Подвойский - Николай Тихонович Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай не рассчитывал, что хор сразу привлечет к себе внимание. Поэтому первые концерты давали бесплатно, на открытых площадках. Но не избалованная подобными зрелищами ярославская публика встретила хор восторженно. Малознакомые, очень мелодичные украинские песни вызвали немалый интерес. О хоре заговорил город, сообщила местная газета. Тогда рискнули дать благотворительный концерт «в пользу несостоятельных малороссийских студентов». Плата за вход была минимальная. Публика откликнулась и на этот концерт. Разрешение губернатора выступать в других городах и уездных центрах было очень кстати — наступавшая зима лишала хор возможности использовать открытые площадки. Закрытых же залов было немного, и там хор уже побывал.
События развивались по задуманному Николаем плану. Хористы радовались успеху. Было довольно и начальство — хор способствовал утверждению авторитета лицея. Николай же радовался больше других, потому что была подготовлена почва для реализации главного в его плане. О нем знали пока только руководители Ярославской группы «Северного рабочего союза». Николай предложил им использовать перемещения хора по губернии для связи, транспортировки нелегальной литературы, а хористов из лицейского социал-демократического кружка — для пропагандистской и агитационной работы в уездах. Более того, он считал возможным отчислять часть денег, собранных на благотворительных концертах, в партийную кассу для оказания помощи репрессированным революционерам и их семьям, издания нелегальной литературы, закупки оружия. Его предложения были приняты. Правда, возникло сомнение, согласятся ли хористы отчислять средства, ведь люди в хоре разные.
— «Разных» у нас немного, — заверил Николай. — Мы поработаем с ними… Или избавимся от них. Хор будет работать на партию.
Николай свое обещание выполнил. Вплоть до середины октября 1905 года лицейский «Хор малороссийских студентов» был активным пропагандистом идей партии средствами революционной песни, одним из источников пополнения партийной кассы. Его поездки по Ярославской и соседним (вплоть до Вологды) губерниям использовались и для партийных связей, и для транспортировки нелегальной литературы.
…В конце 1901 года в пансионе на Власьевской произошло событие на первый взгляд малозначительное, но сыгравшее в скором времени большую роль в жизни Михаила Кедрова и Николая Подвойского. К ним подселился Александр Августович Дидрикиль, работавший агрономом губернского земства. Он был лет на семь-восемь старше их, сам в революционной борьбе не участвовал, но придерживался демократических взглядов и помогал, как мог, революционной молодежи. В частности, увидев бедственное положение Николая, который перебивался уроками и случайными заработками, Александр Августович предложил Подвойскому место статистика в земстве. Николай с радостью согласился: статистические сводки дадут богатый материал для революционной пропаганды и агитации. Работа статистиком была удобна и тем, что статистические карточки можно было брать домой и обрабатывать их в любое время, лишь бы к сроку было сделано. У Николая же день забирала учеба в лицее, почти каждый вечер он отдавал партийной работе и хору. Время на заработки он выделял с большим трудом. Теперь же он получил возможность работать над статистическими материалами хоть ночи напролет. Заработок был, правда, небольшой, но постоянный.
Подселение Александра Августовича привело к появлению в пансионе в качестве гостей его многочисленных братьев и сестер. В семье Дидрикилей всего было десять детей. Трое из них — Мария, Ольга и Нина — активно участвовали в революционной борьбе.
Однажды самая младшая из семьи Дидрикилей — Нина — получила от А. М. Стопани задание, связанное с поездкой в Пермь. Он посоветовал ей сначала получить инструкции у Николая Подвойского. Она пришла в пансион, постучала в дверь и, получив разрешение, вошла. Перед ней в расшитой рубахе, чуть прислонившись к столу, стоял Николай Подвойский. Девушка без робости и с некоторым любопытством посмотрела на Николая, не отрывая взгляда, прикрыла за собой дверь и, помедлив, сказала пароль. Николай ответил, но ответил машинально. Он был поражен, увидев перед собой эту высокую, стройную девушку — совсем юное существо с льняными волосами и большущими синими глазами. Николай не мог оторвать взгляд от ее синих глаз. «Как родники», — мелькнула мысль.
— Вы товарищ Подвойский?
— Да, да, конечно, Николай Подвойский, — засуетился он. — Давайте знакомиться.
— А я Нина Дидрикиль, — сказала девушка, подавая ему руку.
Николай ощутил в руках ее сухую, крепкую ладонь. Кажется, впервые в жизни он так растерялся. Стал искать стул, кинулся за ним в соседнюю комнату, хотя в своей у стола стояло два стула.
Так встретились первый раз украинский парубок Микола Подвойский и латышка Нина Дидрикиль, встретились, чтобы сразу расстаться. Но, находясь вдали друг от друга, они не забывали об этой встрече и думали о новой. И она состоялась, несмотря на все сложности жизни подпольщиков.
Нина и ее сестры нечасто, но бывали в пансионе. Ведь здесь, у Кедрова и Подвойского, под видом музыкальных вечеринок проводились нелегальные собрания и конспиративные встречи. Впрочем, многие из них действительно заканчивались музыкой. Великолепная игра Михаила на рояле доставляла участникам огромное наслаждение, снимала усталость и напряжение. Тем более что играл Миша не просто мастерски, а с особым чувством и вдохновением. (Лишь позже он признался, что играл в те вечера для скромно сидевшей в уголке Лели — Ольги Дидрикиль.) Его сменял Николай. Он задушевно, с легкой грустью заводил украинские песни: «Взяв бы я бандуру», «Ой, нэ свиты мисяченьку» и другие. В эти минуты он, может быть, вспоминал родную Черниговщину, отцовский дом, детство. Но Николай обычно только начинал с широких и раздольных песен. От них он переходил к шуточным, а заканчивал, как и требовала его живая натура, задорными, залихватскими песнями вроде «У сусида хата била» или «Ой пид вышнэю».
Эти встречи для двух друзей стали желанными. Они их ждали. Вскоре Михаил Кедров и Ольга Дидрикиль стали мужем и женой. Николая же, когда он видел Нину, брала какая-то оторопь. Весельчак и балагур, он вдруг терялся, смущенно и некстати улыбался. У него словно отнимался язык, голова становилась пустой и какой-то бесполезной. Он только слышал, как «бухает» его сердце. А она, словно любуясь его смущением, спокойно, ласково смотрела на него своими синими глазами. Было в этом взгляде что-то гипнотическое.
