Под тенью лилии (сборник) - Мирча Элиаде

— И тебе ничего не показалось странным в разговорах, в дискуссиях? Ничего не запало в память? Что говорил, например, доктор Магеру, которого потом перевели в Слатину? Я слышал от твоих коллег, вы были друзьями…

— Кем-кем, а друзьями мы не были. И если хотите знать, то это именно из-за него мы с Александрой расстались.

Нэстасе слушал, кивая.

— Тем не менее ты не окончательно порвал с товарищ Иринеу. Ты ей писал.

— Открытки, — улыбнулся Пантелимон. — Она их коллекционирует.

— А в прошлом году послал ей целую бандероль…

— Специальную брошюрку на немецком языке… хотел сделать ей приятное.

— Не дошла твоя брошюрка, — сразил его Нэстасе. — Товарищ Иринеу успела переменить адрес. Получила командировку в Швецию и там осталась…

Пантелимон побледнел, провел рукой по волосам и в недоумении уставился на мокрую от дождевых капель руку.

— Ты не знал, что она осталась в Швеции?

— Н-нет, — промямлил Пантелимон и уронил руку на колени.

— Если волосы намокли — верная простуда, — сказал Нэстасе, поднимаясь. — Дамка я тебе аспирину.

Пантелимон послушно проглотил таблетку и залпом выпил стакан воды.

— Спасибо, — поблагодарил он, переведя дух.

— Но представь, шведский климат ей не подошел, и она перебралась южнее. Гораздо южнее… Кажется, в Уганду…

Прослушав магнитофонную запись, Гиберча поднял голову и спросил:

— Зачем ты брякнул про Уганду?

— Так, вырвалось. Посмотреть, как он будет реагировать.

— Он отреагировал блестяще. Либо правда ничего не знает и тогда совершенно справедливо считает себя полным кретином. Либо умеет прятать концы. Но с нами играть — это надо быть не в своем уме, как он тоже справедливо считает…

Гиберча помолчал, устремив взгляд в потолок.

— Время идет, подпольная типография работает — правда, через пень-колоду, с перебоями, — а мы все топчемся на месте. Три месяца! Три месяца, как обнаружили первый Фальшивый номер…

Нэстасе поерзал на стуле и, видя, что молчание затягивается, осмелился:

— Если позволите, товарищ полковник, мы все же кое-что установили.

— Например?

— Например, связь между Слатиной и музеем вооруженных сил…

— Да если бы знать наверняка, что есть такая связь!

— …или, например, что изменения, внесенные в текст, и прежде всего опечатки составляют код, посредством которого передаются сообщения…

Гиберча медленно крутанул свое кресло на колесиках к окну, не отрывая от потолка задумчивого взгляда.

— Изменения, внесенные в текст, — раздельно повторил он. — Самое главное, оно же самое загадочное: «Уединенные всех стран, соединяйтесь!» Но прежде всего — да, опечатки. Вместо «провинциальный» — «провиденциальный»; вместо «верный» — «скверный», все вот в таком роде. То подменят одну букву, то пару буковок прибавят…

— Согласно коду, — застенчиво подсказал Нэстасе.

— Однако за три месяца спецслужбы его еще не расшифровали, этот код.

Нэстасе подвинулся к самому краешку стула.

— Мы знаем по крайней мере, что передаются сообщения каким-то подрывным группам; очень возможно, организуются акты саботажа, а еще вероятнее — готовится заговор!

Гиберча крутанул кресло обратно и, очутившись лицом к лицу с Нэстасе, пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты, товарищ прекрасно знаешь, что если классовый враг и совершает преступные акты саботажа, то это никак не заметно. В последние три месяца все идет так, будто никаких фальшивых номеров вообще нет, будто они и не циркулируют вовсе. Кто же сомневается, что это подпольная антигосударственная организация? Но где результаты ее действий? Где?

— Может, они просто еще не перешли к действию, — предположил Нэстасе.

— Возможно, возможно. В пользу версии о заговоре — один аргумент: Зеведей.

— Я же говорил!

— Не в том смысле, в каком ты говорил, — осадил его Гиберча. — Ошибка была допущена с самого начала, когда вы дали Зеведею понять, что на него есть компромат и что за каждым его шагом следят. Хорошо еще, не арестовали! Вот был бы номер!.. Да, поведение Зеведея можно объяснить только наличием секретной организации, к деятельности которой он прямо или косвенно причастен. В противном случае нам пришлось бы считать его сумасшедшим. А таковым он точно не является.

— И все-таки… — робко начал Нэстасе.

