Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Антология

Через какое-то время она действительно заговорила, не поднимая головы, и выложила все начистоту:

– Сначала с начальником Хэ познакомилась Чжан Хун. В прошлом году участвовала в представлении, он был просто в восторге, тогда с ним и я познакомилась. Когда она сказала, что он – управляющий корпорации «Боши», я еще подумала: «Разве не ты управляющий этой корпорации?» Конечно, она сказала неправду, и я, затащив ее в другую комнату, высказала свои сомнения. Тут она и призналась, что Хэ – заместитель управляющего. Тогда они еще не были в близких отношениях, потом я их сосватала, ну они и закрутили. – Наньлань подняла голову и глянула на меня. Увидев, что я никак не реагирую, продолжала: – Но управляющий Хэ не знает о наших с тобой отношениях. Он знает лишь, что мы с Чжан Хун вместе работаем.

Ситуация уже прояснилась, и мне следовало что-то сказать. Я тем и силен, что, не разобравшись в обстоятельствах дела, вообще ничего не говорю. Ни слова от меня не услышишь, пока я не обмозгую любой вопрос как следует, это один из моих тактических приемов. Я предоставляю говорить другим, чтобы они высказались, а сам в это время смекаю, как следует поступить. И вот сейчас время пришло.

– Ты, Наньлань, мои принципы знаешь, – заговорил я. – Я никогда и не думал на тебя сердиться, что бы ты ни делала, и никак не хотел, чтобы мы стали врагами. Так и быть, пока поверю твоим словам!

Я примиряюще потянул ее к себе, полагая, что она, как обычно, маленькой птичкой устроится у меня на груди, и дело, считай, закрыто. Но она отпихнула плечом протянутую к ней руку:

– Сяо Цзыбэй, ты не можешь быть таким бессердечным к управляющему Хэ. Человек за тебя в огонь и в воду, на все готов, а ты из его любимой женщины приманку сделать хочешь! Так ты и меня в один прекрасный день используешь для западни! – Проговорив это, она одной рукой обхватила меня за талию и уткнулась головой мне в грудь. Ее длинные волосы развевались под струей воздуха из кондиционера, несколько волосков попали в ухо, и оно зачесалось.

– Чжан Хун – его любимая женщина? – удивился я. – Что же он ничего не сказал?

– Да, без всякого сомнения, вчера управляющий Хэ говорил с ней, говорил, чтобы она пожертвовала собой, мол, компания сейчас переживает критический момент, якобы такое негодное средство и есть единственный выход. Они, наверное, сидели, стиснув руками голову, и рыдали!

Когда я услышал это, меня охватила радость: вот ведь каков паршивец Хэ Жэньцзи – говорит, у него с этой актрисой любовь, а сам вон как играть научился, да еще так правдоподобно! Уметь использовать женщину – одно из проявлений таланта мужчины.

– Не хочешь ли ты сказать, что они прямо здесь сидели и рыдали? – подтрунил я.

– Что ты, как можно, ты же сказал, что здесь никому появляться не разрешается, как я посмею! Они у себя, в своем доме.

«Они у себя, в своем доме». Я был потрясен. Так, значит, Хэ Жэньцзи дом ей купил. Видать, крепко запала ему в душу эта Чжан Хун, иначе бы он так не поступил.

– И где этот дом? – сказал я вслух. – Дорогой?

– В микрорайоне Синьсин, двухэтажная квартира, где-то сто пятьдесят квадратных метров.

«Эх, Хэ Жэньцзи, Хэ Жэньцзи, – расстроился я, – что ж ты мне про все это не сказал? Разве я согласился устраивать ловушку с помощью Чжан Хун? Мне этот дом обошелся больше чем в двести тысяч, а тебе пришлось вложиться по меньшей мере тысяч на четыреста, да еще на отношения».

После переживаний я забеспокоился: ведь боевой товарищ! Мы же, Хэ Жэньцзи, братья, как можно из возлюбленной ловушку устраивать? Красоток вокруг хоть отбавляй, взял другую – и дело с концом.

Я взял телефон и собрался звонить ему.

