Лекарство для безнадежных - Кирилл Григорьев

— Зачем ты это сделал?

Бомж несколько раз дернулся, словно в судорогах.

— Что сделал?!

— Поджог вчерашний.

— Ах, это…, — как показалось Петровскому, с облегчением произнес Иван. — Страшный человек… Демон…приказал…. Дал денег…

— На бензин?

— Дал денег…

— На бензин? — переспросил Петровский.

— Да…, — произнес бомж одними губами.

Говорить ему, очевидно, было трудно.

— Как он выглядел?

Бомж молчал.

— Как выглядел страшный человек?

Его губы вновь вспомнили о молитве.

Петровский закрыл зажигалку и поднялся.

— Дайте ему воды, — посмотрев на майора, сказал он. — Может еще что-нибудь расскажет.

— А ловко вы это проделали, — восхитился тот. — Надо будет взять на вооружение.

— Берите, — пожал Тарас плечами. — Только зажигалку лучше не одноразовую иметь — иначе пальцы сожжете. Кстати, мне почему-то кажется, что совершил он не только поджог.

Майор вопросительно поднял голову.

— Что-то страшное, — пожал плечами Петровский. — Что-то, чего боится сам. Даже вспоминать боится.

— Ну, что, Тарас Васильевич, трогаемся? — спросил Тополев.

Петровский не успел ответить.

Из темного угла, где сидел бомж, внезапно раздался чистый и ясный голос.

— Так это Петровский, что ли? Прости, не узнал сразу.

Майор дернул фонарем, и луч света вонзился в угол, выхватив из темноты грязное лицо с шевелящимися губами.

— Погасите свет! — почти крикнул Тарас.

Темнота снова шагнула в камеру.

— Это я, — осторожно сказал Петровский, моргая глазами. — Но кто ты?

— Не узнал, да? — ехидно спросил голос. — Твой старый знакомый, Тарас Васильевич. Сколько лет, сколько зим.

— Выйди, покажись.

— Всему свое время, Тарас. Я выйду, когда мне это будет нужно. А сейчас хочу сказать тебе только одно. Будь осторожен. Будь очень внимателен и осторожен. И паренька своего лучше останови. Потому, что если он попадет ко мне, Москва это надолго запомнит.

— Да, кто ты?! — в сердцах бросил Петровский.

Иван Житцов молчал.

У входа в отделение они закурили.

Майор и Петровский, нервно роняя пепел.

Тополев все никак не мог справиться с пуговицами плаща.

— Кто это был? — спросил майор после долгой паузы.

Петровский пожал плечами.

— И что нам теперь с этим типом делать?

— Отдайте его нам, — предложил, наконец, Тарас. — Завтра утром. Все равно, доказать его участие в поджоге практически невозможно. Может быть, нашим специалистам удастся хоть что-нибудь из него вытянуть.

— На что это вы намекаете? — прищурился майор. — Пытки?

Тополев нервно рассмеялся.

— Конечно, нет, — покачал головой Петровский. — Глубокое сканирование подкорки.

— Знаете ли, как вас там? А, Тарас Васильевич, мы — люди простые и таких слов не знаем. Знаем только одно: преступник должен сидеть в тюрьме.

— Он завтра ото всего откажется, — вздохнул Петровский.

— Подождем до послезавтра, — упрямо сказал майор. — Некоторым временем мы все-таки располагаем.

— Да что у вас есть на него? — едва не рассмеялся Тарас. — Пробки от бутылок? Запах бензина? Смешно же, в самом деле.

— У меня есть его признание, — угрюмо произнес майор. — А завтра я постараюсь получить его в письменном виде.

Он щелчком отбросил сигарету в темноту.

— Постойте, — поймал его за локоть Петровский. — Андрей Александрович, верно?

— Да.

— Вы — последний из могикан, майор Величко. Я рад, что познакомился с таким представителем нашего закона. Но, к несчастью, наш с вами товарищ очень скоро окажется снова на свободе. И тогда, возможно, будет поздновато.

Майор поиграл желваками.

— А вот тогда, — ответил он, — вы и займетесь вашим глубоким сканированием.

Вадим Немченко

Сашок приехал в восемь, очевидно, сильно воодушевленный вчерашней сценой в ангаре. Деликатно посигналив, поднялся на крыльцо. Дверь ему открывала заплаканная Машка.

— А…. Папа?

— Здесь я, — отозвался хмуро Немченко.

Стоя на коленях, он старательно выковыривал кухонным ножом пулю из стены.

— Здорово, Сань.

— Доброе утро, Вадим Дмитриевич, — интеллигентно кивнул Сашок из прихожей. В присутствии Маши Немченко запрещал называть себя шефом.

— Заходи, не разувайся. И так — бардак.

