Настоящие - Екатерина Белецкая

Лин посмотрел на Клео долгим изучающим взглядом.

— Всё настолько серьёзно, ты думаешь? — спросил он. — Подожди с выводами. Судя по тому о чём мы говорили раньше, это не более чем проекция. Но и не менее…

Клео подался к Лину:

— Рыжий, пойми. Милая песенка про этот самый клевер, — он взял цветки и смял их в пальцах, запачкав перчатки зелёным соком, — не просто одна из его любимых песен. Она была последним, что он спел перед казнью. И его аллюзия на образ этих цветочков лишь одна. Смерть. И вот — именно клевер, именно белый, именно невозможный… Да, я боюсь, Рыжий. Хотел бы я ошибиться!

— Так. — Лин разом посерьёзнел, напускная весёлость тут же куда-то делась. — Клео, пойми простую вещь. Сейчас ни Пятый, ни я ни в чём разобраться просто не сумеем. Не в состоянии. Через несколько дней или вы будете у нас, или мы у вас. Подумаем вместе. Посмотрим. Пока соблюдайте осторожность, хорошо?

Клео поднялся.

— Соблюдаем, — мрачно ответил он. — Мы всё учтём, спасибо. Вы не обязаны нам помогать…

— Но мы периодически вынуждаем вас это делать, — заключил ехидный Лин. — Клео, ты в шантаже никогда не практиковался? Нет? А в вымогательстве?

— В этом у нас специализируется Рауль, — сказал Клео. — А что?

— Значит, он тебя научил, у тебя хорошо получается, — съязвил Лин. — Но для начала рекомендую всё же потренироваться на кошках.

— На кошках? — Клео приподнял бровь, и на пару секунд в его лице проступила растерянность. — В каком смысле?

— Ну берёшь кошку… — начал было Лин, но осёкся, вспомнив, что на Эвене кошки — большая редкость. — Или хотя бы этого пройдоху, Котёнка Фери. Ставишь его в… ну… в общем, ты его ставишь перед фактом. Понимаешь?

Клео впервые за весь разговор улыбнулся.

— Понимаю, — сказал он. — Увы, наш Котёнок уже почти вырос, хотя поставить его иной раз перед… Словом, не помешало бы. Лин, я всё понимаю, но нам больше не к кому обратиться за советом.

— Точно! — сказал Лин со значением. — Именно так ты ему и говоришь. Фери, ты большой парень, и сейчас нам больше не к кому обратиться за советом. И даёшь ему на переделку годовой баланс вашей бухгалтерии. Типа Джовис помешалась, она в Рауля втюрилась и работать не хочет. Остался только он, типа что так.

— Да, это очень смешно, — согласился Клео. — Лин, может быть, прислать Рауля? Вечером он будет свободен и с удовольствием поддержит твой юмор.

— Да нет, не надо, — милостиво позволил Лин. — Мы же приедем… Клео, постоянная жизнь на Эвене плохо на тебя влияет, заметил?

— Что есть «плохо», Лин? — возразил Клео риторически. — Скорее, меня изменяет жизнь вне Эвена… Впрочем, Раулю это по душе.

— Ты превращаешься в гипсовую рыбу, — недовольно произнёс Лин. — Надменную, противную, пыльную, сохлую гипсовую рыбу, и это мне не нравится. Понял?

Клео опустил глаза и молчал несколько секунд. Смутился, что ли?

— Но, Лин, позволь… — начал он.

— Не позволю, — категорически заявил Лин. — Ничего я тебе не позволю!

— Хорошо, — согласился Клео. — Я учту. И вот что, пожалуй…

Он шагнул к Лину и очень быстро — Лин не успел отстраниться — провёл рукой по его волосам. Вернее, хотел провести, но призрачная рука прошла сквозь них.

— Береги себя.

Фигура Клео растворилась в воздухе.

Лин укоризненно покачал головой, затем усмехнулся. Нет, это бесполезно. Клео не переделать, если он что-то вбил себе в голову, это навсегда. Но на Эвене придётся держаться от шефа госбезопасности на «госбезопасном» расстоянии.

— Джовис, — пробормотал он. — Однако. Ей бы ещё косички с ленточками. И воздействие… Господь Вседержитель, это когда-нибудь кончится?

Ответом ему была ватная тишина. Лин тяжко вздохнул, сел в кресло возле туманного окна и крикнул в пространство: — Тон! Меня сегодня выпустят отсюда?

4

Радал Скеари

… представление о Системах Контроля закладывает в миропонимание человека такие понятия, как «господство» и «рабство», потому что люди, принимающие на веру существование Систем, тем самым добровольно лишают себя Свободы Выбора. Всё предопределено, всё решено заранее. Именно поэтому мы с негодованием отвергаем факт существования Систем; наша первоочередная задача — сохранение полной Свободы Воли ваших Граждан.

— Хе-э-э-э-эй! Тяни, тяни!

Солнце ещё не обжигало, но утренняя роса уже сошла на нет под его лучами. В ботинок забился камушек, ногу натирало, но останавливаться было никак нельзя, потому что если остановишься — расплескаешь воду. Хатра не рассердится, она не умеет сердиться, но расстроится.

— Хе-э-э-э-эй!..

Тяжело. Но хотя тебе всего-то десять лет, ты мужчина. И ты должен идти первым, налегая изо всех силёнок на ремённую постромку, и тянуть, тянуть, тянуть неподъёмную бочку в гору. Десять раз за день. Привыкай, малыш, жизнь не сахарная лепёшка, так у всех.

Сестра, привычно упираясь ладонями в отполированный тысячами прикосновений бок бочки, в этот раз толкает и страхует. Если что, сумеет удержать. Радал, было дело, споткнулся, но тут же потянул с удвоенной силой. Вот и подъём стал не таким крутым, и камушек сам из ботинка выскочил, почти пришли.

Они с сестрой были Водовозы.

Вся их семья испокон века зарабатывала одним и тем же способом — возили целебную воду для туристов, приезжавших в Эбро отдохнуть и полечиться. Радал понятия не имел, от каких болезней помогает эта самая вода, и он, и семья пили её всю жизнь — и точно так же, как и все, болели и в свой срок уходили с этой земли. Глупо думать, что вода лечит. Но если платят, что ж не возить?

Воду подавали на гору в особых бочках из родников внизу. Бочки делали ещё дед и прадед Радала. Дубовые, самшитовые, липовые дощечки подбирались особым образом, стягивались тонкими железными обручами. Запах дерева, конечно, через столь долгое время стал неразличим, но умная Хатра вспомнила, что мать кидала в бочонки ароматные свежие щепочки — и вода начинала пахнуть чистым деревом.

— Ах, шэн… — говорили друг другу изысканно одетые дамы, передавая по кругу глиняную кружку с водой, — До чего приятный аромат!.. Где, ну где ещё, кроме Эбро, попробуешь такую прелесть? А как она бодрит!.. Я просто чувствую, как во мне прибывают силы!

Радал стоял за бочкой, глядя, как дамы, переговариваясь, уходят по узкой улочке вниз, в сторону гостиниц. Откуда дамам было знать, что такое Эбро? Не тот Эбро, о котором толковали рекламные листы, а другой — настоящий?