Неизбежная могила (ЛП) - Джоан Роулинг

1. Ссора между сестрами Пёрбрайт

Я подслушала, как Эмили обвиняла Бекку во лжи об утоплении Дайю. Эмили выглядит очень несчастной, и, думаю, если мне удастся подружиться с ней, она сможет разговориться. В ответ Бекка обвинила Эмили в совместной работе с Кевином над книгой из-за надписей на его стенах — Бекка видела фотографию его комнаты.

NB72: Очевидно, никто не сказал Эмили, что Кевин был убит. Она думает, он покончил с собой. Не уверена, что Бекка знает правду.

2. Явление Украденного пророка

Оно произошло в среду вечером. Мазу вела службу, рассказывая нам об Александре Грейвсе и о том, как он из-за своей жестокой семьи переехал жить на ферму Чапмена. Огромный соломенный человек, больше, чем в натуральную величину, стоял в центре приподнятой платформы в свете прожектора и…»

Робин перестала писать. У нее не было времени полностью осмыслить то, что произошло в храме, и с онемевшими от холода пальцами она сомневалась, что сможет передать Страйку, насколько пугающим было Явление: кромешная тьма, пронзаемая двумя прожекторами, один из которых был направлен на Мазу, стоявшую в своей кроваво-красной мантии с поблескивающей на ее шее перламутровой рыбкой на шнурке, другой — на эту возвышающуюся соломенную фигуру. Мазу приказала соломенной фигуре предоставить доказательства того, что Украденный пророк продолжает жить в мире духов, и из фигуры вырвался хриплый крик, эхом отразившийся от стен храма: «Позволь мне остаться в храме! Не дай им забрать меня, не дай им снова причинить мне боль!»

Робин вернулась к своему письму.

«…когда Мазу приказала ей, фигура заговорила и подняла руки. Я видела, как ее мастерили: простой проволочный каркас, покрытый соломой, так что не знаю, как ее заставили двигаться. Мазу сказала, что Пророк умер, чтобы показать адептам, насколько уязвимы чистые духом, когда они снова подвергаются материалистическому злу. Затем с потолка змеей спустилась петля…»

Робин снова увидела все это, пока писала: толстая веревка, змеящаяся вниз из темноты, петля, обвивающаяся вокруг шеи фигуры и затягивающаяся все туже.

«…и веревка подняла фигуру в воздух, а та начала метаться, кричать и пытаться что-то напевать, а затем обмякла.

Может быть, это звучит не так страшно, как когда я на это смотрела, но это было ужас…»

Робин засомневалась. Она не хотела, чтобы Страйк подумал, что она сходит с ума. Зачеркнув это слово, она написала вместо него:

«…очень жутко.

1. Ван

Сразу после Явления, когда мы вернулись в женское общежитие, у Ван начались схватки. При родах у них явно есть установленный порядок действий, потому что группа женщин, включая Луизу Пёрбрайт и Ситу (подробнее о ней ниже), тут же начали помогать ей. Бекка выбежала из общежития, чтобы сообщить Мазу, а потом возвращалась примерно каждый час, чтобы посмотреть, что происходит, и доложить в фермерский дом.

В ванной комнате у них какой-то средневековый набор, с кожаным ремнем, который Ван зажала в зубах, и ржавыми щипцами. Ван не положено было издавать ни звука. Ночью я должна была идти к пластиковому камню, но не смогла покинуть общежитие, потому что никто из женщин не спал.

Схватки Ван длились тридцать шесть часов. Это было настолько ужасно, что я уже была близка к тому, чтобы открыть, кто я на самом деле, и сказать, что пойду в полицию. Не знаю, какая норма при родах, но она, похоже, потеряла огромное количество крови. Я присутствовала при рождении ребенка, потому что одна из повитух больше не справлялась, и я вызвалась заменить ее. Ребенок находился в тазовом предлежании, и я была уверена, что девочка родится мертвой. Сначала она выглядела синей, но Сита вернула ее к жизни. После всего пережитого Ван даже не взглянула на ребенка. Она только сказала: “Отдай это Мазу”. С тех пор я не видела ребенка. Ван все еще лежит в постели в женском общежитии. Сита говорит, что с ней все будет хорошо, и я молю Бога, чтобы это была правда, но выглядит она ужасно.

2. Сита

Женщинам, которые две ночи дежурили возле Ван, сегодня разрешили немного поспать. Когда в общежитии все проснулись, мне удалось разговориться с Ситой, и я села рядом с ней за ужи…»

— Черт, — пробормотала Робин, встряхивая шариковую ручку. Как она и опасалась, чернила, похоже, закончились.

И тут Робин замерла. В отсутствие царапающего звука ручки по бумаге она услышала что-то еще: шаги и женский голос, тихо и беспрестанно напевающий:

— Лока Самаста Сукхино Бхаванту… Лока Самаста Сукхино Бхав…

Пение прекратилось. Робин погасила зажатый во рту карманный фонарик, и снова бросилась ничком в крапиву, но слишком поздно: она поняла, что поющий заметил свет.

— Кто там? Кто там? Я тебя в-в-вижу!

Робин медленно села, заталкивая фонарик, ручку и бумагу подальше за спину.

— Линь, — сказала Робин. — Привет.

На этот раз девушка была одна. Мимо пронеслась машина, и когда луч фар скользнул по Линь, Робин увидела, что ее бледное лицо залито слезами, а в руках она держит пучок вырванных с корнем растений. В течение, как показалось, долгого времени, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, они смотрели друг на друга.

— П-п-почему ты здесь?

— Мне нужно было подышать свежим воздухом, — сказала Робин, внутренне съеживаясь от несуразности этой лжи, — а потом... потом у меня немного закружилась голова, и я решила посидеть. Последние несколько дней были напряженными, правда? Из-за Ван и… и всего остального.

При слабом лунном свете Робин увидела, что молодая девушка смотрит на деревья в направлении ближайшей камеры видеонаблюдения.

— И все же, з-з-зачем ты сюда пришла?

— Я немного заблудилась, — солгала Робин, — но потом увидела свет на дороге и пришла сюда, чтобы сориентироваться. Что ты задумала?

— Н-н-не г-г-говори никому, что ты меня видела, — сказала Линь. Ее большие глаза странно блестели на затененном лице. — Если с-с-скажешь кому-нибудь, я скажу, что ты встала с п-п-п-п-п…

— Я не скажу...

— ...постели и что я увидела тебя и п-п-п-пошла...

— ...обещаю, — быстро произнесла Робин. — Я никому не скажу.

Линь повернулась и поспешно направилась к деревьям, продолжая сжимать в руках вырванные с корнем растения. Робин прислушивалась до тех пор, пока шаги Линь полностью не стихли, оставив ее в тишине, нарушаемой только обычными ночными