ПВТ. Тамам Шуд (СИ) - Ульяничева Евгения

Эфор упал на колени, качнулся головой вперед, в пропасть, куда с ревом низвергалась пенная толща водопада. Скальный уступ был не шире табуретки. Геликтит присосался к стене и теперь сидел, полностью сливаясь шкурой с горной породой.

Сверху валила вода.

Эфор прижался к стене и напился, смачивая иссушенное болезнью горло. Оловянная чума. Прикрыл глаза, прижался лбом к холодному камню.

Значит, Тамам Шуд. Ничто иное. Лут был отравлен Золотом, интоксикация его не могла не вызвать ответную реакцию природы Первых. Поставленные Лутом сторожами, с трудом выбившие себе место и право существования, Оловянные были беззащитны перед этой первой волной, вливающейся в кровь, в ихор Лута. Первые первыми встретили удар. Тамам Шуд предварял свое появление, ослабляя сопротивление Лута, сметая его защитную функцию.

Дети, его дети. Оловянная чума не собирала цветы по одному, она одним взмахом скашивала все поле. Всех, всех. Всех детей Эфората. Всех, отмеченных темной полоской на хребте.

И всех отбраковок.

Вот только последние имели шансы ее пережить, вылежать в своей крови и желчи, сбросить кожу и обрасти новой. Мастер посмотрел на свои руки. Еще розовая, нежная, тонкая. Без следа черных нитей, силков чумы.

Он точно знал, что и Лин спасся. Сам видел его, сам вывел. Но и Лин его запомнил. Но это было неважно, неважно, потому что Оловянная чума, точно брошенное копье, поразило Эфорат в сердце. Не осталось силы, заплота, способного удержать волну Оскуро.

Золото. Тамам Шуд.

Отбраковки, подумал Мастер. Хом Полыни.

Глава 10

10.

Гильдия торговцев с их поддержкой Утробы и движом за освобождение рукавов Оскуро сидела не то что у Гаера в глотке — уже в самой заднице. А Гаер, надо сказать, терпеть не мог, когда кто-то начинал иметь виды на его зад.

— Вздерните уже придурков!

— Всех не перевешать, — Эдельвейс был само бесстрастие. — К тому же, Гильдия исправно платит взносы Башне.

— И она же исправно роет нам всем могилы.

Гаер почесал бровь, рассматривая то, что осталось от старины Фата. Не фартовый Фат, надо же.

Постучал себя по бедру, пропел тонким голосом:

— Из чего же, из чего же, из чего же, сделаны наши мальчишки? Из кишочков, из позвоночков…

Неру заинтересованно склонила голову к плечу, слушая. Гаер подмигнул гиноиду:

— Всегда путал экорше и кашпо, представляешь? А тут… Два в одном, не ошибешься.

Эдельвейс покосился, но возражать не стал. Супротив правды не попрешь.

Гаер прошелся по маленькой, тесной, кубик-комнате. Они успели раньше местных гвардейцев, застали и побоище на первом этаже, и убоище на втором.

И документы, в стенной нычке. Их бережно извлекли и подменили другими. Чтобы Утроба не сразу хватилась.

— По-вашему, это сотворил кто-то из Эфората?

— Именно так, — Гаер вздохнул, — а я так надеялся лично подвесить ублюдка за яйца…

Ублюдка, посмевшего посягнуть на неприкосновенное — на брата арматора.

О, Лин. О, нимфа.

Арматор поскреб бритый висок. Пластина, заменяющая кусок живого черепа, всегда ныла на перемену погоды. Встроенный барометр-гигрометр.

— По Луту есть информация?

— Вспышки, арматор.

— Каскады? Хамсин?

— Нет. Пока точечное пробивание.

Рыжий прижал пальцами веки.

Башня гудела. Гул ее был гулом Гаеровых костей. Башня была — костницей. Горой черепов.

Как-то он полагал, что будет проще. Не иметь возможности прибрать названного брата за спину, прикрыть плечом оказалось паршиво. Кто бы знал.

— Нам пора?

— Еще нет. Нужно, чтобы все хорошенько замешалось. Нужен хаос. Густой, чтобы ложка стояла, ух!

Только хаос способен по-настоящему дестабилизировать Башню. Пошатнуть ее, чтобы Гаер успел вылучить момент и завалить старуху, взять за горло. Показать, кто в курятнике петух.

Иначе зря все это Гаер затеял.

— Арматор! — в комнату, едва не снеся плечами косяки, вшагнул ближник. — Хом Оливы атакован. Первый хамсин Нума.

