Личная спецслужба Сталина - Владимир Жухрай

Что же касается показаний, полученных на нее Абакумовым, утверждал Джуга, то они результат активных допросов и запугивания ее родственников и лиц из ближайшего окружения.

В доказательство он привел копию письма арестованной по этому делу Мельник-Соколинской, которое было по приказу Абакумова задержано полковником Черновым и передано в следственную часть по особо важным делам министерства.

Арестованная 3 апреля 1949 г. Мельник-Соколинская, подписавшая показания о том, что Жемчужина будто бы в разговорах с ней критиковала политику Советского правительства, в письме к мужу писала:

«В силу страшного режима следствия вынуждена была подписать о себе неправду и что если я только выздоровлю, то напишу обо всем товарищу Сталину. Я написала Абакумову, что я умираю, что Комаров — фальсификатор и вынудил меня дать показания».

Одновременно Джуга доложил Сталину, что другая арестованная, давшая показания «о вражеской деятельности» Жемчужиной, некто Каннель, арестовывавшаяся за связь с ней дважды (20 мая 1939 г. и 8 июня 1949 г.) рассказала в 1949 г. соседке по камере, что после ареста ее в 1939 г., когда она находилась во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, следователь по фамилии Визель на допросах нещадно ее избивал. От нее требовали подписать показания, что Жемчужина — иностранная шпионка, и что тогдашний председатель СНК Молотов якобы знал об этом. Что после того, как за нее лично взялся приближенный Берии комиссар госбезопасности Богдан Кобулов и пытки стали невыносимыми, Каннель оговорила себя и Жемчужину, подписав несколько протоколов, составленных Визелем.

Однако поскольку никаких доказательств «шпионской» деятельности ее и Жемчужиной, кроме выколоченного «признания» Каннель, у следствия не было, замысел обвинить ее и Жемчужину в шпионаже провалился и Каннель осудили через Особое Совещание НКВД лишь к 5 годам тюремного заключения якобы за антисоветскую агитацию. Срок этот она отбыла, но была вновь арестована в 1949 г. и теперь новый следователь Комаров требует от нее в отношении Жемчужиной того же ложного «признания», какое она, под влиянием пыток, сделала в 1939 году и что у нее нет другого выхода, если она не хочет умирать в холодном карцере или быть забитой насмерть, как сделать это.

В подтверждение того, что арестованная Каннель не врет, Джуга показал Сталину копию «покаянного» письма бывшего следователя НКВД Визеля на имя Абакумова, в котором тот в феврале 1948 года признался: он вместе с Кобуловым и начальником Главного Управления НКВД Меркуловым пытался создать провокационное дело в отношении Жемчужиной и Молотова, но потерпел неудачу. Визель писал: «Этим письмом я хочу выполнить свой долг, свое намерение — довести до сведения товарища Сталина правду о «деле» Жемчужиной и засвидетельствовать, что показания в отношении верного соратника товарища Сталина товарища Молотова сфальсифицированы. Это истина, ибо я лично участвовал в этой фальсификации. Товарищ министр! Любой преступник имеет право быть выслушанным. Я прошу только об этом: доложить мое письмо товарищу Сталину и дать мне возможность дать показания следственным органам МГБ и привести все доказательные факты, которыми я располагаю».

Абакумов положил письмо Визеля под сукно. Однако оно вместе с докладом генерала Джуги сыграло свою роль.

Готовившийся открытый судебный процесс по делу «буржуазных националистов», во главе которых якобы стояла жена первого заместителя председателя Совета Министров СССР Молотова Полина Жемчужина не состоялся. Абакумов был вынужден арестованных по делу Жемчужиной «националистов» тайно осудить при помощи Особого совещания МГБ СССР. «Громкого» процесса не получилось.

После осуждения ее родственников и друзей Жемчужина по-прежнему находилась в заключении и была освобождена лишь после смерти Сталина.

Ненависть Сталина и Джуги к Жемчужиной была связана со смертью жены Сталина — Надежды Аллилуевой. Они считали, что Полина Жемчужина во многом повинна в самоубийстве жены Сталина. Что именно ее провокационные «рассказы» о Сталине во время длительной последней прогулки в Кремле с Надеждой Аллилуевой накануне ее самоубийства подтолкнули жену Сталина совершить столь трагический акт, тяжело отразившийся на Сталине. Однажды, в порыве откровенности, что для Сталина, не признававшего сентиментальности, было чрезвычайной редкостью, он сказал Джуге:

— Знаешь, до сих пор не могу прийти в себя от предательства жены, как она «выстрелила» мне в спину…

— Конечно, очень жаль, что Василий и Светлана остались сиротами, — заметил Джуга.

