Долгорукий. Суетолог Всея Руси (СИ) - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

Получается, что после победы над Тёмным богом я тут нафиг никому не нужен со всеми своими способностями и талантами?

Боль… какая боль…

— Значит, у меня осталась дорога лишь в императоры… — вздохнул я.

— Куда-куда? — Алексея Петровича накрыла новая волна шока.

— Э-э-э… в нагибаторы, я хотел сказать. В нагибаторы, да. В любом случае надо будет разобраться в делах рода. Злокозненный дядя наверняка оставил какую-нибудь пакость напоследок.

— Он вполне мог, — закивал дворецкий. В его глазах на миг промелькнуло удивление. Кажется, раньше юный наследник не проявлял такого пристального внимания к делам рода…

— У вас есть ещё что-нибудь? — спросил я.

— Нет, княже, это всё… — поклонился он.

— Хорошо. Чуть позже я хочу обсудить с вами кое-какие вопросы касательно дел рода, моих вассалов, моей родни и всякого такого… всё вот это вот, о чем я так резко забыл.

— С удовольствием отвечу на все ваши вопросы, княжич!

— Хорошо. А пока я вернусь к сударыне Пушкиной… — я бросил взгляд в сторону Милы. Та с кем-то переговаривалась по телефону. И при этом очень бурно жестикулировала свободной рукой.

— Мудрая стратегия, княжич. Род Пушкиных довольно влиятелен… Князь Пушкин души не чает в своей дочери. Укрепление связей с ними сыграет на руку Долгоруким!

— Ага…

Интересно, подумал я, князь Пушкин ведь не обидится, если вдруг узнает про наши с Милой шуры-муры? Как в этом мире вообще дела со свободой нравов?

Я кивнул дворецкому и вернулся к Миле, которая как раз заканчивала эмоциональный разговор по телефону. Судя по всему, это были её родители.

— Да, да, папочка, я в полном порядке! — с ноткой раздражения повторяла она, — Нет, нет нужды присылать за мной вертолёт и отряд телохранителей! Ну, па-а-ап!

Наконец, она попрощалась и отключила телефон.

— Ох, извини, Кир! — Мила закатила глаза, — Родители чуть с ума не сошли, когда узнали о вчерашнем. Да ещё и из новостей… Уверена, они уже выслали сюда вертолёт с отрядом спецназа! У тебя здесь случаем нет вертолетной площадки?

— Ну… — я бросил взгляд на просеку в чаще, — Вот там вроде свободная площадка есть среди поваленных стволов. Пусть садятся. Только клумбы пусть не топчут, а то иначе я озверею, и война кланов будет неизбежна…

Она тяжело вздохнула и откинулась на спинку плетеного кресла. Я сочувственно похлопал её по плечу.

— Это всё потому, что я их единственная дочь и наследница, — грустно сообщила она мне, — Полный отстой…

Я улыбнулся. Иногда княжна говорила как высокородная дворянка, но в минуты сильных переживаний переходила на молодежный сленг. Иногда это звучало очень забавно…

— Они родители, — мягко сказал я, — Они просто беспокоятся о тебе.

— Да знаю я! — вспылила Мила, — Но иногда их опека просто невыносима! Они всю жизнь держат меня взаперти в нашем особняке, окружив телохранителями! Я и шагу ступить не могу без сопровождения! Мы вчера поругались, а я взяла и сбежала из-под присмотра телохранителей! В элитный дворянский клуб к подругам! И меня тут же похитили! Как назло!

Взаперти держат в особняке? Думаю, тут княжна всё-таки немного преувеличивает. Эмоции, всё такое.

Вот почему она вчера не предупредила родителей. Знала, что за ней пришлют спецназ с вертолетом. И выбрала провести время со мной.

— Да-а-а… дела, — протянул я и улыбнулся, — Представляю, что они чувствуют. Разок отпустили дочь в клуб, и тут же она оказалась на алтаре у кровавых культистов с темными богами…

Она фыркнула и принялась нервно расхаживать по лужайке.

— Я устала быть избалованной принцессой в золотой клетке! Хочу хоть иногда почувствовать себя нормальным человеком! А не фарфоровой куколкой, которую всё время оберегают в стеклянном шкафу!

Я кивнул с пониманием. Должно быть, нелегко расти в атмосфере всепоглощающей опеки и контроля.

— Ты права, Мила. Им пора привыкнуть, что ты взрослеешь и хочешь больше свободы, — согласился я, — Но ты должна доказать родителям, что ты сильная. Что можешь за себя постоять. Какой смысл от такой свободы, если в случае проблем сразу бежать к маме и папе?

— Я сильная! — пробурчала княжна. Вокруг нее вспыхнуло золотое сияние покрова. Но не очень яркое, — Воть… что умею.

— Неплохо, — кивнул я, — Но как видишь, этого оказалось недостаточно.

— Но что мне тогда делать? — насупилась она.

— Стать сильнее, — я подмигнул ей, — Это единственный путь. Тренируйся. Каждый день, шаг за шагом. И постепенно из этих маленьких, почти незаметных шагов сложится великая сила.

— Так в жизни не бывает. Тебе легко говорить, — вздохнула княжна, — Ты вон такой сильный, что даже покров никогда не активируешь…

— Ещё как бывает. Иногда даже сильнее, чем нужно… — вздохнул я. Сжал и разжал кулак, — Ещё будешь скучать о тех временах, когда была слабой…

— В смысле? — она с недоумением посмотрела в мою сторону.

— Долгая история…

Она подошла ко мне и прижалась к моей груди. Я осторожно обнял её и услышал, как бьется в груди её маленькое, но храброе сердце.

— Кир… — прошептала она.

— Да?

— Можешь помочь мне стать сильнее? Если вдруг на меня снова большой толпой нападут культуристы…

— Культисты.

— …я хочу дать им отпор! И валить всех с одного удара!

И в этот момент совсем рядом раздался оглушительный визг…

— А-а-а!.. Кто-нибудь, помогите! — это была наша веселая горничная Маша. Правда, сейчас ей, кажется, было совсем не весело.

Она отбивалась от огромного чудовища с десятком извивающихся щупалец вместо лап. Тварь выглядела как плод любви динозавра и слизня, ее склизкую бледно-розовую плоть покрывали толстые чешуйки. Из пасти, усеянной рядами острых зубов, сочилась едкая слюна, разъедающая траву.

Одно щупальце чудовища обвилось вокруг талии Маши, подняло её высоко в воздух. Девушка отчаянно брыкалась, пытаясь вырваться. Со всех сторон к ней тянулись новые извивающиеся щупальца…

Да что такое? Хочется уже боярскими делами заняться, ан нет, лезет всякая хтонь… Откуда они вообще взялись?

— Пусти, гадость! Не смей трогать меня своими мерзкими отростками! — кричала Маша, яростно колотя щупальца метлой, — Я тебе сейчас так врежу, так врежу по башке! А ну отвали от меня, тварюга!

Я прыгнул в их сторону, подлетев метров на десять в воздух. Перехватив Машу на лету, я оторвал щупальце, обвившее ее талию. Монстр взвыл от боли. Я приземлился и аккуратно опустил разъяренную девушку на траву. Обрывок щупальца бросил в траву, где он начал судорожно извиваться.

— Гад ползучий, щас я тебе устрою! — Маша вырывалась из моих рук, красная от злости и возмущения. Её глаза пылали праведным гневом, — Я тебе сейчас так заеду, что все твои