Особое задание (СИ) - Горъ Василий

Татьяна, видимо оставшись вполне довольной моей реакцией, сквозь клубнику промычала что-то вроде: «Прошу к столу»!

Я сначала подумал, что это уже слишком, но потом решил не усложнять и без того запутанные отношения и принялся за еду. Следуя лозунгу «Руки прочь!», выписанному взбитыми сливками по-русски на ее правом боку, я надкусил котлету и слизнул с живота немного пюре. Татьяна захихикала. Тогда я совсем разошелся, и под аккомпанемент ее сдавленного смеха разделался с основным блюдом. Плотоядно оглянувшись вокруг, я заметил салатик и прошелся по ее бедрам. Смех усилился; к нему добавились судорожные подергивания и сдавленные вопли «Щекотно!». Когда я добрался до пирожных, ее тело ходило ходуном от уже не сдерживаемого хохота, по лицу текли слезы, а вся кожа покрылась мурашками. Но я был неумолим: я уничтожил весь десерт до последней крошки, слизнул все сливки без остатка, а потом задумчиво посмотрел на несчастную клубничку, потерявшую весь свой товарный вид. Но «голод — не тетка, просто так не уболтаешь», как как-то выразился Вован, и я склонился над лицом Татьяны. Однако тут меня ждало жесточайшее разочарование: стоило мне поднести губы к клубничке, как та исчезла в прелестном ротике, а мои губы уткнулись в ее язычок. При этом руки девушки, освобожденные от тяжести вазочек, обхватили меня за шею, и я не смог даже тявкнуть! Впрочем, если быть честным перед самим собой, я и не пытался.

Насладившись ее губами, я поднял ее на руки и понес в ванну, где жестоко замочил ее в воде с солидной добавкой пены. Намылив мочалку, я добросовестно принялся смывать с нее остатки своего ужина. Протестуя против беспредела, Татьяна пыталась вырваться, потом убеждала меня в том, что ее трусики и лифчик в стирке не нуждаются, но я оказался непреклонен. Отмыв ее дочиста, я завернул ее в полотенце, дождался, пока она, ворча себе под нос, выпростает из-под него мокрое белье, потом отнес ее в постель, подоткнул ей одеяло и прошептал ей на ушко:

— Спасибо, перекусил я неплохо! Где бы, интересно, нормально поужинать?

Татьяна обмякла в моих руках и попыталась притянуть меня к себе, однако я осторожно освободился от ее объятий и прошептал, глядя в ее обиженные глаза:

— Мне хватило ужина! Честно-честно! Добавка будет лишней! Тем более, что клубнику ты коварно сожрала!

Девушка вздохнула, кивнула головой и ответила:

— И тебе спасибо! Спокойной тебе ночи, мой ковбой!

Я немного поласкал ее голову, прижавшуюся к моей ноге, дождался, пока она уснет, и спустился в зал, чтобы сбросить накопившееся напряжение. Думать не хотелось. Спать — тоже. Поэтому пришлось бить морду моей груше по имени «Роджер». В чем я и преуспел.

«Роджер» стоически сносил побои, укоризненно глядя на меня и пытаясь понять, в чем же он виноват сегодня.

— Собственно, ни в чем! — успокоил я его и снова врубил серию ударов по его самым уязвимым местам. — Но тебя это не касается!

Глава 8

Следующие два дня мы почти целиком потратили на оформление документов в университете, где Татьяна должна была пройти какой-то там курс обучения. Девушка играючи прошла все тесты и нарвалась на недоуменный вопрос преподавателя:

— А зачем Вам, собственно, этот курс? На мой взгляд, ваши знания куда шире! Я бы посоветовал вам попробовать себя в чем-нибудь другом. Или серьезно заняться наукой! С вашей головой вы бы могли зарабатывать неплохие деньги! Я бы дал вам рекомендацию к профессору….

Татьяна, сдерживая смешок, посмотрела на меня, потом повернулась к преподавателю и, довольно скромно потупив глазки, ляпнула:

— Денег и так до фига! Я вот поучиться хочу! Так, для общего развития! Может, вы подскажете что-нибудь, что бы меня заинтересовало?

Преподаватель поперхнулся на полуслове:

— Девушка, Вы не понимаете, перед Вами открываются ослепительные перспективы!

