Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

начал работать в революционной борьбе и от прошлого своего и своей семьи, семьи ремесленника, перешел к тому полному поглощению задачами рабочего класса, деятельностью его организации, которое дало ему возможность развернуться настоящим образом. Может быть, никто не является таким типичным представителем (курсив наш. – С.В.) деятельности и работы десятков, сотен и, может быть, тысяч революционеров из среды ремесленников и рабочего класса, ничтожное число их, котор[ое] принадлежало и к интеллигенции, которые еще при царизме в течение более десяти лет подготовляли из себя революционеров, способных руководить массами. Якову Михайловичу не приходилось в течение этой долгой деятельности бывать за границей, это ему дало возможность не терять связи с практической стороной движения (саморазоблачительное признание. – С.В.), и хотя тех семнадцати-восемнадцати лет всей его короткой жизни, которую он провел на партийной работе, хотя громадное число лет пришлось ему пробыть в тюрьме и ссылке, но здесь-то и выявился организаторский талант: он сумел себя целиком посвятить работе, наблюдению людей, умению распознавать их качества, умению ставить каждого на свое место, то умение, которое составляет главный талант организатора и, что замечательно, это умение приходилось вырабатывать человеку, посвятившему себя деятельности нелегальной, где, естественно, непосредственный круг тех, с кем нелегальный работник сталкивается, очень узок, и всякий из нас, кто имеет за собой порядочное количество лет нелегальной работы, всякий, кто припоминает десятки революционеров, который знал сотни революционеров и который слыхал или наблюдал, всякий скажет себе, что ничтожное число, которое можно пересчитать по пальцам одной руки, является из них такими организаторами, которые сумели из этого опыта постоянного общения в нелегальных кружках, из подполья вынести общее знание людей, умение организатора и администратора, которы[е] способ[ны] был бы перенести на деятельность сотен тысяч, на отношение между миллионами.

Здесь партии предстоял неслыханно трудный переход. Партия, которая воспитала и лучших своих представителей – [таких], как Я.М. Свердлов, не могла иначе воспитать как деятельностью нелегальной: в подполье, в кружках, партии приходилось в несколько недель, самое большее – в несколько месяцев, превратиться в партию правительственную, которая должна была руководить или на которую легла задача руководить миллионами пролетариата, так, чтобы они всю свою деятельность строили на неразрывной связи с десятками миллионов трудящихся, такой связи, которая не была бы формальной, как прежде, а такой, которая трудящихся будила бы, которая каждого рабочего, где бы ни жил, куда бы он ни попадал, сама собой превращала в агитатора-пропагандиста, организатора, сама собой создавала такое положение, что перед крестьянами, хотя бы наиболее отсталыми, наиболее задавленными, всякий рабочий является как руководитель, вождь, как тот, кто вел его за собой, кто показывает крестьянину пример борьбы против эксплуататоров, против помещиков, капиталистов, пример самого большого самопожертвования. То самопожертвование, которое вылилось в деятельность старых революционных работников, подало пример, который мы видим так наглядно в жизни Якова Михайловича, из 35 лет своей жизни половину проведшего в нелегальной работе и долгие годы, вероятно, больше половины этой жизни, проведшего по тюрьмам, в бегах, на нелегальном положении. Это самопожертвование, которое выделило лучших и немногих представителей ремесленников и ничтожное число рабочих, должно было быть повторено пролетариатом в небольшом масштабе.

Когда говорят о диктатуре пролетариата, часто забывают, что эта диктатура была готовностью, решимостью доказана на деле идти на самые большие жертвы. Когда обвиняют диктатуру пролетариата за примененное ею насилие (напоминание о массовом красном терроре. – С.В.), забывают, что это насилие направлялось против эксплуататоров, против помещиков и против капиталистов, а что то уважение, полнейшая преданность, которую пролетариат приобрел в массе трудящихся, приобрел только тем, что везде передовые его отряды в течение минувших двух лет революции взяли на себя большое число каких бы то ни было бедствий революции, тяжести голода, тяжесть тех неслыханных тягот, которые обрушились на нас, Гражданской войны – тех тягот, которые главным образом на население городов обрушились. Между самопожертвованием старых революционеров, которые больше чем десять лет до нашей революции выковывали свою умелую деятельность и организаторское умение, ядро партии, способное руководить пролетариатом, между этим самопожертвованием, тем, которое было главной отличительной чертой и самым важным источником авторитета и уважения, которое пролетариат (якобы. – С.В.) сыскал в крестьянстве в течение двух лет, самую неразрывную связь, оно показывает, что эта революция не могла бы пройти так, как прошла, не могла бы выдержать двух лет неслыханно тяжелых испытаний, если бы зачатки сплочения непреклонно твердой организации не были бы заложены такими людьми, как Яков Михайлович Свердлов в течение более чем десяти лет до начала революции и без которых этот организаторский талант, умение администратора не было бы связано с деятельностью класса, достаточно вышколенного капитализмом, достаточно объединенного, сплоченного, достаточно разгруженного от старой спячки, чтобы взять на себя продолжение этого дела, чтобы подготовить миллионы бойцов и борцов, чтобы повести их, несмотря на все трудности, которые возлагала на них История. Нет сомнения, что в стране более передовых организаторских способностей, в меньшем масштабе имеется распределение на большее число людей, нет сомнения, что там, после первых побед революции, легче будут проходить труднейшие организационные этапы, но первые шаги революции затрудняются в этих странах, между прочим, потому, что такой тяжелой закаляющей школы для авангарда революционеров и рабочего класса, какова была школа у нас, в других странах не было, и что там приходится переходить к тяжелой, более требующей жертв, революции от капитализма, от периода сравнительно мирного, который воспитывал не революционных борцов как руководителей рабочего класса, а борцов оппортунистических. Этот вывод нам навязывает, между прочим, сравнение нашей революции с немецкой. Сходство оказывается поразительное. Если мы припомним, что у нас дело началось с соглашательства, что оно привело к корниловщине и теперь немецкий пролетариат переживает эту корниловщину, а сегодня мы получили сообщение, что новое правительство германских монархистов, которое свергло старых монархистов, оно уже заключает соглашение со старым правительством, оно уже в блоке, восстанавливает власть монархизма вместе с немецкими меньшевиками, эсерами и шейдемановцами.

И нам говорят, что на другом полюсе, это еще не ясно, но очевидно, этот полюс есть, там образуется уже блок, который ставит себе единственной главной задачей диктатуру пролетариата, который пользуется немецкой корниловщиной, тем опытом, который эта корниловщина оставила в массах, пользуется точно так же, как в русскую революцию была использована авантюра Корнилова, явившаяся преддверием Октябрьской революции. Организаторы, вожди пролетариата, люди закаленные в долгой революционной борьбе, немецкому пролетариату именно теперь понадобятся в особенно большом числе. Как [ни] велико будет значение большей культуры, большей воспитанности, организованности рабочего класса, а недостаток таких вождей, как Яков Михайлович Свердлов, десять – пятнадцать лет воспитывающийся при организаторской