейший перевод был бы «Никто не казнил справедливее», а более близкий к кошмарно-гойевскому смыслу — «Удавлен поделом»…

Избрать такой, хотя общеизвестный, сюжет для сцены можно было в большом гневе и в условиях всеобщего брожения в Испании 1640-х годов. Отпадение Португалии от Испании в 1640 г. аннулировало единственное успешно — с точки зрения Филиппа II — доведенное им до конца крупнейшее завоевательное мероприятие. Тогда, в 1580 г., давлением, оружием, подкупом он добился, что его как сына португальской принцессы признали королем Португалии, а значит и ее гигантских владений в Африке, Индии, Индонезии и Бразилии. По протяженности обитаемой береговой линии от соединения владений Испании и Португалии получилась величайшая империя за всю историю человечества. Это погубило Испанию, ибо страна во многом превратилась в паразитический придаток, призванный править этой империей, притом экономически никак не обоснованными чудовищными мерами принуждения. Филипп II видел «славу», а об объеме скрытой в ней катастрофы не задумывался. Однако непосредственные опасности — необходимость держать войска в Португалии и другие — он понимал. Поэтому осложнять ситуацию неожиданным конфликтом со своими же кастильцами или эстремадурцами на пути в скрыто бурлившую Португалию не хотел.

Можно подумать, что Кальдерон «обыгрывает» официальное прозвание короля «благоразумный» и заставляет его отступить перед крестьянским самосудом над офицером-насильником, перед логикой алькальда. Кресло говорит королю: «И если кто // В главнейшем справедлив, что значит, // Коль погрешил он в наименьшем?»

«Благоразумный» Филипп, увидев задушенного капитана, останавливает репрессии против крестьян:

Дон Лопе, это свершено уж.Смерть присудили справедливо,А тот, кто в главном справедлив,Грешить он может в наименьшем.…Я в Португалию спешу.В местечке этом оставайтесьАлькальдом и притом бессменным.

Читатель уже привык к тому, что Кальдерона надо читать внимательно. В драме несколько раз упоминается о выборности как об источнике авторитета алькальда, так что король, проявив неслыханную милость, все же подпортил хоть «в наименьшем», утвердив алькальда на свой монархический манер.