Сакура-ян - Андрей Геннадьевич Кощиенко

Полицайка отрицательно качает головой.

— Твоя дверь откроется только через пять лет. — сообщает она и требует. — Быстро говори, — будешь заполнять анкету?

— Не буду.

— Сама создаёшь проблемы. Я отмечу, чтобы тебя определили в самый плохой отряд. Согласна? Или всё же возьмёшь ручку?

— А тут есть и «хорошие»?

— Есть. Но если ты сейчас не сделаешь то, что я тебе говорю, то окажешься среди убийц, воровок и наркоманок. Ты к этому готова?

«Проверку мне, что ли, какую-то устроила?» — думаю я над прозвучавшей угрозой. — «Типа на знание тюремных обычаев. Согласишься, — пустит слух о сотрудничестве с администрацией или ещё какую-нибудь хрень удумает. А в камере, — в изгои запишут. Не буду ничего ей писать! Всё равно, правильного ответа не знаю, а девка за стойкой больно уж противная. Не хочу перед ней прогибаться».

— Можно подумать, что здесь есть какой-то другой контингент в отрядах. — уверенно говорю я. — В тюрьме других не держат. Так что заполняйте мою анкету сами, если она вам нужна.

— Уверена? — спрашивают.

— Абсолютно.

— Ну смотри.

(позже)

После поверхностного медицинского осмотра, душа и переодевания в тюремную робу, устало чапаю в сопровождении двух охранниц к месту своего проживания на ближайшие два года. На комплекте выданного постельного белья, несу, прижимая к себе выданные в личное пользование гигиенические средства. Наверное, я похож на закупившегося в магазине «хомяка», волокущего покупки в нору.

«Скорей бы уже доползти, да лечь спать» — думаю я. — «Устал, как собака. Ну и денёк. Даже не подозревал, что буду желать быстрее добраться до своей камеры. Воистину — «никогда не говори никогда!»

Лепесток третий

Время действия: четвёртое января

Место действия: исправительное учреждение «Анян»

Сижу на полу, мыслю, а значит — существую. Вчера, вопреки ожиданиям, охранницы привели меня не в общую камеру, а в одиночку. Оказалось, — таков порядок приёма. Сначала вновь прибывшим проводят личный досмотр и медицинское освидетельствование, а затем их на три дня помещают в карантин, где они занимаются изучением правил поведения и распорядка. Администрация тюрьмы в это время размышляет, — куда, в какую камеру определить новичков? По прошествии срока карантина заключённые сдают зачёт, показывая, насколько удалось преуспеть в изучении выданных им документов. Если есть в этом хоть какой-то успех, плюс не проявились признаки страшного заразного заболевания, притащенного с «с воли», то принимается решение о созыве классификационной комиссии. Та, на своём ежемесячном заседании, рассматривает личное дело очередной «новенькой» и, если не находит для этого никаких препятствий, — выпускает её из одиночного загона к остальному стаду. Поэтому деваха, обещавшая при оформлении документов записать меня в «группу ада», — трындела словно «колокольчик дар Валдая». Ничего она не решает.

Одиночная камера, в которой я сейчас нахожусь, представляет собой помещение примерно пяти квадратных метров площади, с унитазом, рукомойником и без всякой мебели. Постель, по корейским традициям — на полу. Утром растолкали в шесть часов, — заставили свернуть матрас и, вместе с постельным бельём, убрать в стенную нишу с закрывающейся на замок решёткой. Поэтому, до завтрака, досыпал так, — лёжа на голом полу (благо тот тёплый), отодвинувшись подальше от унитаза.

На завтрак принесли рисовою кашу с соевым соусом и вонючий овощной салатик с сыром тофу. Напиток — жидкий кофе с пресной булочкой. Как говорится, — совсем «не фонтан», но айдола подобным меню не испугать. Минут через десять после приёма пищи и чистки зубов, — вывели из камеры и под конвоем отправили знакомиться с местными официальными лицами, пожелавшими меня увидеть. Первой в списке «глазеющих» стала начальница тюрьмы, — женщина достаточно пожилых лет. Внимательно оглядев меня, она с неожиданной энергией сообщила о радости по факту того, что в её «заведении» будет отбывать срок звезда с мировым именем. Подобные кадры здесь ещё не сиживали и, несомненно, появление знаменитости такого уровня, значительно повысит уровень популярности учреждения. По крайней мере, — она на это рассчитывает.

Выслушав весьма странный спич главной персоны в здешней иерархии, я на пару секунд загрузился вопросом — «Она нормальная или прикалывается так?». Какая ещё «популярность»? Скорее, уровень «геморроя» у неё повысится, а не чего-нибудь ещё. Но поскольку увидел данную аджуму первый раз в жизни, то к однозначному выводу прийти не смог. Поэтому, на предложение «по всем проблемам обращаться прямо ко мне», — ответил вежливо, но расплывчато. Мол, спасибо, обязательно буду действовать согласно установленным правилам. На мои слова начальница одобряюще покивала, а я чуть позже сообразил, что вполне возможно, она их, эти правила, и составляла.

Затем меня отконвоировали в другой конец коридора, в кабинет заместителя руководителя учреждения. По своему возрасту та оказалась не особо моложе своей начальницы. Вот с ней вышло много говорильни, я даже слегка подустал. Как выяснилось, — официально тюрьма находится под управлением двух человек — начальника и её заместительницы. Только если первая из этой пары решает вопросы, так сказать, «глобального порядка», — соблюдения прав заключённых, охраны и безопасности, то вторая курирует более разнообразный спектр задач: снабжение, образование, медицину, воспитание и подсобное хозяйство при учреждении.

Возможно поэтому, заместительница интересовалась буквально всем: как себя чувствую, какое у меня первое впечатление, планы на будущее, прошлые дела и ещё до фига всяких вопросов, на которые мною давались уклончивые ответы. Беседа началась с информирования о том, что в данный момент я нахожусь в провинции Кенгидо, в тюрьме «Анян», в одном из двух имеющихся в Корее исправительных учреждений для девочек. Это примерно в тридцати километрах от Сеула. И понятия «колония» или «тюрьма» три года назад заменены в официальных документах на словосочетание — «институты коррекции поведения».

Услышав слово «институт», подумал, что не особо покривлю душой, если в дальнейшем стану говорить о наличии в своём «портфолио» пятилетнего «обучения», по окончании которого получил «диплом школы жизни».

Воспользовавшись тем, что общение с «замом» происходило не только лишь в одну сторону как с начальницей, поинтересовался — «за какие грехи отбывает контингент?». Ответили — «за всякие». Есть убийцы младенцев (родила — выкинула нафиг), есть «душегубы дорожные». Усесться за руль автомобиля в Корее можно ещё до совершеннолетия. Затем «зевок» на дороге, и нате вам, — нечаянно перееханный соотечественник, ставший трупом. Наличествует и «классика», — девушки, однажды потыкавшие чем-то острым в неугодную им личность. Но относительно них меня успокоили, — мол, подобных единицы, и они на особом контроле. Поэтому, не парься.

Зато имеется значительное число «отбывающих» за употребление наркотических средств. О «дурман-траве» и прочей «химии» говорят, — такого,