— Нет, конечно, те, кто с ним не знаком, сказали бы, что ты прав, — перебил его Гиберча. — Это же надо сообразить — приставать к людям у магазина в самом центре, если знаешь, что объект под наблюдением, — приставать с вопросом, который сейчас год, то есть напрямую заводить речь о газетах-фальшивках! А это рубище с двумя заплатками вместо эполет! Какой во всем этом смысл? А такой, что, кто раз его увидел и раз услышал, уже его не забудет. Зеведей нарочно привлекает к себе внимание, да так, чтобы его нельзя было забыть. А тут еще некоторые — в интересах дела, разумеется, — посылают своих курьеров на улицу Лучафэр, тринадцать и адрес кричат во всю глотку.

Нэстасе снова заерзал, намереваясь оправдываться.

— Знаю, знаю, ты выполнял свой долг, но тем не менее ошибка есть ошибка… Вернемся лучше к вопросу о цели, которую преследует Зеведей. Я вижу единственное объяснение: он потерял связь — то ли со своим агентом, то ли с шефом. Тот находится где-то здесь, в столице, Зеведей это знает и шлет во все концы сигналы. Надеется, что про его чудачества вот-вот пройдет слух по всему Бухаресту и, глядишь, как-нибудь ночью к нему постучит тот, кого он ждет…

— Оба жилых объекта находятся под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, — отчеканил Нэстасе. — И номер тринадцать, и номер тринадцать-бис. За номером десять, двенадцать и четырнадцать тоже приглядывают наши люди. Все, кто посещает Зеведея или его соседа, Иоана Роатэ, проверяются и в случае необходимости берутся на допрос. По ночам к нему никто не приходит. И сам он после десяти вечера из дому не вышел ни разу…

— Знаю, все это я знаю, — отмахнулся Гиберча. — Однако же когда-то, днем ли, ночью ли, он должен вступить в контакт со связным, которого ждет. В противном случае…

— Значит, все же заговор… — проронил Нэстасе, тщетно прождав окончания фразы.

— По всем признакам — да. Только если это заговор, а Зеведей потерял связь, тогда как получилось, что сегодня, двадцать шестого мая, фальшивые номера обнаружены в четырнадцати городах, не говоря уже о Бухаресте? Как получилось, что…

Он не договорил, забарабанил пальцами по столу, потом нажал на кнопку слева от телефона. Когда дверь открылась, бросил, не оборачиваясь:

— Последнее досье от спецслужб.

И стал ждать в молчании, постукивая пальцами по столу — то как по барабану, то как по клавишам пианино.

— Нулевой результат, как и на прошлой неделе, — бормотал он, листая принесенное досье. — Регистрация опечаток, графики и статистические таблицы, консультации с двумя крупнейшими математиками и даже с одним экспертом по компьютерам… И ничего. Мы до сих пор ровным счетом ничего не знаем! — Он поднял глаза от досье и криво усмехнулся. — Однако что же мы будем сами себе пудрить мозги, товарищ Нэстасе?! Улавливаешь, на что я намекаю? — Его голос зазвучал глухо. — Ведь всем все ясно: и нам, и выше, и на самом верху… Давно ясно. Тайная типография — разве такое может быть в нашем государстве? Разве не напрашивается сама собой мысль, что фальшивые номера фабрикуют хоть и в столице, но на территории какого-нибудь из посольств какой-нибудь дружественной нам страны?.. Более или менее дружественной, — поправился он. — Пусть это только гипотеза…

— Так-то оно так, — осмелился вставить Нэстасе, — но краска-то слатинская…

— Кабы хоть это было наверняка! — возразил Гиберча. — Допустим даже, что краска именно оттуда. Но где типография, как обеспечивается распространение? А главное — цель. Зачем? Cui prodest?[63] — если ты ненароком учил в лицее латынь и еще не все забыл. Cui prodest? «Уединенные всех стран!» Где они уединились? Кто таковы?

Каждый день перед обедом Пантелимон порывался зайти за Ульеру. Он энергично выходил из лаборатории, но постепенно сбавлял скорость. На площадке у лифта прислонялся к стене и, раскрыв газету, утыкался в нее. Время от бремени поднимал глаза на стенные часы и наконец сворачивал газету и плелся в столовую. Он оказывался в числе последних и ел торопливо, не разбирая вкуса, опустив глаза в тарелку. Если к нему обращались, испуганно вздрагивал и часто моргал, вымучивая из себя улыбку. А кончал всегда тем, что интересовался, где тут поблизости продаются зонтики.

— Так, значит, люди правду говорят, — услышал он за спиной голос Ульеру. — Ты во что бы то ни стало хочешь купить себе зонтик.