Автобиография - Марк Твен

Все обернулось именно так – и после этого я вел легкую жизнь, ничего не делая, потому что мне не пришло в голову принять собственное лекарство. Мне не нужна была работа, пока она была у Хигби: одной было довольно для такой маленькой семьи, – и, таким образом, в течение многих последующих недель я вел праздную барскую жизнь, читая книги и газеты, каждый день тушил к обеду сушеные яблоки, как в воскресенье, и не мечтал о лучшей жизненной карьере. Хигби достойно меня содержал, ни разу на это не пожаловался, ни разу не предложил, чтобы я пошел и поискал себе бесплатную работу и сам себя обеспечивал.

Это было в 1862 году. Я расстался с Хигби примерно в конце 1862-го – или, может, это было начало 1863-го – и отправился в Виргиния-Сити, потому что меня пригласили туда приехать и заменить Уильяма Х. Райта на месте единоличного репортера в газете «Территориальное предприятие» и в течение трех месяцев выполнять работу Райта, который поехал через равнины в Айову навестить свою семью. Однако я все об этом написал в «Налегке».

С тех пор в течение сорока четырех лет я больше не видел Хигби.

Вскоре после моей женитьбы в 1870 году я получил письмо от молодого человека из Сент-Луиса, который был, возможно, дальним моим родственником, я теперь уж этого не помню, но в его письме говорилось, что он горит желанием и амбициями стать журналистом, – дескать, не пришлю ли я ему рекомендательное письмо в какую-нибудь сент-луисскую газету и не постараюсь ли добыть ему место репортера? Это был первый раз, когда я получил возможность устроить новую проверку моей великой схемы. Я написал ему и сказал, что достану ему место в любой газете в Сент-Луисе, он может выбрать издание сам, по своему вкусу, но должен обещать мне добросовестно следовать инструкциям, которые я ему дам. Он сказал, что с радостью неукоснительно выполнит эти инструкции. Его письмо было переполнено преждевременной благодарностью. Он просил инструкций. Я их выслал. Я сказал, что он не должен пользоваться рекомендательным письмом от меня или от кого-то другого. Он должен пойти в выбранную им газету и сказать, что ничем не занят, застоялся от безделья и хочет работать – что он стосковался по работе, изнывает по работе, что его не заботит жалованье, что он не нуждается в жалованье, а будет сам себя содержать, – он просто хочет работы, ничего, кроме работы и работы не какой-то конкретной, а любой, какую они ему дадут. Он будет подметать редакционные комнаты, он будет доливать чернила в чернильницы и клей в бутылки с клеем, он будет бегать с поручениями, он будет приносить пользу всеми возможными способами.

Я подозревал, что моя схема не будет срабатывать с каждым, что некоторые люди сочтут неприемлемым работать даром и сочтут такую работу основанием для презрения к самому себе; кроме того, многие сочтут меня дураком за то, что я предлагаю такой план; к тому же многим не хватит характера решительно включиться в эту схему и ее опробовать. Мне было интересно узнать, что за человек был этот соискатель, но, конечно, мне пришлось подождать некоторое время, чтобы это выяснить. Я написал ему, что он не должен ни в коем случае просить жалованья, он не должен позволить себе совершить эту ошибку, что рано или поздно предложение об оплате откуда-нибудь поступит и что в этом случае он должен пойти прямо к работодателю и дать тому возможность предложить ему подобную зарплату. В таком случае он обязан остаться на старом месте – пока у кого-то служит, он не должен просить о прибавке жалованья, это предложение всегда должно поступать откуда-то еще, если он докажет свою ценность.

Схема сработала снова. Тот молодой парень выбрал себе газету и в течение первых нескольких дней подметал, выполнял другую неприметную работу и держал рот на замке. После этого сотрудники стали его замечать. Они увидели, что могли бы задействовать его множеством способов, и это сэкономило бы им время и усилия. Они нашли, что он проворный, сметливый и старательный, и вскоре начали расширять его пригодность. Тогда он отважился применить еще один пункт моих наставлений – я велел ему не спешить с ним, а сперва укрепить свою популярность. Теперь он принял этот пункт на вооружение. Идя из конторы домой и бегая с поручениями, он держал глаза открытыми и всякий раз, когда видел что-то, что могло быть полезно в колонке местных новостей, он это записывал, затем просматривал написанное, упразднял прилагательные, снова просматривал написанное и истреблял другие не относящиеся к делу излишки, и наконец, уварив заметку до чистых фактов, удалив все рюши и другие украшения, он клал ее на стол редактору отдела местных новостей. Несколько раз он добивался успеха и видел, как его материал, неурезанный, отправляется в газету. Вскоре редактор отдела местных новостей, когда у него не оказывалось никого под рукой, стал отправлять его на задания. Он старался изо всех сил и с хорошими результатами. Такое случалось с ним все чаще и чаще. Это свело его с репортерами всех газет. Он подружился с ними, и вскоре один из них рассказал ему о вакантном месте, которое он может получить вместе с жалованьем. Парень сказал, что должен сперва поговорить со своими работодателями. В строгом соответствии с моими инструкциями он рассказал о предложении своим нанимателям, и случилось то, чего следовало ожидать. Они сказали, что сами могут платить ему эти деньги, если он останется на своем месте.

Этот молодой человек писал мне два-три раза в год и всегда докладывал о моей схеме что-нибудь воодушевляющее. То и дело какая-нибудь другая газета предлагала ему повышение. Он нес эту новость в свою газету, его собственная газета всякий раз его повышала, и он оставался там. В конце концов он получил предложение, с которым его наниматели не смогли тягаться, и тогда он с ними расстался. Этим предложением было жалованье в три тысячи в год на должности ведущего редактора в ежедневной газете в одном из значительных городов Юга, и это была высокая ставка для того времени и региона. Он удерживал этот пост три года. После этого я никогда больше о нем не слышал.

Примерно в 1886 году мой племянник Сэмюэл Э. Моффетт, юноша двадцати с чем-то лет, потерял унаследованное им имущество и оказался перед необходимостью поисков, чем бы заработать себе на жизнь. Он был незаурядный молодой человек в нескольких отношениях. Нервное заболевание рано сделало его непригодным к посещению школы каким бы то ни было традиционным образом, и он вырос без школьного образования – но это была для него не такая большая беда, поскольку он имел феноменальную память и мощную жажду знаний. В двенадцать лет он собрал, путем чтения и слушания, обширную и разнообразную сокровищницу знаний, и я помню одну демонстрацию этого, которая была для меня очень обидной. Он гостил у нас в доме, и я пытался выстроить игру из исторических фактов, выдернутых из всех эпох. Я вложил в эту игру много труда, и это был тяжкий труд, потому что таких фактов у меня в голове не было. Мне приходилось мучительно выкапывать их из книг. Мальчик посмотрел на мою работу, нашел, что мои факты не точны и игра в таком виде непригодна. Потом он сел и составил всю игру, черпая факты из своей памяти. Для меня это было поразительное представление, и я был глубоко уязвлен.