На пороге гостиной глаза Сашка округлились.

— Во, те на! — только и смог сказать он. — Чего это у вас, ше… Вадим Дмитриевич?

Немченко с хрустом выдернул из стены расплющенную пулю и, подбросив ее на ладони, швырнул на стол, к остальным.

— Пострелял ночью немного, — распрямляясь, сказал он. — А ты как?

Маша у двери всхлипнула и быстро пробежала по лестнице наверх. Через секунду ее дверь хлопнула.

Они проводили ее взглядами, потом посмотрели друг на друга.

— Я-то ничего…, — растерянно промямлил Сашок.

— Тогда поехали? — спросил Немченко как ни в чем ни бывало.

Сашок молча кивнул.

Вадим сгреб со стола пули с гильзами и засунул пистолет в брюки. Оправил рубашку. Сашок, как завороженный, следил за его действиями.

— Ну, чего встал? — уставился Вадим на него.

— А где…? — развел руками Сашок и, покосившись на лестницу, добавил. — Ну, труп?

— Какой труп? — не понял Немченко.

— Парня Машиного, — пояснил Сашок. — Это вы его, да? Мне забирать или вы уже сами все сделали?

Секунду Вадим соображал. Потом понял и едва не взорвался от хохота. Все-таки удержался и несколько раз вздохнул, успокаиваясь.

— Сам уже, — ответил он. — На заднем дворе.

— А Маша как?

— Сам видишь, как, — пожал Немченко плечами. — Плачет все.

— А-а….

Немченко помотал головой и пошел в прихожую.

— Ты молодец сегодня, — заметил он, одевая ботинки. — Не опоздал, во время.

— Я теперь всегда во время буду, Вадим Дмитриевич, — горячо ответил Сашок, все еще в растерянности оглядывая гостиную. — И вообще, вы уж извините меня, если я чего не так делал. Честное слово, не со зла.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Немченко, потопав ботинками. — Ладно, пошли.

Всю дорогу до офиса они молчали.

Сашок сосредоточенно вел машину, а Вадим изредка посматривал на его крепкий лысый затылок, листая «Московский комсомолец», купленный по пути у метро. Впрочем, и Сашок на него косился, бросая украдкой осторожные быстрые взгляды в зеркало заднего вида.

Уже у самого офиса Немченко не выдержал и взял Сашка за плечо. Тот дернулся, как от удара током.

— Расслабься, — сказал Вадим. — Пошутил я. Не убивал я никого. Так, пострелял только.

— Постреляли? — недоуменные глаза Сашка появились в зеркале. — В доме своем? Просто так?

— Да, — пожал Вадим плечами.

Сашок замолчал.

Они подъехали к шлагбауму и молодой охранник решительно направился к машине. Оглядев пропуск, махнул рукой кому-то в будке:

— Поднимай!

— Извините, — сказал он Сашку, возвращая пропуск. — Я первый день на работе.

— Да ладно.

Они проехали между рядами машин и, развернувшись, припарковались на постоянном месте.

— Ты, чего, Сань, а? — поинтересовался Немченко. — Чего замолк-то?

Сашок решительно заглушил машину.

— Знаете, Вадим Дмитриевич, — сказал он, поворачиваясь. — Я думал, что уже заслужил ваше доверие. А вы считаете, что нет, да?

— Да я тебе правду говорю! — почти возмутился Вадим.

— Правду, — кивнул Сашок. — А что же, если вы никого не хоронили, у вас в гостиной так землей пахло? Ну, дымом, — понятно. Стреляли много. Но землей-то, Вадим Дмитриевич? Гнилой осенней землей. Так от всех ребят вчера пахло, когда они тех двоих, да Толяна закапывали. Ну, что я запаха земли не узнаю, что ли?

Вадим открыл рот.

У него внутри вдруг что-то оборвалось.

Он медленно облизал пересохшие губы.

— Знаешь, что? — сказал, наконец, после паузы Немченко. — Я тебе, Сань, теперь верю, как самому себе. Каюсь, закопал парня. Но все случившееся только между нами.

Голос позвонил через два часа.

Вадим только заканчивал утренний кофе с ореховым печеньем, когда в очередной раз пробудился его мобильный телефон. Номер на экране не определился.

Немченко секунду размышлял — отвечать, нет — потом решительно поднял трубку.

— Будь здоров, Вадим, — поздоровался Голос, как ни в чем, ни бывало.

Немченко едва не подавился печеньем.

Несколько мгновений пытался откашляться.

— И тебе, — сказал он, отдышавшись. — Как там твое одиночество?

— Не надо так со мной, — после паузы произнес Голос.

— А как надо? — осведомился Немченко. — Ты что-то попутал, парень. Себе приказы я отдаю самостоятельно. Ищи себе другую шестерку, понял?