Лесные солдаты - Валерий Поволяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поцокал языком.
– Чего там, товарищ лейтенант? – заинтересованно вскинулся маленький боец, круглые глаза его, немедленно наполнившиеся любопытством, заблестели по-детски жадно.
– Да лось с лосихой, – лейтенант не выдержал, засмеялся тихо. – Милуются…
– Как это? – озадаченно сморщил лоб маленький солдат.
– Положили головы друг дружке на шеи и стоят… Будто памятники – не шелохнутся. Думу думают, – лейтенант засмеялся вновь, также тихо и как-то торжествующе, словно бы рад был факту, что жизнь в природе, несмотря ни на что, берёт верх над всем остальным и прежде всего над смертью, потом прервал смех с одобрительным кивком: – И война для них не война.
– У нас на севере лосей много. Иногда даже пасутся вместе с коровами и хоть бы хны – в очередь к хозяйке подходят, чтобы та подоила их…
Чердынцев вновь тихо засмеялся, согнул палец крючком, показал его маленькому солдату:
– Загибаешь, Ломоносов!
Тот изобразил улыбку во весь рот, обнажил крупные, с неровно стесанными нижними краями зубы:
– Ну если только самое чуть-чуть.
– Знаешь, Ломоносов, признаком чего являются редкие зубы?
– Ума, товарищ лейтенант, – сделав серьёзное лицо, ответил маленький солдат.
– Неверно. Вранья. Редкозубые – самые отчаянные врали на белом свете. Пошли! – Чердынцев поправил висевший на плече автомат. – Жаль пугать красавцев, но придётся.
Цепляясь руками за стволы сосёнок, он заскользил сапогами по хрустящему светлому песку, спустился в ложок и хлопнул в ладони. Лоси вздрогнули, развернулись круто, будто солдаты на парадных маневрах, и вломились в низкорослый непрочный молодняк. Только треск по лесу пошёл.
Чердынцев присел, достал из сумки карту, повертел её в руках и с сожалением опустил на песок.
– Сориентироваться не по чём, – пожаловался он, – сегодня нам не встретилось ни одного населённого пункта. Вот ситуёвина какая!
Досадливая присказка училищного старшины пришлось как нельзя кстати.
– Ситуёвина, – согласился маленький солдат. – А хотя бы примерно, где мы находимся?
– Примерно тут, – Чердынцев обвёл пальцем обширный зелёный кусок на карте, стукнул ногтём по круглому чёрному глазку, вживленному неведомым немецким чертёжником в изумрудное поле, – в районе деревни Кашицы.
– Сколько же мы прошли? А, товарищ лейтенант? – Ломоносов озадаченно наморщил лоб.
– Километров сто. Может, сто двадцать.
– И ни канонады уже не слышно, и немцев мы не встречаем уже по пути, и своих не встречаем… Никого.
– Опустела земля, Ломоносов, потому и не встречаем.
– Будут ещё встречи, товарищ лейтенант… Столько будет – надоест. Кашица, Кашица… По-моему, я слышал это название в штабе. Что-то отряд наш закупал в Кашице. То ли картошку, то ли говядину.
– Неплохо бы выйти к этой деревне. Хоть сориентируемся.
– Для этого, товарищ лейтенант, надо найти дорогу. Дорога нас к Кашице и выведет.
– Верно. Если не к Кашице, то к какой-нибудь другой деревне.
На дорогу – вытоптанный коровами просёлок, обозначенный редкими обглоданными кустами, неудачно занявшими обочины, вышли через два часа. Безмятежно светило солнце, ненадёжно прикрытое горячей дымкой, раззадоривало глазастых оводов – крупных, длиною в мизинец. Оводы всаживались в людей, будто пули и тут же начинали разбухать, словно пиявки от крови.
– Опасные животные, – лейтенант поморщился, сбив с лица двух оводов сразу, приказал маленькому солдату: – Подстрахуй меня. Я выйду на дорогу, посмотрю, что там.
– Есть подстраховать, – послушно отозвался Ломоносов и, сняв с плеча «шмайссер», улёгся под песчаным взлобком, на котором росли куртины цветущей земляники. Оттянул затвор – лейтенант обучил его, как обращаться с трофейным оружием. Чердынцев также поставил автомат на боевой взвод и вышел на дорогу.
Глянул в одну сторону, в другую… Никого. Дорога была пуста.
Он нагнулся над следами – посмотреть, что тут есть? Многочисленные коровьи выдавлины пересекали свежие отпечатки колёс – недавно прошёл мотоцикл. Только в какую сторону он прошёл, на восток или на запад – по полуосыпавшимся оттискам не понять. Сам мотоциклист, конечно, опасности особой не представлял, но появление его на этой дороге, находящейся в стороне от многолюдных армейских трактов, наводило на кое-какие мысли.
