Избранное в двух томах. Том II - Варлам Тихонович Шаламов

Блатарь. Ты мне дай хоть полблюда, только чтобы блюдо было с конное ведро.

Прораб переходит в следующий забой, где на борту неподвижно лежит второй блатарь. В забое такая же зеркальная чистота.

Прораб. А у тебя как, Снегирёв?

Второй блатарь. Замер покажет.

Прораб. Получишь штрафную пайку.

Второй блатарь. Эх, гражданин начальник. Есть такой закон таежный: в лагере убивает большая пайка, а не маленькая.

Прораб. Действительно, без оползня не обойтись. (Переходит в следующий забой, где работает врач.) Ну, как ты себя чувствуешь? После больничного халата?

Врач. Я, гражданин начальник, могу работать на всякой работе. Могу быть даже прорабом разведки.

Прораб. Помолчи лучше. Какая у тебя статья?

Врач. Вы про статью спрашиваете меня не первый раз.

Прораб. Не твое дело, отвечай, как положено отвечать начальнику.

Врач. Пятьдесят восьмая, гражданин начальник.

Прораб. А подробнее?

Врач. Литерная, гражданин начальник, «пэша».

Прораб. Ты «литёрка», значит?

Врач. «Литёрка», гражданин начальник.

Прораб. Это плохо.

Врач. Плохо, гражданин начальник.

Прораб. А скажи мне – почему мне лицо твое так знакомо? Мы уже встречались где-то?

Врач. Нет, гражданин начальник, это ошибка. У меня самое обыкновенное лицо. Меня разные люди часто принимают за своего знакомого. А припомнят получше – никакой я им не знакомый.

Прораб. Нет, у меня хорошая память на лица. А в дорожной столовой, во время убийства в прошлом году, не ты был? Помощь раненому оказывал.

Блатарь. Уличают тебя, лепила?

Врач. Право, вы ошибаетесь, гражданин начальник. Такие убийства там каждый день.

Прораб. Ну, вот – честно работай, трудись, перевыполняй норму, и я тебя снова поставлю врачом.

Врач. Спасибо, гражданин начальник.

Входит десятник.

Прораб. А, господин сотский. Я получил сведения, что вы опять кубики в буру проиграли.

Десятник. Врут, Пётр Христофорович, брешут, я к вам вот зачем – там, в дальних шурфах, после вчерашнего дождя борта осыпались и все заплыло. Оползень… Надо бы актик.

Прораб. Вчера и дождя-то не было.

Десятник. Или позавчера, что ли, шел.

Прораб. И позавчера не шел. Посмотрим сейчас твой оползень, и если верно – вот эти шурфы (показывает) под акт прихватишь тоже.

Десятник. Ну, ясное дело!

Бьют в рельс.

Прораб (смотрит на ручные часы). Кто это в рельс ударил, сотский?

Десятник. Анна Ивановна, наверное.

Входит Анна Ивановна.

Прораб. Зачем ты бьешь в колокола? Ты еще не на материке.

Анна Ивановна. Обед ведь…

Прораб. Нет, кроме шуток, не смущай работяг. У нас ни звонков, ни часов нет, работаем по солнцу.

Анна Ивановна. Мне надо поговорить с тобой.

Прораб. Сотский, отойди. Отпусти работяг на обед, раз ударили в рельс.

Работяги и десятник уходят.

Анна Ивановна. Зачем ты снял на общие работы нашего доктора? Ведь он-то никакого отношения к тому разговору, о котором тебе Фома докладывал, о колымских порядках, не имеет. Ты разобрался бы получше.

Прораб. Тут, Аня, есть тысячи причин. Первая – доктор спецуказанец, «литёрка». На него из самой Москвы бумажка есть, чтобы использовать только на тяжелых физических работах в условиях Крайнего Севера. Значит, я, разрешая ему работать по специальности, нарушаю не только приказ, но и высшую государственную политическую линию. Это – раз.