Гаер криво усмехнулся. Кивнул Эдельвейсу:

— Вот теперь — пора. Будет у меня для тебя отдельное задание, парень…

***

Дарий Первый и Единственный, Князь, правитель Хома Оливы и соправитель Хома Мурано, перегнулся через перила балкона. Стиснул пальцами резной мрамор, провожая взглядом стройные ряды личной дружины — бивни.

Порыв теплого ветра донес солнечный запах лимонов, морской соли и пыли. В саду заливались птицы, вторя им, звенели голоса вплетенных в солому колокольчиков. Только люди молчали.

На прекрасные, Лутом благословенные земли Дария посягнула какая-то немытая дичь.

Отвратительно.

Круто обернулся, хлестнув распущенными волосами отступившего советника. Стража ждала распоряжений.

— Подготовить Червя. Докладывайте по ходу движения, Малек.

Коридоры летней резиденции были просторны и пусты, как тело выброшенной на берег раковины. Наложниц увезли, слуги попрятались. Стража вытягивалась, провожая молодого правителя встревоженными взглядами.

Малек торопился, но все равно не поспевал за стремительным, как лиса, Дарием.

— Они прошли зонтег, о Венценосный, наши дежурные не успели поднять тревогу, сработали буи. Обрушились в районе долины Этола и пошли сплошной волной. Движутся к морю. В настоящий момент происходит эвакуация гражданского населения, но, о Венценосный… Было зарегистрировано еще одно вторжение, со стороны Тихих Гор.

— Берут массой, — прошипел Дарий, стискивая кулаки. — Варварская дрянь. Посмотрим, что они ответят моим Птицам.

— Но это большой риск, о Венценосный, поднимать их теперь.

— Дурак и трус, — отрезал Дарий, железными пальцами поймал советника за шиворот и буквально притиснул лицом к окну. — Видите это, милый Малек? Видите золотое небо? Это Нум. Хангары, Малек! И они не уйдут, не получив кровь всех, кто живет на этом Хоме. Локуста, видите ли, жрут мясо, чтобы иметь силу плодиться…

Отпустил человека. Одернул тунику, поправил фибулу.

Княжение давало не только власть, но и знание. Хом знал, как развивается Нум. Знал это и Князь.

— Надо бить, пока они до моря не добрались и яйца не вылежали. Вы поедете со мной, — приказал сухо. — Мне надо, чтобы рядом был некто, способный подстраховать в случае непредвиденных обстоятельств.

Малек склонился.

— Как прикажете, о Венценосный. Почту за честь.

Дарий поморщился. Советника своего, по совместительству шпиона Хома Арабески, он предпочитал держать под рукой, но не слишком жаловал. Трусости в нем было больше, чем ума.

— Я бы предпочел Гилберта, но он, что вероятнее, уже бьется в первой линии обороны, а не топчет коврик в моей спальне.

Малек, покосившись, сошел с коврика. Дарий переодевался в рабочее; помогали ему молчаливые служанки с эбеновой кожей и топазовыми глазами, дочери Хома Д’мт. Ездовой костюм представлял собой вариант комбинезона с ремнями-электродами, завязанными в одной точке на спине, аккурат посреди лопаток. От этой точки шла жила, управляющая мозгом червя.

Дарий недовольно хмурился — для лучшей проводимости костюм вымачивали в специально подготовленной воде, и в нем Дарий мерз изрядно.

— Теперь к лифту.

Такую роскошь, как лифт, для Дария вывезли с Хома Метрополиса. В каждой своей резиденции Венценосный методично устраивал шахты, открывающие доступ к собственной ездовой скотинке.

К Червю.

Еще когда спускались, почувствовал мелкую дрожь земли. Малек так вовсе вспотел — путешествовать таким образом ему еще не доводилось. Обычно Князя сопровождал Гилберт, седоватый и угрюмый приближенный из бивней. Дарий сосредоточенно проверял крепление лент-электродов.

Когда его только избрали на Княжение, Дарий и понятия не имел, что Хом густо изрезан сетью подземных ходов. Старых ходов — новые точить было некому. В наследство от Старого Князя ему достался Червь — конструкция наподобие змеиного скелета, где кости были разбавлены металлом, а обшивка представляла собой смесь шкуры и гибкой, пластичной, гибридной субстанции. Хом сказал, что то был последний Червь, и что выела его паразитарная сущность. Опустошила. Заместила собой мозг и шкуру. Незачем ей было плодиться.