Верёвку бы сюда, они б живо опрокинули любого мотоциклиста – только мослы свои задрал вверх. Лейтенант метров пятнадцать прошёл по мотоциклетному следу и по редким слипшимся комочкам всё же определил, в какую сторону устремился мотоциклист. Выходило – на восток, в тыл наступающих немецких частей. Чердынцев ещё раз осмотрел след и махнул рукой маленькому солдату:
– Выходи из укрытия!
Тот поспешно выскочил из-под взлобка, держа в зубах белый земляничный цветок, с жадным любопытством уставился на след мотоциклетных протекторов, с уважением округлил рот:
– О!
Лейтенант засмеялся.
– Вот именно – о! Неплохо бы нам овладеть мотоциклом. Мы бы в раз одолели ещё сто километров. И своих бы, глядишь, догнали.
Маленький боец вновь округлил губы:
– А вы умеете ездить на немецких мотоциклах, товарищ лейтенант?
– Конечно. На них ездить даже ещё проще, чем на наших отечественных.
– О!
Чердынцев забросил ремень автомата себе за шею, прощально глянул в одну сторону, потом в другую – пространство застыло неподвижно, в нём словно бы не было ничего живого, произнёс сожалеющее – уходить с этого места не хотелось, здесь можно было бы устроить хорошую засаду:
– Пошли бить ноги дальше, Ломоносов!
На плечо ему сел крупный коричневый овод, стремительно прокусил ткань гимнастёрки, и начал раздуваться. Лейтенант брезгливым щелчком сбил его на землю:
– Фашист проклятый!
Они углубились немного в лес – отошли в сторону от просёлка метров на двадцать-двадцать пять и по сосновому редколесью двинулись дальше на восток – впереди высокий прямой лейтенант в пограничной фуражке, сзади маленький боец в пилотке, которая крутилась у него на темени, будто была намазана маслом, иногда сваливалась с головы, и каждый раз ловкий солдатик успевал подхватить её на лету.
Через некоторое время лейтенант остановился, приложил ладонь к уху, вытянул голову – не слышно ли канонады, которая обычно сопровождает всякие боевые действия, она просто обязана сопровождать… Ничего не было слышно. Только свист крупных оводов, звон разогретого поздним июнем пространства, да слабое теньканье одуревших от дневной жары лесных птах.
Война укатила на восток, шла она теперь уже где-то далеко, может быть, даже под самой Москвой, во что очень не хотелось верить, но быть могло всё – может быть, сейчас сам Гитлер разглядывает в бинокль кирпичные Кремлёвские стены и самого товарища Сталина, с трубкой во рту вылезшего наверх и, в свою очередь, спокойно разглядывающего Гитлера.
А раз Сталин спокоен, то и Чердынцев будет спокоен – никогда наши люди не окажутся под немецкой пятой…
Лейтенант вздохнул и проломил сапогами хрустящую горячую корку спекшегося песка… Они двигались на восток, а восток… Чердынцеву казалось, что ему совершенно неведомо, где этот восток и находится-то…
Кашица оказалась небольшой деревней, состоявшей из десятка почерневших от времени деревянных изб и двухэтажного кирпичного сельсовета со сломанным флагштоком. В деревне было тихо, даже собаки не лаяли. На улице не было ни одного человека – будто бы вымерла Кашица.
Лейтенант, прислонившись к стволу дерева, обвёл деревню биноклем, задержавшись на сараях и распахнутых сенцах, потом обвёл ещё раз и недоумённо приподнял одно плечо.
– Не пойму, в чём дело. Народу совсем нет.
– Может, жара всех в дома загнала?
– Либо беда какая-нибудь…
– Давайте, я схожу, товарищ лейтенант, и выясню, в чём дело?
– Рано. Надо понаблюдать. А вдруг в деревне немцы?
– Зато всё будет понятно…
Лейтенант засмеялся, сухое жёсткое лицо его немного обмякло.
– А после выяснения прямой дорогой на перекладину. Немцы любят вешать людей. – Чердынцев оборвал смех. – Тихо!
Со стороны деревни донёсся бабий вой. Такой вой мог быть только по покойнику: протяжный, переполненный слезами, жутковатый, способный вышибить на коже дрожь. Маленький солдат озадаченно почесал пальцем затылок.
– Однако в деревне – мертвец.
– Ты совсем, как чукча стал, Ломоносов, – заметил лейтенант. – Речь свою начинаешь со слова «однако».
Маленький солдат не успел ответить – в жарком неподвижном пространстве, в глубине просёлка, послышался треск мотора.
– Ломоносов, давай на противоположную сторону дороги, под куст… Без моей команды не стрелять.
Ломоносов проявил необычайную шустрость: лейтенант ещё фразу не успел закончить, а тот уже лежал на противоположной стороне просёлка, выставив перед собой ствол автомата.