Апология здравого смысла - Чингиз Абдуллаев

— У него всегда важные дела, — вздохнула Сундукова.

— Когда человек работает на стольких ответственных должностях, он обрастает большим кругом знакомых. Сидорин по очереди был ректором, министром, послом. В общем, всем, чем угодно. И поэтому у него так много важных дел. Боюсь, он не приедет.

— Только этого нам не хватало, — огорчилась Сундукова, — придется извиняться перед нашим экспертом.

— А как Кустицын?

— Обещал прийти. У него сегодня встреча в редакции журнала «Новый мир». Но только в три часа. Поэтому он придет и в половине второго уйдет, чтобы успеть в редакцию. Я его еле уговорила.

— Давай я позвоню Воеводову, а ты позвони Веремеенко, — предложил Оленев, — хотя нет. Воеводов точно не успеет. У него важные дела в типографии. Он меня предупреждал.

— Получается, что уже не будет двоих. Сидорина и Воеводова. Вы лучше позвоните Передергину. Узнайте, где сейчас Иван Иванович?

— Он на работе, — ответил Оленев, — я сейчас позвоню на его мобильный. А потом перезвоню Столярову. Может, Феодосий Эдмундович тоже захочет подъехать.

— Правильно. А я позвоню Володе Веремеенко, пусть сразу сюда приедет. Он должен быть здесь в час дня. Мы с ним так договаривались. До часа мое дежурство, а потом он остается в редакции.

Она начала звонить Веремеенко и сразу дозвонилась, очевидно, набрав номер его мобильного.

— Володя, здравствуй, это я, Марина. Извини, что беспокою тебя, но нужно, чтобы ты подъехал не к часу, а к двенадцати. Нет, у меня никаких проблем. Просто придет наш эксперт. Тот самый. Да, да, тот самый эксперт. И он хочет, чтобы мы все собрались в издательстве, хочет с нами побеседовать. Где ты? Да, я поняла. Ну постарайся успеть.

— Он в городе и будет здесь в половине первого, — крикнула Сундукова.

— Очень хорошо. Передергин тоже в своем кабинете. Сейчас позвоню Светлякову и потом Феодосию Эдмундовичу, — ответил Оленев.

— Лучше я узнаю у Нины Константиновны, — предложила Марина, — она всегда в курсе, где находится Столяров.

— Узнай, — согласился Валерий Петрович.

Сундукова вышла из кабинета, увидела сидевшего на стуле Кружкова.

— Через пять минут я вас приму, — сказала она, проходя по коридору к приемной.

Дверь она закрыла достаточно плотно. Леонид проводил ее долгим взглядом и затем подошел к двери, приоткрыл ее таким образом, чтобы услышать тихий голос Оленева. Дверь пришлось открыть так, чтобы почти проходила его голова. Валерий Петрович говорил очень тихо. Кружков прислушался.

— Нужно обязательно приехать, — убеждал главного редактора Оленев, — я понимаю, что вы заняты и у вас встреча в «Литературной газете». Но наш эксперт приедет сюда в полдень. Неужели вы не успеете? Может, попытаетесь? Хотя бы к часу дня. Да, я вас понимаю. Конечно, понимаю. Но очень жаль. Я обязательно передам.

Он положил трубку и обернулся. Кружков едва успел вытащить свою голову и захлопнуть дверь. Через минуту по коридору прошла Сундукова.

— Идемте, — пригласила она за собой Кружкова.

Они вошли в кабинет.

— Садитесь, — приветливо показала она на свободный стул рядом со своим столом, — сейчас я посмотрю вашу рукопись. Вы поговорили с Юрием Михайловичем? — спросила она у Оленева.

— Поговорил, но он никак не сможет приехать. У него важная встреча в «Литературной газете».

— Вот так всегда, — огорчилась Сундукова.

— Что сказала Нина Константиновна?

— Сказала, что Феодосия Эдмундовича сегодня не будет. Он звонил и предупредил, что сегодня ночует в городе.

— Только этого не хватало. — Оленев взглянул на Кружкова. — Может, вы отпустите посетителя, а мы потом поговорим?

— Конечно. Что у вас? — спросила Сундукова.

— Я принес стихи, — пояснил Леонид, — хотел, чтобы вы посмотрели.

— Это ваши стихи?

— Нет, моей дочери, — ответил Кружков.

Сундукова взяла стихи, начала читать. На лице явно проступило недовольство. Она нахмурилась. Прочла два следующих стихотворения. Марина Сундукова была не только толковым редактором, но и сама писала хорошие стихи.

— Нет, — решительно сказала она, поднимая голову, — это детские пробы. Стихи подростка. Сколько лет вашей дочери?

— Шестнадцать, — снова соврал Кружков. Когда племянница их писала, ей было двенадцать.

