Среди красных вождей - Георгий Соломон (Исецкий)

Обещанных разъяснений из Питера не приходило. Я решил повидаться с Анной Ильиничной и постараться осторожно выведать у нее, не знает ли она чего-нибудь об этой литературе. В Петербурге меня предупредили, что у Ульяновых нельзя ни с кем, кроме Анны Ильиничны, говорить о революционных делах, ибо Мария Александровна, старший сын которой Александр был повешен за покушение на жизнь Александра III[96], так боится за остальных детей, что всякое упоминание при ней о революционных делах ее приводит в тяжелое нервное состояние. А к тому же в это время ее третий сын, Дмитрий, студент-медик, сидел в Таганке (московская тюрьма. — Ред.) Ленин находился в ссылке в Минусинске… Все это тяжело ложилось на старушку. И вся семья старалась всячески отвлекать ее от печальных мыслей и делала все, чтобы по возможности развлекать ее.

Я попал к Ульяновым очень удачно: Мария Александровна с младшей дочерью собиралась в театр, и мы, таким образом, остались вдвоем с Анной Ильиничной. Впрочем, не совсем, так как дома оставался и ее муж. Но покойный Марк Тимофеевич, очень умный и достойный во всех отношениях человек, был в семье Ульяновых, где царила Анна Ильинична, в крайнем загоне.

Я начал с ней дипломатический разговор. Прямо я, конспирации ради, не мог ее спросить, не слыхала ли она чего-нибудь о том, что московские товарищи ждут литературу… Анна Ильинична была умная женщина и большая, очень сдержанная конспираторша, хорошо владевшая собою. Но я заметил, что она была чем-то встревожена, хотя и умело скрывала это…

— Ну, как вам нравится Москва, освоились вы уже с нею? — спросила между прочим она. — Завели знакомства?

— Да трудно в Москве, Анна Ильинична, как-то я совсем растерялся в ней, — неопределенно отвечал я, — надо привыкать.

— Да, конечно, Москва не Питер, у нее своя собственная физиономия… но вы увидите, что привыкнете к ней и полюбите ее…

— Будем надеяться, а пока что приходится очень тяжело…

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь, скажите? — настороженно предложила она.

— Не знаю, боюсь, что нет… дело такое… касается…

Испугавшись, что мы слишком близко к цели моего визита, я замялся и, оборвав фразу, перешел на другую тему. Но тут Анна Ильинична бесцеремонно выслала своего мужа из столовой.

— Марк, у тебя, кажется, спешная работа, ты не стесняйся Георгия Александровича, иди к себе… — довольно резко сказала она.

Марк Тимофеевич грузно поднялся и, угловато извинившись, пошел к себе…

— Да видите ли, Анна Ильинична, не знаю, как и сказать, право, — отвечал я, стараясь говорить дипломатически. — Я вот уже около двух недель жду известия об одном моем старом друге… моем шафере, и очень боюсь, что он серьезно болен…

— Я возвращаюсь к моему предложению вам помочь, — продолжала Анна Ильинична, — если, конечно, я могу…

Я почувствовал в этом вопросе скрытую под тоном светской любезности большую тревогу.

— Что же, он не здесь, не в Москве? — тихо спросила она, пытливо глядя мне в глаза.

— Нет, он в Англии, — сказал я, — он был серьезно болен… боюсь, не опасно ли?..

— Ну, зачем так мрачно думать, — быстро ответила она, — «pas de nouvelles bonnes nouvelles», и я надеюсь, что «он вне опасности».

— Вы в этом уверены? — живо спросил я ее, видя, что мы уже почти договорились до установленного пароля.

— Уф, — с облегчением вздохнула она и, бросив конспирацию, прямо спросила меня: — Так это вы? Господи, как напутали ваши питерцы… Ну, теперь все ясно… Я могу вам сказать, что псевдоним «Сумцова» должна была передать вам пароль: «Петя вне опасности», и она посейчас, благодаря тому что питерцы переконспирировали, с тревогой ждет вас у себя по данному ею питерцам адресу, ничего не понимая…

— Да, позвольте, Анна Ильинична, не она меня должна ждать, а я должен ждать ее у себя и жду уже более двух недель… Какое безобразие!..

Все разъяснилось. Оказалось, что действительно питерцы переконспирировали, запутав ясное само по себе дело, плохо поняв какое-то зашифрованное письмо…

— Я в курсе этого дела, — сказала Анна Ильинична. — Теперь вопрос о «Сумцовой» отпадает. Не согласитесь ли вы, Георгий Александрович, закончить это навязшее у вас в зубах дело и свезти литературу по адресу, который я вам укажу?.. Вы понимаете, что за нами очень следят из-за ареста Мити (младший брат Ленина. — Ред.).

Конечно, семья Ульяновых была очень на виду у полиции, и, если бы кто-нибудь из них взялся закончить это дело, это могло грозить провалом. Но и за мной тоже следили, и, само собою, мое знакомство с Ульяновыми не могло остаться не замеченным филерами. Но было благоразумнее во всех отношениях, если я лично закончу это «опасное» дело, не впутывая в него новых лиц. Поэтому я согласился.

— Спасибо, Георгий Александрович, — просто сказала Анна Ильинична, — вы меня очень выручаете… я так боюсь за мамочку, боюсь, что, если бы случилось что-нибудь с кем-либо из нас, она просто не пережила бы этого… Право, вы очень великодушны… ведь вы тоже рискуете, — спохватилась она.

— Ничего, Анна Ильинична, — поторопился успокоить я, — авось как-нибудь мне удастся обмануть шпиков… Куда я должен отвезти? Это место неподозрительное, чистое?

— О да, никаких подозрений…

Мы условились, что я явлюсь в указанное место, где меня будут ждать и где я сдам литературу, сказав как пароль: «Я вам передаю привет от Тяпкиной».

— К вам выйдет Анна Егоровна Серебрякова, — сказала Анна Ильинична, — это наша близкая приятельница, которая часто бывает у нас. Я ее предупрежу, и все пройдет гладко. И кстати, вам будет интересно и небесполезно познакомиться с ее семьей. Это старая революционерка, народоволка «из славной стаи» Желябова, Перовской, Кибальчича, с которыми всеми она была очень дружна. Она сама избегла едва-едва той же участи… Теперь она отошла уже давно от революции и занимается исключительно литературой в качестве переводчицы… И теперь она чиста от всяких подозрений у полиции, так что это очень надежное место для хранения «нелегальщины» и для всяких конспиративных сношений… Живет она на Смоленском бульваре… Но, конечно, я даю ее адрес лишь людям вполне надежным и опытным.

И она подробно рассказала мне, как надо туда проехать, и прочие подробности.

Глава 3

Я везу литературу к А. Е. Серебряковой. — Оказалось, что я попал в самую геенну предательства. — А. Е. Серебрякова — знаменитая старая предательница, разоблаченная В. Л. Бурцевым. — Суд над ней в советской Москве. — Расстрел, замененный смягчением участи ввиду дряхлости. — Рука Серебряковой в деле моего ареста и «дело 1 марта 1901 года».