Анна Ивановна. Но ведь его прислали для работы врачом.

Прораб. Кто-нибудь по блату устроил. Я, правда, знаю, что такие случаи в отношении пятьдесят восьмой статьи бывают, но все-таки надо держать ухо востро, и ты мне не порть политику.

Анна Ивановна. Понимаю.

Прораб. Нет, ты еще не понимаешь. Вторая причина: настоящий начальник должен всех своих помощников из заключенных иметь по два – не по одному, а по два, поняла?

Анна Ивановна. Нет.

Прораб. Два повара, два бухгалтера, два врача, два десятника, два дневальных. Один работает, а другой – на общих, в забое вкалывает, поняла?

Анна Ивановна. Нет.

Прораб. Тот, кто работает «придурком», – вкалывает изо всех сил, чтобы удержаться на должности. Работал «придурком» – уцелел. На все подлости пойдет, только чтобы жить и работать на этой легкой работе. Почему у меня осведомительское дело поставлено всегда отлично? Потому что всех «придурков» – по два, по два. Никто не чувствует себя незаменимым. Чуть оплошал – на общие, на общие…

Анна Ивановна. Ты не такой… Ты умнее, чем я думала.

Прораб. И это еще не все. Второй – тот, что на общих работах, – выбивается из сил, чтобы опять попасть в «придурки». Перевыполняет норму. Поняла? Работяги сообщают мне еще больше, чем «придурки», и производство выигрывает! Закон! Порядок! Кто лучший прораб в Дальстрое? Пётр Христофорович Кузнецов – прораб-психолог.

Анна Ивановна. Знаток человеческой души, любитель Джека Лондона.

Прораб. Джек Лондон – это вчерашняя романтика. Чужая романтика, Аня. А то, что я тебе говорю, – жизнь.

Анна Ивановна. Ты знаешь, ведь у меня не все в порядке по женским. А этот Фома Троицкий, которого ты поставил врачом, – ведь он травматические болезни называет драматическими болезнями.

Прораб. Неплохо. Он просто философ, наш Фома. Нет, Аня, чтобы ты не думала, что я зверь какой-нибудь, я поставлю этого доктора опять врачом. Так лучше. Если мне когда-нибудь скажут – у вас в штате обслуги фашист, – я докажу, что этот фашист больше работал на общих с кайлом и лопатой, чем со скальпелем и шпателем, больше пахал, одним словом. Поняла?

Анна Ивановна. Ты вполне можешь быть начальником управления.

Возвращаются с обеда работяги и десятник.

Прораб. Господ уркачей поставь на другую работу, сотский, а доктор пусть добивает норму. Пойдем, я покажу, где их поставить.

Уходят десятник, блатари.

Ну, вот, Платонов, завтра твоя каторга кончится. Отработаешь до вечера, а завтра можешь выходить на старую работу. Только приемо-сдаточный акт с Фомою составьте.

Врач. Спасибо, гражданин начальник.

Прораб. Благодари Анну Ивановну. Она тут слезы развела. Ну я, как человек слабый…

Врач. Спасибо, гражданин начальник.

Прораб уходит.

Спасибо вам, Анна Ивановна.

Анна Ивановна. Не за что. Я вам очень многим обязана.

Врач. Мне? Вы?

Анна Ивановна. Я пришла к вам по делу.

Врач. Вот как?

Анна Ивановна. Да. На той неделе, даже не верится, я уезжаю на материк. Вместе с сыном улетаю. Ведь у меня сын здесь в детсаде, в интернате. Не знали?

Врач. Не знал. Но почему у вас не должно быть сына?

Анна Ивановна. Мы тогда с мужем – я тогда была с другим, его бревном убило – мы жили в глухой-глухой тайге. Я и рожала одна – без всякой человеческой помощи. Муж был в отъезде, в командировке. Я хочу вам сказать, Сергей Григорьевич, вы так много сделали для меня. Может быть, вам нужно отвезти письмо