Вторая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С не меньшим восхищением рассказывает об итогах сражения Павел Орозий: «После этой битвы река Метавр, где был повержен Гасдрубал, стала для пунийцев словно Тразименское озеро [для римлян], а Цесена, город Пицена – как та Каннская деревня… Голова Гасдрубала была брошена перед его братом Ганнибалом. Увидев ее и поняв о поражении пунийцев, Ганнибал в тринадцатый год по прибытии в Италию отступил в Бруттий» (IV, 13). Луций Ампелий в «Памятной книжице» прямо написал, что, «соединись Гасдрубал с Ганнибалом, можно было бы сомневаться, справился ли бы с ними римский народ» (18, 12).
Аппиан сравнивает битву при Метавре с разгромом римлян при Каннах: «Мне кажется, что бог вознаградил римлян за поражение при Каннах этой победой, которая недалеко отстояла от него по времени и в некотором отношении была ему равноценной, так как в обоих случаях погибли полководцы и количество погибшего войска было очень близко и в том и в другом случае; и пленных было много, одинаково и в той и в другой битве; в обоих случаях неприятели овладели лагерем и богатыми запасами противной стороны. Так попеременно Рим испытал и счастье и несчастье» (VII, VIII, 53). Об этом же писал и Тит Ливий: «Никогда за всю войну не было в одном сражении убито столько людей: карфагеняне расплатились за победу под Каннами гибелью полководца и войска» (Liv. XXVII, 49).
Квириты понимали, что отныне ход войны с Карфагеном окончательно изменился в лучшую для них сторону: «В войне наступал перелом, люди не знали покоя и во всех событиях, счастливых и несчастных, видели волю богов» (Liv. XXVIII, 11). Античные авторы свидетельствуют, что это осознал как Ганнибал, так и воины его армии: «Теперь, когда после гибели Гасдрубала и его войска исчезла всякая надежда на победу, когда вся Италия была потеряна и оставался для них один лишь угол в ней – Бруттий» (Liv. XXVIII, 12). На данный факт обратил внимание и Евтропий: «После этого Ганнибал уже перестал верить в счастливый исход затеянной войны» (III, 18). Полибий же заостряет внимание на моральном аспекте победы, поднявшей боевой дух квиритов на небывалую высоту: «Когда весть о победе пришла в Рим, там сначала не поверили: так горячо было у римлян желание победы. Потом, когда со слов многих прибывших воинов стали известны все подробности события, город возликовал чрезвычайно, и граждане украшали каждый священный участок, наполняли каждый храм жертвенными печеньями и курениями; словом, бодрость духа и уверенность в себе поднялись так высоко, что никто и не думал о присутствии в Италии Ганнибала, которого перед тем так страшились» (Polyb. XI, 3). Данный факт отметил и Тит Ливий: «Целых три дня народ не выходил из храмов: матроны, одетые как можно богаче, вместе с детьми благодарили богов так, словно война уже окончена и бояться нечего. Эта победа изменила положение дел в государстве: люди стали, как в мирное время, заключать сделки, продавать, покупать, давать взаймы, уплачивать долги» (XXVII, 49).
Римский поэт Квинт Гораций Флакк в своих «Одах» вкладывает в уста Ганнибала такие слова:
Гонцов мне гордых слать в Карфаген ужеНельзя отныне: пали надежды всеС тех пор, как Гасдрубал сражен был, —Имени нашего счастья пало.Все могут сделать Клавдия войск полки:Их жизнь Юпитер сам, благосклонный к ним,Хранит; их мудрые расчетыВ брани опаснейший миг спасают (IV, 4, 70)Ганнибал оказался загнан в угол, и его уход из Италии становился лишь вопросом времени.
9. Забытый герой
После разгрома армии Гасдрубала в Рим прибыл посланец Марка Ливия. Он сообщил «отцам отечества», что командующий не считает необходимым держать в Цизальпинской Галлии консульские легионы, поскольку с её охраной вполне справится Луций Порций. Угроза Италии с севера миновала, а закаленные в боях войска нужны на других театрах военных действий. Сенаторы признали доводы Ливия заслуживающими внимания и приказали ему возвращаться в Рим. Туда же было велено прибыть и Нерону. Гай Клавдий вверил армию попечению легатов и отправился в столицу. Желая избежать различных недоразумений, консулы согласовали сроки своего прибытия и договорились встретиться в городе Пренесте, расположенном к востоку от Рима. Тот, кто прибудет первый, будет ждать коллегу по должности.
Гай Клавдий и Марк Ливий прибыли в Пренесту одновременно, что вряд ли могло быть случайностью, и вместе отправились на Марсово поле в храм Беллоны[77]. Этот храм находился за пределами городской черты и был построен знаменитым предком Нерона Аппием Клавдием Пульхром в честь победы над самнитами и этрусками. Именно здесь и встречались «отцы отечества» с победоносными военачальниками, домогавшимися триумфа, или посланцами иностранных держав. Но в Риме узнали о прибытии спасителей республики, и граждане толпами устремились им навстречу, чтобы выразить свою благодарность. Под восторженные крики огромной толпы консулы вступили в храм, где и отчитались перед сенаторами о своих действиях на благо римского народа. После чего скромно и с достоинством попросили для себя триумф. Присутствующие сочли требования победителей справедливыми и даровали каждому из полководцев право на триумфальное шествие.
И здесь случилась удивительная вещь. Несмотря на взаимную неприязнь, Нерон и Ливий пришли к соглашению, что поскольку при Метавре они сражались в одном строю, то и триумф им нужен один на двоих. Но поскольку в день битвы командовал Марк Ливий, боевые действия происходили в его провинции и его легионы стояли у ворот Рима, то именно он должен был въехать в город на колеснице. Нерон же будет верхом на коне и без войск. В государственную казну консулы внесли три миллиона сестерциев и восемьдесят тысяч ассов, а Ливий раздал по пятьдесят шесть ассов каждому
