Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

– А волосы у нее черные? – Любые крохи сведений завораживали Шарпа.

– Ты же знаешь, я тебе сто раз говорила. Длинные, черные. Она с такими родилась, потом эти выпали, а сейчас растут новые. И носик у нее маленький. Не как у меня и не кривой, как у тебя.

– Может, она не моя.

Тереза со смехом двинула Шарпа кулаком:

– Твоя. Она вопит, как ты.

Тереза состроила гримасу, передразнивая Шарпа, и завопила так, что он не выдержал и повалил ее на кровать. Они лежали молча, ливень хлестал в окно, и Шарп гадал, что ждет впереди, на грязной каменистой дороге.

– Может, нам пожениться?

Тереза не ответила. Она лежала рядом, слушала дождь, голоса внизу, потом цокот копыт у конюшни.

– Кто-то приехал.

Шарп промолчал.

Она погладила шрам на его щеке:

– Ты поселишься в Касатехаде?

Стать чужаком в чужой стране? Мужем Терезы, на ее иждивении? Он вздохнул:

– Может быть. После войны.

Она улыбнулась, понимая, что ответ бессмысленный. Война с французами идет в Испании уже четвертый год, а страна по-прежнему под властью врага. Никто уже не помнит мирных времен. До этой войны Испания воевала с Англией, пока ее флот не потерпел сокрушительного поражения при Трафальгаре, когда испанские и французские корабли были потоплены или захвачены в плен. Нет мира и за границей. Россия, Австрия, Италия, Пруссия, Дания, Египет, Индия – повсюду война, а теперь даже американцы заговорили о ней, словно юная нация хочет доказать, что устоит вместе со старыми в буре, уже два десятилетия сотрясающей земной шар. Война ведется на трех континентах, на всех океанах, и многие думают, что это последняя война, конец всему, завершающая катастрофа, которая предсказана Библией. Один Бог ведает, когда она кончится. Может быть, когда последнего француза, грезящего мировым господством, втопчут в кровавую грязь.

Тереза поцеловала Шарпа:

– После войны, Ричард.

Ее рука легла на карман его рубашки; тотчас пальцы нырнули внутрь и вытащили золотой медальон с портретом Джейн Гиббонс. Шарп похитил медальон у погибшего брата Джейн. Тереза откинула крышечку, насмешливо улыбнулась:

– Ты встречался с ней в Англии?

– Да.

– Хорошенькая.

– Наверное.

Он попытался отнять у Терезы медальон, но она крепко сжала кулак.

– Наверное!.. Хорошенькая, ведь правда?

– Да, очень.

Она довольно кивнула:

– Ты на ней женишься.

Шарп рассмеялся над этим нелепым предположением, однако Тереза покачала головой:

– Знаю, женишься. Иначе зачем бы носил ее портрет?

Ричард пожал плечами:

– Из суеверия? Он спасает мне жизнь.

Тереза нахмурилась и перекрестилась: лоб, живот, правый сосок, левый – крестное знамение, чтобы отогнать беса.

– Какая она?

Шарп накрыл Терезу одеялом – ее единственное платье сохло у очага.

– Стройная, все время улыбается. Очень богатая и выйдет за очень богатого человека. – Улыбнулся. – Она мягкая. Уютная.

Тереза отмела подразумеваемый упрек – только дураки отказываются от возможности жить в роскоши и уюте.

– Как вы познакомились?

Шарп смущенно попытался сменить тему, но Тереза настаивала:

– Скажи – как?

– Она хотела знать, как погиб ее брат.

Тереза рассмеялась:

– И ты сказал?

– Правду – нет. Я сказал, что он, храбро сражаясь, пал в битве с французами.

Тереза снова рассмеялась. Она знала, что лейтенант Гиббонс пытался убить Шарпа и что Патрик Харпер заколол лейтенанта штыком. Шарп вспомнил темную церквушку в Эссексе, белокурую девушку, слушавшую его сбивчивый рассказ, и белую мраморную плиту, насмехавшуюся над правдой о ее порочном, эгоистичном, жестоком брате.

