Пираты с озера Меларен - Сигфрид Сивертс

Плоскодонка была уже в нескольких метрах от их кормы, но ни один из гребцов не мог бросить весла, и им пришлось плыть наперерез, чтобы, вынырнув сбоку, схвати/ь мальчишек.

— Забирайте нашу шлюпку, забирайте нашу шлюпку! — кричал Георг.

— Успеется, заберем ее после, жулик ты окаянный! Сперва надобно тебя к ленсману отвести! — грубо захохотал тот, что сидел впереди.

Тут Георг заметил, что весло преследователя, то, что было ближе к нему, скреплено жестью. В глазах Георга сверкнула радость. Он толкнул Фабиана к рулю и, промчавшись по палубе, поднял тяжелый лисель. В тот самый миг, когда плоскодонка только собралась приблизиться к «Розе ветров» с наветренной стороны, он изо всех сил ударил по веслу, и оно разлетелось на куски.

Плоскодонка бешено завертелась, а гребцы, оставшись ни с чем, злобно накинулись на Фабиана, показывавшего им нос:

— Вор, жулик! Жулики вы окаянные!

Теперь нужно было поднять на борт шлюпку. Георг, предоставив яхту воле ветра, стал лавировать прямо под носом растерявшихся преследователей, ловко подбираясь к шлюпке, пока не подцепил ее за оставшиеся в уключинах весла. Фабиан, зажав в каждой руке по угрю, словно укротитель змей размахивал ими в разные стороны и танцевал по палубе.

— Вы, мелюзга, — с горечью бормотал сидевший на корме седобородый старик с непокрытой головой — только теперь Георг разглядел его лицо. — Знаете ли вы, что значит красть?

Георг подбежал к Фабиану и, сбив его с ног, отобрал рыбину.

Над верхушками леса уже начало гореть солнце, а ветер почти стих.

Рыбаки в плоскодонке снова воспрянули духом. Младший греб, вставив в уключину целое весло, а старик осаживал лодку после поворота снятой с места шлюпной банкой, которую приладил вместо руля. Плоскодонка опять приближалась, двигаясь как-то боком, словно молодой, начинающий бегать щенок.

— Глянь-ка, ветер в проливе слабее, — показал старику рулевой. — Там мы их и накроем.

Эрик с Фабианом прыгнули в шлюпку и стали буксировать ее изо всех сил к яхте.

Это было необычное и смешное состязание, когда оба соперника двигались со скоростью улитки и были на очень близком расстояний друг от друга.

Потом плоскодонка снова начала вырываться вперед.

— Ленсмана тебе все равно не миновать! — захихикал старик, грозя Георгу кулаком.

Но всякий раз, когда второй рыбак выпускал из рук весло, чтобы схватиться за планшир «Розы ветров», плоскодонка за ее кормой снова замедляла ход от толчка стеньгой спиннакера[54]. С ее помощью Георг, стоя на корме, маневрировал, а управлял яхтой ногами.

Снова налетел резкий прохладный ветерок с туманом, и расстояние между яхтой и плоскодонкой сразу увеличилось на несколько саженей.

— Сбегаем-ка к соседям, возьмем у них лодку и перехватим это сатанинское отродье! — вскричал рулевой и стал править к берегу.

Георг развязал узел буксирного конца.

— Гребите побыстрее через пролив, — закричал он Фабиану и Эрику, — вытаскивайте весла у всех лодок, какие увидите, и бросайте их в озеро!

Фабиан и Эрик стремительно ринулись к шлюпке вперед, в спешке неровно загребая веслами.

Рыбаки были уже на берегу и, осыпая угрозами мальчишек, бежали по прибрежным камням.

Когда шлюпка исчезла за поросшим осиной мыском, Георг остался один во всем заливе. В голове его эхом отдавались слова: «Воры… жулики!» И хотя невыносимо пекло солнце, его бил озноб.

Вскоре шлюпка с Фабианом и Эриком снова появилась в проливе. Как оказалось, у ближайшего причала не нашлось ни одной лодки, и мальчики поспешили вернуться. Шлюпку отбуксировали, привязали ее к яхте.

Георг зорко смотрел в бинокль. Где-то далеко-далеко с наветренной стороны он увидел какую-то темную полосу. Ветер ли это или дождь, он не знал. Но внезапно там вдали, над островками, перекинулась большая, удивительно яркая двойная радуга и послышался отдаленный удар грома…

Оба рыбака уже добежали до причала и рассказывали обо всем маленькой старушке в белой косынке. Мальчики видели, как угрожающе стала размахивать руками старушка, и поняли, что она ругает их на чем свет стоит.

А когда от противоположного берега отчалила другая плоскодонка, стоявшие на причале тотчас начали, надрываясь, кричать, что парусник, мол, надо во что бы то ни стало задержать. Несмотря на все их старания, плоскодонка была еще слишком далеко от них и гребцы не слышали криков.

