Избушка на костях - Ксения Власова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй! – приглушенно донеслось до меня. – Что ты делаешь?
Тим ненадолго отпустил меня, и я, откашливаясь, хватаясь за шею руками, вынырнула на поверхность. В ушах звенело, горло и грудь горели, каждый вдох сопровождался болью, будто я глотала расплавленный металл.
Вдалеке на берегу стоял невысокий старец в простой рубахе и штанах. Его лицо потемнело от загара, седые волосы были собраны позади в хвост. В одной руке он держал рыболовную сеть, другой указывал на нас.
– Что ты с девкой делаешь?! Утопить надумал?
– Помогите, – прохрипела я из последних сил. – Помогите!
– Не девка это, – отрезал Тим. Его ладони снова сомкнулись на моей шее. – Ведьма она. И место ей на самом дне.
Робкий огонек надежды, затлевший внутри меня, погас. Вместе с ним, казалось, я и сама умерла.
– А, ну ладно, – сказал старик. – Раз ведьма…
Когда руки Тима надавили на ключицы, заставляя снова погрузиться под толщу вод, я не сопротивлялась. Отчаяние холодной змеей обвило меня с головы до ног. Его кольца сдавили ребра, и я прикрыла глаза. Где-то совсем рядом замаячила темнота. Она пахла теплом матушки и тонким ароматом трав на заре. Ее было так легко принять. Всего лишь перестать сопротивляться и…
Ладонь обожгло болью. Не той душевной, что терзала мое сердце, но и не такой тягучей, ноющей, от которой я мучилась, пока брела за Тимом. Боль каленым железом впилась в кожу. Так, словно Красно Солнышко снова коснулся моих пальцев, принимая угощение.
Красно Солнышко!
Все вокруг меня перевернулось, словно от кувырка головой вперед, и среди темноты, ужаса и отчаяния медленно проступило то, что прежде было скрыто, – правда.
Перед мысленным взором замелькали лица: Тима, Красна Солнышка, Дня… Так вот, значит, как жестоко испытание? Я резко распахнула глаза.
Лента, до этого сжимающая запястья, вдруг оборвалась. Я оттолкнула Тима, поднялась на ноги и, тяжело дыша, взглянула на берег. Там по-прежнему стоял старик и, скрестив руки на груди, смотрел на меня.
– Кто, – тихо, почти шепотом начала я, – набирает силу в темноте? Кто наводит морок, способный сломить, стереть в порошок человеческую душу?
Тим застыл. Его глаза сделались пустыми, руки повисли вдоль тела, словно у тряпичной куклы. Верно, ведь настоящий Тим где-то далеко.
– Кто же, ведьма костяная? – весело спросил старик.
Он выпрямился и отбросил в сторону рыболовную сеть. Та рассыпалась серебряными монетами, звонко опавшими на каменистый берег. Вместо простой рубахи и штанов на незнакомце теперь сидел пошитый по фигуре кафтан из черного бархата. За спиной развивался тяжелый белый плащ.
– Только один брат Красна Солнышка может вытащить человеческие страхи наружу, сделать их яркими, почти настоящими, словно те и правда из плоти и крови. – Порыв ветра едва не сбил меня с ног, но я устояла. Обхватила ладонью деревянную куколку на груди и твердо закончила: – Имя этому брату – Ночь.
Мой голос под конец набрал силу, и последнее слово гулким эхом разлетелось по округе. Старик на берегу рассмеялся. В его морщинистой руке появился черный посох, и Ночь, продолжая веселиться, ударил им о землю. В тот же миг реку заштормило. Над моей головой зависла огромная волна прежде спокойной воды. И прежде чем я успела что-то сделать, обрушилась на меня.
Я проснулась от собственного крика, разорвавшего ночную тишину.
– Василиса, тише, тише!
Кто-то обнял меня и прижал к себе. Я забилась в этих объятиях, в которых угадывался легкий аромат аира.
– Что случилось? – Тим отпустил меня и теперь взирал с недоумением и настороженностью. – Ты пришла в себя?
– А… Что?
Я судорожно оглянулась. Позади смутно белел ствол поваленной березы. Чуть в сторонке валялся наплечный мешок Тима, немного левее отдыхал Ветерок. Его бока все еще влажно лоснились от пота.
– Я очнулся, а ты лежишь на земле без памяти. Пытался привести тебя в чувство, но все без толку. День исчез, его нигде нет.
Конечно. Ведь с уходом Дня я провалилась в морок, навеянный его братцем. Неудивительно, что костей тех, кто не добрался до Бабы-Яги, было так много, что на избушку хватило!