— Вот именно, ослепительные! — заметила Татьяна и ворчливо добавила: — Ослепят так, что вся жизнь пройдет стороной, а своего счастья я и не замечу. Нет уж, пусть этой наукой занимаются те, кому не на кого опереться. А я просто поживу. В свое удовольствие! Спасибо, сэр! — добавила она и повернулась ко мне: — Ума не приложу, чем же мне заниматься эти два месяца?

— Да ладно, расслабься, что нибудь придумаем!

И ведь действительно придумали! Татьяна решила пройти ускоренный курс по юриспруденции. Правда, такого в программе не было, но алгоритм решения проблем такого рода мне был хорошо знаком, и к вечеру следующего дня программа обучения и вся необходимая литература была у нас на руках. Татьяна особенно обрадовалась тому, что посещать стены ее новой «Alma Mater» нужно только раз в неделю. А остальное время она может быть предоставлена сама себе.

Время полетело стрелой: Татьяна с непередаваемым упрямством грызла гранит науки часов до шести вечера, потом мы обычно ехали на пляж, где катались на серфинге, скутерах или просто валяли дурака. Иногда мы выбирались куда-нибудь потанцевать, но, как ни странно, особого энтузиазма эти выезды у нее не вызывали. Я все свободное время тренировался в зале и тире, просто валялся на диване за ее спиной, читая книги или просто любуясь непослушным локоном на ее шее. Увы, чем дальше, тем больше волнения вызывало у нее необъяснимое молчание телефона, и, наконец, ожидание закончилось.

Телефон заверещал вечером, на исходе третьей недели ее пребывания у меня в гостях. Я снял трубку и в ответ на свое «Алле!» услышал усталый рык Вована:

— Привет, братан! Как у вас там, все путем?

— Для сельской местности потянет! А у тебя?

Татьяну, услышавшую русскую речь, словно сдуло со стула. Она мгновенно оказалась рядом и мертвой хваткой вцепилась в мою руку с телефоном.

— Да как тебе сказать? Хреново! Тут такое творится, что по телефону не объяснишь. Хорошо, хоть какой-то просвет появился! — в голосе Вована сквозило отчаяние наполовину с дикой усталостью. Судя по голосу, он не спал дней пять — семь.

— А как там наша девочка? — голос его заметно потеплел.

— У меня все хорошо! — почти закричала в трубку Татьяна. — Не беспокойтесь! А как там папа? Я вся извелась за эти дни! Я хочу с ним поговорить!

— У него все в порядке. Только он не в городе. Как сможет, позвонит, девочка моя! Ты там пока не все деньги-то засадила? Кушать есть на что?

— Да не волнуйся ты так, я почти ничего и не потратила! Учусь да на серфинге катаюсь! Даже по магазинам не хожу, — запинаясь от радости щебетала она. — Жорик меня от себя никуда не отпускает, да, собственно, мне и неохота куда-либо ходить.

— Дай-ка ему трубку, девочка моя! И пойди там, погуляй немного, ладно? А то у меня со временем туго! — добавил Вован, и Татьяна послушно отдала мне трубку и, еле сдерживая подступающие слезы, вышла из комнаты.

— Але, мужик! — в своей обычной манере обратился он ко мне. — Слушай сюда! У нас здесь полная засада. Один долбанный урод заказал Толяна. Вызвал какого-то гастролера, забашлял ему бабла, и в результате Толян в больнице!

— Что-нибудь серьезное? — спросил я, не понаслышке знакомый с работой снайперов.

— Да нет, не очень! Дырка в плече и в животе. Ничего серьезного не задето! Слава богу, это был не ты!

— Это точно! — согласился я, зная, что тогда у Толяна не было бы ни одного шанса. — А как вообще?

— Не очень серьезно, но наезд продолжается. Мы уже потеряли семерых бойцов! Помнишь Мишаню? Отдал концы. Но и мы тут не лаптем щи хлебаем: замочили почти всю кодлу этой падлы, но сам, скотина, свинтил куда-то! Но ничего, далеко не убежит! Врубился?

— Ага! — на всякий случай ответил я, хотя понял меньше половины из сказанного. Главное, что смысл был ясен.

— Но это не самое хреновое! — добавил Вован. — У этого чудика завязки где-то наверху. И на нас катят бочку органы. Ищут всех! А особенно Танюшку: она, может быть, единственный аргумент, который мы не сможем проигнорировать. Так что береги ее, как можешь. То, что она в Штатах, им известно. Какая сука стуканула, я, правда, без понятия, но я ведь узнаю! А там ему не долго небо коптить!