Сын башмачника. Андерсен - Александр Трофимов

Его любовь была неземной, сказочной — и ей ничего не оставалось, как перешагнуть в сказки из этой грубой жизни, где нежность поэта не находила ответной нежности у тех, от кого он ждал её. Сказки его выпорхнули из травинки, которую обронила Риборг Войт, из улыбки Луизы Коллин, отказавшейся с ним танцевать.

Достоевский писал о том, что роман можно написать, если запастись двумя-тремя глубокими впечатлениями, пережитыми действительно. Я бы отнёс это и к андерсеновским сказкам, в сущности являющимся мини-романами: прекрасную сказку, которая будет жить среди разных народов, нельзя написать без разочарования в любви, без осознания, что ты непонимаем людьми. Чувства выхлёстываются в сказку, создавая необычайно яркие, архетипические образы, спешащие от одного читательского сердца к другому.

Две неудачные любви — две тропинки к сказкам. Эти тропинки вели на вершину, которая оказалась первым сборником «Сказки, рассказанные детям».

Кто бы вспоминал сейчас Луизу Коллин, если бы не сказки человека, безответно влюблённого в неё?

Стоит ли обижаться на чудаков? Стоит им доверять своё сердце? В семье Коллинов все были практичными людьми. Сказка не могла главенствовать в их добропорядочном доме. У неё слишком яркие крылья...

В сущности, сказки Андерсена — это ещё и слепок общества, своеобразная летопись мещанского Копенгагена.

Луиза Коллин прожила долгую жизнь (1813-1989) и была счастлива в браке. Андерсен любил её детей и часто играл с ними... Пережив Андерсена на двадцать три года, она была свидетельницей его грандиозной славы и уже без прежней усмешки вспоминала о его любви...

Йонас Коллин, отец семейства (1776-1861), смог воспитать в своих детях чувство ответственности перед долгом. Все его дети основали счастливые семьи. Может быть, потому, что они лишь читали сказки, а не жили ими...

Главной сказкой его жизни была Йенни Линд, кому Бог подарил голос чисто ангельский. Не голос принадлежал ей, а ока принадлежала своему чудесному дару.

У каждого мужчины есть главная женщина его жизни. Она может промелькнуть в детстве и никогда не возвращаться, превращая жизнь в сумерки, она может встретиться в средине жизни и превратить пасмурные от болезней и одиночества дни в солнечные сутки...

В 1840 году Андерсен, никогда не имевший собственного дома, жил в одном из отелей Копенгагена и любил рассматривать доску с именами тех, кто только что приехал... Он романтично ждал чего-то от этого списка, вглядываясь в свежие фамилии, точно в его отеле могли поселиться Дюймовочка или Принцесса на горошине.

И вдруг почувствовал запах подснежников. Точно кто-то невидимый пронёс мимо букет... Сказочник обернулся — букета не было. Но он умел разговаривать с цветами и видеть их, даже когда никто не в силах их увидеть... Ведь часто невидимые цветы разгуливают в поисках будущих своих друзей; иногда они заходят даже в отели.

Подснежники, которые мог увидеть только он, танцевали в теплом гостиничном воздухе, то плывя навстречу друг другу, то удаляясь, делая невидимые «па» и немного обижаясь, что ни один из них Андерсен не включил в свою сказку «Цветы для маленькой Иды».

«Я не забыл о вас, — мысленно сказал им Андерсен, — найдётся и вам хорошенькое местечко на моих страницах».

Цветы, услышав его, побелели от радости, и запах их стал ещё заметнее...

И тут взгляд Андерсена — точно его подтолкнули подснежники, коснулся имени Й-е-н-н-и Л-и-н-д. Это имя неожиданно превратилось в подснежник и стало танцевать вместе с другими вальсирующими цветами.

Андерсен сразу почувствовал, что с именем Йенни Линд в его жизни будет связано нечто особенное, ради чего он, быть может, и появился на земле. И этой мысли не было стыдно перед воспоминаниями о Риборг Войт и Луизе Коллин.

«Йенни Линд», — повторял он, возвращаясь в свой номер, чувствуя, как это имя поселяется в нём, становится его крыльями.

Он уже много слышал о ней — лучшая певица Швеции. Она была соловьём своей страны, по отзывам газет.

Совсем недавно Андерсену оказали в Швеции большие почести. А поскольку он любил знакомиться со всеми талантливыми людьми, то решил познакомиться и с Йенни Линд. Дания ещё не рукоплескала певице, и Копенгаген не подозревал о родстве её голоса с голосами соловьёв...

Новый визитёр был принят крайне холодно.

— Надолго ли вы в столицу нашего королевства? — Андерсен попытался хотя бы интонацией растопить её холод.

Но заглянул в её глаза и понял, что Снежных королев в мире реальности гораздо больше, чем в сказках...

   — Я приехала посмотреть ваш город, о котором много слышала. — Слова её были равнодушны, как камни мостовой. После паузы она продолжила: — Думаю, что нескольких дней мне вполне хватит.

   — Для того, чтобы узнать Копенгаген, недостаточно даже жизни, — несколько менторски, что произошло, конечно же, от волнения, произнёс Андерсен. Он сидел с таким видом, словно ему были весьма рады. Иностранка не разделяла его мнения.

   — Так вы автор романа «Импровизатор»? — спросила она из вежливости, и было видно, что она не читала романа.

Он увидел углубившуюся носогубную складку певицы. Ока дала понять, что теряет время в разговоре с надоедливым посетителем, цели которого были ей непонятны.

Романист несколько минут пристыжённо простоял перед ней и выдавил из себя:

   — Позвольте откланяться.

Гордым поворотом головы она разрешила это сделать.

Он вышел от неё подавленный и понял, что запах подснежников послышался его воображению, и только. На всякий случай он вновь спустился вниз и подошёл к доске с именами приехавших в Копенгаген. Имя и фамилия певицы посмотрели на него насмешливо, а некоторые буквы просто умирали со смеху. Он вдохнул огромным косом застоявшийся воздух и вдруг! — снова гюдснежниковый дух вошёл в его сердце.

Вскоре Пенни Линд уехала, и постепенно запах подснежника выветрился из его сердца.

Если бы кто-нибудь подошёл к нему и сказал, что он расстался с женщиной, которая оставит самый глубокий след в его судьбе, он растерялся бы от неожиданности.

Если бы ему сказали, что никто из женщин не окажет на него большего влияния в высоком деле служения искусству, то Андерсен бы не поверил.

Если бы сказочники не умели любить, кому бы они были нужны? И разве появлялись бы у них сказки? Сказки — это ожидание любви или следы неудачной любви; и чем сильнее ожидание и неудачнее любовь, тем поэтичнее, глубже сказки. Сказка — синоним любви.