– День не вернется, – тихо ответила я, стараясь унять дрожь в руках. Взгляд упал на ожог, оставленный пальцами Красна Солнышка, и я с благодарностью коснулась до сих пор пылающей кожи. Не зря, не зря я поделилась единственным яблоком! – Братец его, Ночь, тоже мне повстречался.
Лицо Тима медленно заледенело, а затем на нем проступило то, что раньше я видела редко, – изумление. Оно отразилось в глазах друга, сверкнуло где-то на дне и заставило его тихо проговорить:
– Ты повстречала обоих братцев и выстояла?
Я неуверенно огляделась. Темнота отступала, ее место занимала утренняя заря. В кронах деревьев уже мелькали первые птицы. Шорох их крыльев и робкий щебет наполняли тишину верно и сноровисто, как заботливая хозяйка – корзину спелыми яблоками.
– Кажется, да.
С моих губ сорвался прерывистый вздох. Тим смотрел на меня бесконечно долгое мгновение, а затем притянул к себе и сжал в объятиях. Камень, лежавший на моей груди, рассыпался пыльной крошкой. Я уткнулась в плечо Тима и заплакала от облегчения.
Испытание, изматывающее, выворачивающее душу, осталось позади. Рассвет вымывал его из памяти, как набегающая на берег волна – рисунок на песке.
По траве побежали тени, одна из них, словно игривая ящерица, лизнула мою щиколотку. Я вздрогнула, ясно осознавая одно: все самое сложное еще впереди.
Глава 5
Красно Солнышко не обманул. Действительно, изматывающая дорога до избушки заняла всего день да ночь. Сразу после того, как я повстречала братца в черном бархатном кафтане и осталась жива, наш путь подошел к концу. Стоило нам покинуть поляну с поваленной березой и верхом на Ветерке углубиться в лес, как за ближайшим же поворотом показалась наша цель.
С моих губ слетел прерывистый вздох. Я крепко обхватила за пояс Тима, прижалась к его спине, но не отвела взгляда от избушки. Слухи не лгали: она действительно была из костей. Основание – из скелетов ног, чьи пальцы когтями вспороли землю, стены – из россыпи рук, сцепившихся между собой. Иногда ладони разжимались и встряхивали запястьями, словно уставали держать вес дома на себе. В эти мгновения в мелких прорехах, как в щелку, можно было рассмотреть убранство избушки. На крыше, обкатанные до режущей глаз белизны, сверкали черепа. Избушку окружал частокол остро заточенных, словно копья, костей. На калитке вместо замка висел рот с подпиленными зубами. Над ним зияли пустые глазницы.
– Добрались, – проговорил Тим, но в его голосе не прозвучало радости.
Он медленно спешился и помог спуститься на землю и мне. Ветерок испуганно заржал, мотнул тяжелой головой и даже сделал шаг назад, когда Тим потянул за поводья.
– Тише-тише! – Друг попытался успокоить коня. – Все хорошо.
Прозвучало наигранно, словно заверение купца, продающего на ярмарке завалявшийся товар. На короткий миг я пожалела, что отправилась сюда, на край леса, да еще и Тима за собой поволокла. В душе соблазнительной сладостью карамельного петушка на палочке мелькнуло малодушное желание уйти восвояси. От резкого шага деревянная куколка под рубашкой покачнулась и чуть царапнула нежную кожу. Тут же я дернулась вперед, как если бы кто-то толкнул меня в спину. Пути назад нет. Глубоко и жадно вздохнув, словно перед нырком в глубину омута, я направилась к калитке. Шелест шагов по траве заставил пустые глазницы вспыхнуть зеленым колдовским огнем. Они жадно впились в меня, и я, грезя покончить со всем поскорее, бездумно потянулась к замку. Клацнули острые зубы, и на белоснежные кости упали алые капли моей крови. Я вскрикнула и отдернула руку. За спиной мгновенно оказался Тим. Он сжал мое плечо, привлекая меня к себе.
Белые пористые кости впитали красные кляксы, будто сухая земля – драгоценную влагу дождя. Глазницы снова вспыхнули, но теперь оранжево-багровым цветом. Челюсти щелкнули, рот сомкнулся, а затем упал на траву, к моим ногам. Я брезгливо оттолкнула его ногой, и он укатился куда-то в сторону. Калитка с противным, лязгающим звуком, пробирающим до мурашек, распахнулась, обнажая утоптанную тропинку к невысокому, трехступенчатому крыльцу.
Как завороженная, я сделала шаг вперед. Неуверенность отступила, мои движения стали порывистыми, торопливыми. Тим едва поспевал за мной. Не оборачиваясь, я