— Надо сделать так, чтобы их не было слышно, — пробормотал Георг и затянул во весь голос «Песнь Ветров»[55]:

Мчится Аврора[56] в заоблачных высях,Розовый жезл свой сжимая в руке.Море и горы от сна встрепенулись.Сумрак растаял, пропал вдалеке.

Мальчики подхватили, и вот уже над заливом неслась песня за песней:

Зимние ветры в горах бушевали,Снежные розы растают, умрут.Светлыми стали весенние дали.Солнце сияет, и птицы поют.

— Кому и веселиться, как не молодежи. Вон сил-то со сна сколько, — засмеялись ничего не подозревавшие старики, сидевшие в плоскодонке, доверху нагруженной овощами.

Георг горланил так, что дрожали барабанные перепонки.

— Хватит петь, гроза на носу, — проворчали в лодке, когда она на расстоянии нескольких саженей проплыла мимо «Розы ветров».

В глубине залива уже пробегали по воде белые барашки.

— Вылезайте из шлюпки, Эрик и Фабиан, — вот-вот начнется гроза! — закричал Георг.

Эрик с Фабианом тотчас послушались.

Старики в плоскодонке, до которых уже долетали слова стоявших на причале, повернули к «Розе ветров» и быстро стали настигать ее.

Старики уже ухватились за шлюпку, и только Георг собрался было попытать свой последний шанс и, вторично отвязав шлюпку, пустить ее по воле волн, как вдруг со скоростью пули налетел резкий порыв ветра. «Роза ветров», подхваченная шквалом, быстро понеслась вперед, а плоскодонка с обоими стариками на штевне нырнула носом в воду. Пришлось им отпустить шлюпку и повернуть домой, навстречу шторму.

Через десять минут уже невозможно было различить ни лодку, ни причал в стремительном потоке хлынувшего как из ведра ливня.

Промокший до нитки Георг сидел под парусом, с которого струйками стекала вода, и не сводил с него тревожных глаз.

Но парус, смутно белевший во мгле, — словно по узкому извилистому фарватеру — нес яхту вперед. Гром грохотал над островками, ветер гнул деревья, и буйная листва на них меркла под ударами крупных, как орех, градин.

«Воры! Жулики!» — все еще звучало в ушах Георга.

Ветер тянул за собой «Розу ветров», и больше никто не помышлял переменить курс и плыть домой. Так шли целый день и далеко за полночь, не смея причалить к берегу. У Георга по рту маковой росинки не было, если не считать нескольких кусков полусырой рыбы, которые сунул ему Эрик.

Повсюду — на парусах, на воде, в отсветах молний — Георгу мерещилось злобное, искаженное гневом лицо, налитые кровью глаза и искривленный рот. «Воры! Жулики!» Как он, Георг, осмелился подумать о том, чтобы плыть домой. Ведь они — воры, жулики. А «Роза ветров» — краденая! И как он не понимал, что их ожидает в городе. Ведь теперь у них не будет там ни одного друга. Весь мир рухнул для них. Они — преступники, изгои, люди вне закона, навеки осужденные скитаться по воле волн.

Глава 5

Адова жара

Большей частью мальчики плыли по ночам, а днем прятались и отсыпались в какой-нибудь надежно скрытой тростником и деревьями бухте. Уже двое суток они держали курс на остров Толлерё в надежде выменять немного соли и хлеба у старого Флинты. Был тихий вечер, и паруса бессильно повисли в неподвижном воздухе.

Фабиан почти голышом лежал в угрюмом полузабытьи на крыше рубки. Его уши обгорели на солнце, а лицо стало таким смуглым и худым, как у индуса. Изуродовавший щеку след от укуса собаки плохо затягивался…

Собаки были злейшими врагами мальчиков. Не приди Георгу в голову мысль защищаться от них с помощью аммиака из бортовой аптечки торговца лососями, мальчики бы, наверно, просто умерли с голоду.

Поначалу они довольствовались тем, что обирали чужие сети. Они рыскали в первые часы серых, мглистых рассветов, высматривая вдоль берегов буи переметов, удочки, неводы, мережи, рыбные садки. Но вскоре они на рыбу уже смотреть не могли и принялись за ночные набеги на подвалы, сады, оранжереи и курятники.

Тут требовалась особая сноровка и смелость.

Когда ползешь по черной садовой дорожке, чертовски трудно учуять, где стоят деревья с созревшими плодами, и отыскать проход меж кустами крыжовника или малины. А если повезет и проберешься в курятник, приходится ощупью прокрадываться в кромешной тьме к гнездам и куриным яйцам. А уж если схватишь хлопающую крыльями курицу, нужно тут же свернуть ей шею и обронить как бы невзначай несколько перышек — пусть люди думают, что в курятнике побывала лиса. Ничего не поделаешь — надо заметать следы!