«Что-то не так, что-то не так», – зазвенело в ушах. Это, должно быть, голос разума. Странная штука этот разум, наверное, что-то вроде мудрости, той самой заложенной во мне мудрости, которая говорила: нельзя поступать по велению чувств. И вот я стал размышлять на перепутье между разумом и мудростью. Во-первых, Хэ Жэньцзи ничего не сказал мне. С какой стати мне первому об этом заговаривать? Во-вторых, зачем еще до того, как я велел ему устроить «ловушку с красавицей», он уже приводил Чжан Хун на встречу с этим тайваньским коммерсантом? Как-то это все непросто и неясно почему. Непонятно, что Хэ Жэньцзи затеял, и почему я должен действовать импульсивно, опираясь лишь на слова Наньлань? И, в-третьих, когда я предложил Сяо Чжан для решения проблемы с тайваньцем, выражение лица у него было немного странным, но эта странность была едва заметна. Это позволило мне заключить: постельные развлечения с женщиной продолжались довольно долго, они уже вылились в какие-то чувства. Даже если эти отношения ей наскучили, они могут продолжать в некоей необычной форме, пока она действительно не оттолкнет его. Ничего удивительного, поэтому тогда я и не остановил его. Женщин для постельных дел полно, Хэ Жэньцзи найдет себе другую, и снова изобразить притворную любовь ему будет несложно. Выдающийся актер не может играть все время с одной и той же актрисой. Так что, цену я тогда установил слишком низкую – всего пятьдесят тысяч. Если взглянуть на это теперь, такая сумма могла показаться Хэ Жэньцзи настолько унизительной, что он сел и зарыдал, обхватив голову руками. Ведь он мог дать ей гораздо больше или купить для этой ловушки другую красотку! Да и слезы – это так не похоже на Хэ Жэньцзи! – должны стоить по меньшей мере несколько миллионов, во всяком случае я так думаю. Если он однажды подойдет ко мне со слезами и скажет: «Шеф, мы столько лет сражались вместе, но вот приходится расставаться, вечных партнеров не бывает». Я могу выделить ему одно из предприятий, как раз несколько миллионов и выйдет, но чтобы Хэ Жэньцзи перед бабой слезы проливал – разве такое возможно? Есть хоть крупица правды в этих слезах?

Хэ Жэньцзи вообще парень что надо, мы с ним не один пуд соли съели. И под пулями вместе были. Даже когда мы многократно атаковали переходившую из рук в руки высотку и потеряли немало своих закадычных друзей, он тоже слез не лил, лишь глаза покраснели, а когда он устремился на зачистку высотки, притаившийся в расщелине коротышка распорол ему кинжалом живот. На какой-то миг Хэ Жэньцзи застыл от боли – в глазах по-прежнему ни слезинки, – а потом, пылая гневом, свалил врага прикладом и не успокоился, пока шесть раз не пронзил штыком. Весь заляпанный вражеской кровью, он обливался и своей. Когда его доставили в полевой госпиталь, все посчитали, что худо дело – все тело в крови, живого места нет. Врач сказал, мол, ничего не поделаешь, брюшная полость полна крови. Я рассвирепел, вытащил пистолет да как пальну в воздух. Настоял-таки, чтобы врач приступал к лечению. Не спасешь, говорю, вот из этого пистолета и пристрелю! Тот с перепугу стал срочно принимать все меры, хотя ясно понимал, что шансы на спасение невелики. Но случилось чудо, видать, суждено было этому паршивцу пожить со мной еще.

Он не думал о том, что я вмешался в промысел судьбы и спас ему жизнь, и, придя в себя, тоже не уронил ни слезинки. Потом, когда к нему приехала мать и рыдая ощупывала шрам от кинжала почти в чи[24] длиной, он тоже не плакал. Его слезы, наверное, должны потрясти мир. Ну не так все, мать его, не так! Чтобы Хэ Жэньцзи сидел и рыдал вместе с этой Чжан Хун – ну никак это, мать его, не может быть правдой! При этой мысли захотелось тут же отчехвостить Нань-лань. Но в конечном итоге я даже рта не раскрыл, чтобы выругаться, шмякнул телефонную трубку в гнездо, заграбастал Наньлань, как цыпленка, втащил в спальню и бросил на кровать. Если бы из-за меня ее щеки не заполыхали, как цветки персика, она никогда и не поняла бы, отчего эти цветки такие красные.

После всего Наньлань с таким же пламенеющим лицом направилась в ванную. Потом туда зашел и я: она стояла и разглядывала себя в зеркале. Не обращая на нее внимания, я проследовал прямиком в туалетную комнату, а когда вышел оттуда, и слова не сказал. Вернувшись в спальню, оделся – все это заняло не больше пары минут. Так быстро одеваются в армии, до сих пор сохранилась эта привычка. Вышел из спальни, выпил бутылку молока – одна минута, потом прошел через гостиную в гараж, завел машину и выехал из ворот – на все про все не больше трех минут. Наньлань наверняка раньше минут десяти из ванной не выйдет. Почему женщины так долго торчат в туалете, не понимаю да и понимать не хочу, но это дает достаточно времени, чтобы устроить небольшую потеху. Вот выйдет, не увидит меня и будет сидеть в гостиной и гадать, что у меня на уме и почему я так себя повел. К этому времени я уже приехал к жене. Приехав, тут же поставил на телефон другую SIM-карту, чтобы не слышать ее звонков, если позвонит. Поговорил с сыном о звездах спорта, послушал рассказ жены о последних телесериалах, так что думать о Наньлань было некогда. Так и получился прекрасный вечер в семейном кругу. А ей остались превратности судьбы и эти тупые телесериалы. «Вот и поделом», – думал я.