— Такие стихи пишут все девочки в подростковом возрасте, — мягко пояснила Сундукова. — Скажите, что ей нужно еще много работать, совершенствовать свой стиль и словарный запас. Больше читать поэтов. К сожалению, мы не издаем поэзии и тем более не можем взять несколько стихотворений. К тому же они достаточно сырые. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, — кивнул Леонид.

Он протянул руку, и в этот момент дверь открылась. На пороге стояла запыхавшаяся Нина Константиновна.

— У нас неприятности, — тяжело дыша, сообщила она, — звонил Феодосий Эдмундович. Его сегодня утром вызвали в прокуратуру по нашему делу.

— Вот так, — прокомментировал Валерий Петрович в наступившей тишине, — я знал, что рано или поздно это случится.

Глава 8

Они приехали в Переделкино, когда на часах было пятнадцать минут первого. Автомобиль остановился за сто метров до здания издательства, недалеко от одного из корпусов Переделкино. Стоявший у дерева Леонид Кружков сел в машину, на заднее сиденье, рядом с Дронго.

— Столярова вызвали в прокуратуру, — сразу сообщил Кружков.

— Час от часу не легче. Почему? — нахмурился Дронго.

— Не знаю. Вошла его секретарь и сообщила, что его вызвали в прокуратуру по этому делу. Больше я ничего не знаю. Они попросили меня уйти.

— Понятно. Они звонили остальным сотрудникам редакции при тебе?

— Я был в коридоре, но некоторые разговоры слышал. Значит, так, — Кружков достал из кармана блокнот, — я все записал. На работе в редакции находились четыре человека, когда я туда пришел. Передергин, Оленев, Сундукова и секретарь Нина Константиновна. Сундукова при мне звонила Убаевой. Та сообщила, что у нее дела, но обещала прийти. Потом Кустицын. Он сказал, что должен уехать на важную встречу в «Новый мир», но обязательно придет. Потом Веремеенко. Он сейчас в Москве и обещал подъехать немного позже.

— Проверь насчет «Нового мира», — предложил Дронго, — позвони и узнай, будет ли там Кустицын?

— Обязательно. Но после трех, когда он должен там быть.

— Что еще?

— Светляков сообщил, что занят. У него какая-то встреча в «Литературной газете». И он не сможет приехать.

— Уже лучше. Кто еще?

— Воеводову не звонили. У него дела в типографии, где он сегодня должен быть. Фуркат Низами не хотел приходить, но Оленев его уговорил. А Сидорина уговорить не смог. Тот наотрез отказался, сообщил, что у него много дел.

— Интересно, — пробормотал Дронго, — получается, что все четыре редактора, которые работают в комнате, откуда исчезли рукописи, решили встретиться с экспертом. Очень интересно. Плюс Передергин, Фуркат Низами, сам Оленев и секретарь директора. Итого восемь человек. Пятерых не будет. Столярова, Светлякова, Воеводова и Сидорина. Подожди. А там должен быть еще один человек. Георгий Кроликов, руководитель технического отдела. Его не вызывали?

— Нет. При мне о нем никакого разговора не было.

— Странно. Он сидит вместе с консультантами и производит впечатление довольно деятельного человека. Почему они не позвонили ему? Может, он в издательстве?

— Насколько я понял, его сейчас там нет.

— Но почему они его не позвали?

— Не знаю. Я говорю о тех, кому они звонили. И с кем разговаривали.

— Ты сам слышал разговоры?

— Не все. Когда Оленев говорил с Фуркатом Низами и Сидориным, я не слышал. Но он затем передавал свой разговор Сундуковой. И мне было слышно, что он говорил. А когда он позвонил Юрию Михайловичу Светлякову, я немного приоткрыл дверь и все услышал.

— Редакторам звонила Сундукова?

— Да. И я слышал все ее разговоры.

— Странно. Получается, что она смогла уговорить всех трех редакторов, которым звонила, а Оленев не смог никого уговорить?

— Сумел. Фуркат Низами обещал прийти.

— Действительно. Значит, одного все-таки сумел уговорить. Но почему они оба молчали о Кроликове? Он ведь руководитель технического отдела, имеет ключи от всех помещений.

— Не знаю. Вам нужно торопиться. Уже двадцать минут первого. — Леонид открыл дверцу, чтобы вылезти из машины.

— Стихи твоей племянницы хотя бы понравились? — спросил на прощание Дронго.

— Нет, — ответил Кружков, вылезая из салона автомобиля, — не понравились. Но я и не рассчитывал. Прошло шесть лет, и девочка давно увлекается совсем другими материями. Она поступила в медицинский. Получит нормальную профессию. Станет врачом.

— А поэтом быть хуже? — улыбнулся Дронго.

Леонид обернулся и удивленно пожал плечами.