Школа обольщения - Джудит Крэнц

В этом изобилии, предназначенном скорее для водителей-дальнобойщиков, Билли удалось откопать немного желе из концентрата и — о, чудо! — тарелку прессованного творога, украшенного тертой морковью, еду, которую она ненавидела со школьных лет. Но это, по крайней мере, не жареное. Так как Вито уделял обеденные часы совещаниям, она уже два дня ела одна, ужасно стесняясь, а потом решила брать поднос и уходить в фургон.

Билли сидела в трейлере, мир для нее сжался до тарелки с творогом, и она до того разозлилась, что кусок не лез в горло. Гнев угнездился в животе, как твердый резиновый мяч, и она поняла, что он лишь отчасти вызван ее яростью из-за собственной закостенелой робости и болезненной подозрительности, ей казалось, что вся компания «Зеркал» считает ее чужой. Чужая или нет, она сознавала, что на деле люди совсем не так много внимания обращают друг на друга, как склонен думать каждый, и что, если она появится в украшенном цветами платье для пикников со шлейфом и с зонтиком, вряд ли кто-то это заметит.

В основном ярость ее была вызвана другой причиной. Она сердилась на Вито, который ради своей работы пренебрегал ею. Она злилась на его работу, в которой поневоле становилась посторонней. Злилась на собственное желание быть с ним, удерживавшее ее здесь, в Мендосино, бесполезную и изнывавшую от жалости к себе. Злилась, потому что, вернись она сейчас в Лос-Анджелес, она не выполнила бы обязательства, которые сама на себя возложила. Уехав, она бы продемонстрировала, что не может сносить, если все идет не так, как хочет она. Злилась потому, что не могла получить то, что хотела, когда хотела и как хотела. Она готова была взорваться от ярости, потому что сама запихнула себя в прокрустово ложе и вынуждена там лежать.

Она схватила тарелку и вышла из трейлера. К кому бы ей подойти? К этой компании стариков, что покатываются от хохота? Для первого раза, пожалуй, не стоит. Свенберг? Он сидел один, норвежские глаза глядели мечтательно, он видел свое имя в свете прожекторов. Ему не понравится, если его отвлекут. Актеры? Сегодня заняты только Сандра Саймон и Хью Кеннеди, да и те исчезли в другом фургоне. Она поняла, что бредет к трейлеру гримеров. В полутьме шушукались два педика-парикмахера.

— Миссис Айкхорн! — Оба вскочили на ноги, суетясь и угождая.

— На самом деле я миссис Орсини, но не волнуйтесь, зовите меня просто Билли.

Они взглянули друг на друга, едва скрывая изумление. Так она, оказывается, совсем не такая заносчивая богатая сучка, какой ее считают.

— Почему бы вам не присесть здесь, Билли? О, как мне нравятся ваши часики.

— Ваши волосы божественны. Кто вас причесывает?

— Что за брюки!

— Что за поясок!

И то лучше, чем ничего…

Ежедневно отснятый материал фильма отправляли в местную лабораторию Сан-Франциско, там проявляли и отсылали обратно в Мендосино. Заведующий производством обнаружил в Форт-Брэгге неиспользуемый кинотеатр, где в приличных условиях можно было просматривать отснятое за день. Вот они, думала Билли, ужины в маленьких сельских гостиницах. У Вито хватало времени только на то, чтобы вернуться в дом, быстро принять душ, надеть другие джинсы и перекусить с Файфи, Свенбергом, Сандрой Саймон и Хью Кеннеди в блинной, а затем все отправлялись на просмотр.

Билли с нетерпением ждала ежедневных просмотров. Ее воображению, воспитанному на Голливуде, рисовался большой частный просмотровый зал, глубокие кожаные кресла, легкие струйки дыма дорогих сигар, аура избранности и высокого положения, может быть, призрак Ирвинга Тальберга. Действительность же обретала вид ветхого кинотеатрика, пропахшего мочой, с продавленными креслами, на которых, если там еще остались в живых микробы, рискуешь подхватить неприличную болезнь, а изображения на экране непостижимым образом множились. Когда Билли посмотрела одну и ту же сцену четыре или пять раз, причем каждая версия мало чем отличалась от других, и послушала, как Вито, Файфи и Свенберг горячо их обсуждают, словно видят между ними огромные и серьезные различия, эта бесконечная ловля блох начала ее бесить. Почему они не могут прийти к решению без таких мук, неужели никто из них не представляет отчетливо, как все должно выглядеть? Она подозревала, что они раздувают проблемы, потому что каждый хочет в полной мере употребить власть, что они преувеличивают трудности, чтобы каждый мог удовлетворить самолюбие, высказав свою личную творческую точку зрения. Творческую? Ерунда! Они лепят пирожки из глины. Чушь. Чушь. Чушь! В субботу, когда Вито закончил обсуждать с Файфи Хиллом кое-какие изменения в сценарии, он наконец нашел время и для жены. Съемки шли по графику, ежедневные просмотры обещали великий результат, Сандра Саймон и Хью Кеннеди стали любовниками и в жизни, это придавало их совместным сценам потрясающую, сочившуюся с экрана чувственность, которую, как полагал Файфи, даже он не смог бы из них выжать, Свенберг работал с камерой вдохновенно как никогда и, что успокаивало больше всего, сломался генератор. Этого от него ожидали по крайней мере по разу на каждом кадре, и Вито считал, что пусть лучше это случится раньше, чем позже. Все шло своим чередом: бывали и неожиданности, и недоразумения, ошибки и их исправление, напряжение и смех от души, столкновения и примирения, провалы и остроумные озарения, все, как и положено, смешалось, напоминая театральное представление.

— Вито, — отважилась Билли, когда он протянул руки, чтобы посадить ее к себе на колени, — ты не чувствуешь некоторого… нетерпения? — Она чуть не сказала «скуки», но «нетерпение» показалось более подходящим словом: в нем не было упрека.

— Нетерпения, дорогая? Например, когда?

— Ну, например, когда сломался генератор и вам всем пришлось часа два сидеть и ждать, рока его починят?

«Тогда, например, да и всегда, в каждый бестолковый день», — подумала она.

— Да. Это меня всегда бесит до чертиков. Но, в общем, это неважно, в конце концов, все это дело так скучно, что часом больше, часом меньше — в целом не имеет значения.

— Скучно?!

— Конечно, милая. Дорогая, милая Билли. Положи голову сюда, ко мне на колени. О, как хорошо! Снимать фильм — самое скучное занятие во всем кинопроизводстве.

— Но не похоже, что тебе скучно! Ты не выглядишь скучающим! Я хочу сказать, ты полностью поглощен этим делом… Я ничего не понимаю… — Билли подняла голову с теплого гнездышка между его колен и удивленно посмотрела на него.

— Знаешь, все просто. Это скучно, но я не скучаю.

— Не понимаю.

— Приведу пример. Это как беременность. Ни одна женщина не сможет сказать, что большую часть времени из девяти месяцев она умирает от скуки, но разве можно день и ночь думать о «чуде рождения»? И вот ребенок время от времени начинает толкаться в животе, и это восхитительно, это волнует, это реальность. И женщина все время становится больше и больше, это тоже ужасно интересно, и в конце концов появляется ребенок. Так что это, в общем, скучно, но она не скучает. И вообще самое интересное начинается позже, после съемок, при монтаже и перезаписи. — Казалось, он очень доволен собой и своим объяснением.