— Что дети, — с горечью сказал Сталин, — она никогда ими не занималась, даже в детский сад я водил их сам, не удивительно, что они ее забыли на третий день. А вот меня своим поступком она покалечила на всю жизнь. Ведь я ее любил, — с грустью добавил Сталин, — а она, в конечном итоге, оказалась в стане моих врагов.

Справившись с волнением, вызванным неприятными для него воспоминаниями, Сталин продолжил:

— Я давно заметил в жене какое-то отчуждение, но занятый по горло делами, на сон и то время не оставалось, не придавал этому значения и уж никак не думал, что она чуждый мне человек по политическим взглядам.

А началось с того, что в 1927 г. она вдруг пошла на похороны известного троцкиста Иоффе, на которые собралась вся оппортунистическая и антисоветская шпана во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. На этих похоронах Зиновьев осмелился публично поливать грязью ее мужа, а Надя, единственная из жен членов Политбюро, присутствующая на похоронах Иоффе, стояла и спокойно слушала. Хотя бы ушла в знак протеста, что ли. Так ведь нет, не только выстояла до конца, но еще и пошла на поминки, где поношение ее мужа продолжалось.

Естественно, что по ее возвращении с поминок я сказал ей о недопустимости такого поведения со стороны жены генсека. Каюсь, сказал излишне резко. Но тогда я не знал о ее душевной болезни и все ее недостойные поступки в отношении меня объяснял плохим, своенравным характером и в какой-то мере разницей в годах и интересах. С этого момента в наших отношениях что-то разладилось.

Размолвки между нами бывали и раньше, в какой семье их не бывает! — но такой, как накануне Надиной смерти в 1932 г., никогда не было. На мою резкость Надя ответила тоже резкостью и ушла в спальню. Я же провел ночь на диване в кабинете.

Утром жену нашли застрелившейся из маленького браунинга, который ей, без моего ведома, подарил Павел, ее брат. Тоже нашел, что подарить!

— Хорошо, что она, будучи душевнобольной, не выстрелила в вас. Говорят, такое случается, — проговорил Джуга.

— Лучше бы действительно выстрелила в меня, — со вздохом проговорил Сталин, — мне было бы намного легче. Впрочем, тебе этого не понять. Не дано. Ты же никого из женщин и девушек никогда не любил и не любишь.

— Зато все они любят меня, — засмеялся Джуга.

— Вот что, Александр, — в голосе Сталина зазвучал металл, — ты бы как-то сократился, что ли, в своих амурных похождениях. Негоже это для коммуниста.

По-прежнему улыбаясь, Джуга шутливо ответил:

— Я человек ищущий, ищу свой идеал любви, ищу и ошибаюсь, ошибаюсь и опять ищу. А то, что не знаю любовных цепей, так это для службы, которую я возглавляю, большой плюс; никаких посторонних влияний. И потом один из литературных героев Горького, старый цыган Макар Чудра очень мудро сказал: «Не люби деньги — обманут, не люби женщин — изменят, люби одну свободу». Это единственное, что представляет ценность для настоящего человека.

Сталин, сурово посмотрев на Джугу, произнес:

— Ну вот что, свободный человек, любимец женщин, если не сократишь свои амурные похождения и не исправишься, на меня не пеняй. Тоже мне новый Дон Жуан выискался. Да, вот еще что. Займись Василием:[6] он тебя любит и по-настоящему уважает, попытайся отучить его от пьянства, — вздохнув, Сталин добавил: — Ведь пропадет человек…

К сожалению, выполнить эту просьбу при всем его влиянии на Василия Джуге не удалось. Генерал Василий Сталин, отличный смелый летчик и по натуре добрый человек, окончательно спился. В конце концов на почве хронического алкоголизма он, потеряв контроль над собой, докатился до незаконного расходования, хищения и присвоения государственного имущества и денежных средств, да и подчиненных склонял к этому.

Вот что говорилось в обвинительном заключении, когда Василия Сталина за совершенные преступления после смерти отца предали суду:

«Василий Сталин, будучи командующим ВВС Московского военного округа, присвоил 69 тысяч рублей государственных средств путем издания фиктивных приказов о награждении сотрудников ВВС Московского военного округа денежными премиями. На оборудование принадлежащей ему дачи незаконно из средств ВВС Московского военного округа израсходовал около двух миллионов рублей. Общая сумма средств ВВС Московского военного округа, незаконно израсходованных Василием Сталиным, составила около 20 миллионов рублей». По тем временам — очень большая сумма.