В память лейтенанта Кристиана Гиббонса, уроженца этого прихода, который 4 февраля 1809 добровольно перешел из местной милиции в Южный Эссекский полк и затем воевал в британской армии против тирании в Испании. Он отличился на Талаверском поле, где день и ночь отражал атаки врага. Такова была его отвага, что он, устояв перед натиском превосходящего врага, вместе со своей ротой двинулся в наступление и отбил французский штандарт, первым совершив в Испании подобный подвиг. Доказав таким образом свое мужество и силу духа, Кристиан Гиббонс пал смертью храбрых 28 июля 1809 на двадцать пятом году жизни. Этот монумент воздвигнут в память его героизма сэром Генри Симмерсоном, командиром победоносного полка, и местными прихожанами. Лето Господне 1810-е.

Шарп смеялся про себя не только над тем, что сэр Генри ухитрился запечатлеть в мраморе свою якобы заслугу в пленении «орла», хотя тогда уже не командовал полком, но и над тем, что все написанное на плите – ложь. Гиббонса и близко не было, когда Шарп и Харпер пробились сквозь вражеский батальон и отбили штандарт, но плита будет здесь, окруженная мраморными трофеями, когда правда давно позабудется.

В дверь постучали.

– Кто там?

– Прайс, сэр.

– В чем дело?

– Вас хотят видеть. Внизу.

Шарп ругнулся.

– Кто?

– Майор Хоган, сэр? – Прайс произнес это вопросительно, как если бы Шарп впервые слышал фамилию.

– О черт! Спускаюсь!

Тереза смотрела, как Ричард натягивает башмаки и пристегивает палаш.

– Это тот Хоган, которому мы посылали бумаги?

– Да. Он тебе понравится. – Шарп пощупал ее платье – по-прежнему сырое. – Спустишься?

Она кивнула:

– Скоро.

В гостиничном зале было шумно и весело. Насквозь промокший Хоган сидел у раздаточного окошка. Майор-ирландец протянул руку, но прежде указал на офицеров:

– Они в добром настроении.

– Думают, что легко возьмут Бадахос.

– Вот как? – Хоган поднял брови, потом подвинулся, освобождая Шарпу место на скамье. – Слышал, вы стали отцом.

– Интересно, хоть кто-нибудь еще не знает?

– Не стыдитесь. Это замечательно. Вина?

Шарп кивнул:

– Как вы?

– Замерз, промок, в хлопотах. А вы?

– Просох, согрелся, бездельничаю. Какие новости?

Хоган налил вина и достал табакерку.

– Французы трясутся как мокрые курицы. Они не пытаются отбить Сьюдад-Родриго, не направляют войска на юг, а вместо этого шлют друг другу письма со взаимными обвинениями. – Хоган поднял стакан. – Ваше здоровье, Ричард, и здоровье вашей семьи.

Шарп смущенно покраснел, но стакан поднял. Хоган взял изрядную понюшку.

– Как вас сюда занесло?

Глаза майора увлажнились, рот открылся, и он чихнул так, что смог бы затушить канделябр.

– Клянусь Моисеем, Марией и Марфой, крепкий табачок!.. Бадахос, Ричард, всегда Бадахос. Я взгляну на него и доложу Пэру. – Он утер усы. – Имейте в виду, вряд ли крепость сильно изменилась с прошлого года.

– И что? – Шарп знал, что Хоган был при обеих неудачных попытках взять Бадахос в 1811-м.

Хоган пожал плечами:

– Сволочная крепость, Ричард, сволочная. Стены как лондонский Тауэр, да еще поставьте Виндзорский замок на холме у реки. Рвы, куда может провалиться целая армия. – Ирландец покачал головой. – Я бы не очень надеялся.

– Так худо?

– Кто знает? – Хоган хлебнул вина. – Крепость большая, французы не смогут оборонять каждый