Рубеж - Антон Абрамкин

Аж зубами скрипнул Логин. Его вина! Его! Не раскусил жида клятого! В глаза не взглянул! Так что не Юдка виноват, а он сам. Это он, Логин Загаржецкий, взял в проводники сатану-анчихриста, чаклуна Панька послушавшись. Сам и расхлебывай, сотник валковский! ...Эх, Панько, Панько! Или не спасал его сотник? Не покрывал, не прятал, когда хотели химерника старого в полковую канцелярию за ворожбу отправить - прямиком на дыбу? И чем отплатил ведьмач? Не утерпел пан Логин - обернулся. Вот они, хлопцы! Его гордость, сыны его! Позвал в самое пекло - и пошли! И ведь знали, что не за Мацапурой-нелюдем спешит их сотник. Чорт с ним, с Диким Паном (а ведь и вправду - с ним!). Ярина! Ярина Логиновна! Яринка! И сон вспоминается - про совет военный да про ампиратора-филина. Ведь тому, кем был он, Логин, в том сне тоже небось немало сулили! Но ведь не оплошал, не повел хлопцев на погибель! Эх-ма! Когда ему в палец игла золотая ткнулась, простился сотник с душой своей бессмертной. Думал: душу - на дочку. Свою душу. Свою! Не хлопцев, Не Черкасов валковских, за которых перед Богом да гетьманом в ответе. И кто ж он после этого? Ну, разорвут Юдку-убивца конями, ну, отрежут Поганую голову. И что? Обернулся пан сотник влево. Твердо смотрел клятый Юдка. Твердо, без страха. А как поймал его, Логина, взгляд - ухмыльнулся в пламень-бороду. И жаром залилось лицо, и рванулась рука к верной "ордынке"... - Пане сотник! Пане со-о-отник! Что?! Нет, не обмануло эхо. Да и нет тут эха! А как рушница бьет, Логин Загаржецкий помнил крепко. Помнил - не спутает. - Хлопцы! К бо-о-ою! Юдка Душегубец Вэй, ну и людно на Околице стало! Прямо прошпект питербурхский! - Отряд там! С рушницами! Нечитайлу ранили! - Как? Нечитайло! Эх, рассучьи дети! Ну-ка, хлопцы, заряжай! Так-так! На белом коне долговязый... Как бишь его? Ага, Забреха, второй конь - с седлом пустым... - Трое! Или четверо! И коней с дюжину. То есть не коней... - Впере-е-о-од! Эх, горяч ты, пан Логин! Я бы сперва хлопца дослушал. А вдруг там не кони, а медведи? Или тигры? - Гром, бонба готова? - Завсегда готова! Ага, вот они! Вначале почудилось, что встречались уже. Латы темные, да шлемы, да пики. Не из Вифлиема ли едут? Вкруговую? - Пали! Хорошо, рот раскрыть успел - знатно ахнуло. Добрая вещь гаковница! Тот, что впереди ехал, кажется, уже оценил. - Шабли! А ну-ка, Дмитро! Бонбу! Ой, вэй! А как дым рассеялся, как откашлялись да сажу с лиц вытерли, стало понятно - кончилась баталия. На земле - четыре мертвяка, трое - в латах, один в каптане, да две лошади, да еще одна ногами дергает. Отбегалась, бедная! - Вот так, Юдка! Так со всеми вами будет! - Вэй, пан сотник! Вы прямо-таки Голиаф! А вот и Нечитайло в сторонке лежит, глазами лупает. Жив? Вроде как. - Они... Мы... Мы к ним, кто такие, спрашиваем, а они - из мушкетов! Из мушкетов? Не утерпел - с коня спрыгнул. И пока хлопцы по сумкам седельным шарили да лошадей уцелевших сгоняли, поднял рушницу. - А ну, положь! Положь, клятый жид! Положил, тем более - разряженная. Ой, дивная рушница! Где-то видел я такие! Ствол короткий, раструбом, кремня нет, приклад тяжелый, зато в насечке серебряной... - А вы сами взгляните, пан Логин! - Тю! Вспомнил! Видел, ой видел! И совсем недавно, и трех недель не прошло. Славная у пана Мацапуры оружейная! Все там есть! То есть было, конечно. - Фитильное ружье, пан сотник. Аркебуза. Видали такое? Посопел, потрогал, нахмурился. Не видал. - Пан сотник! Пан сотник! Вот кони эти! Химерные! Он оглянулся - и я оглянулся. У него глаза на лоб полезли, и у меня следом. Он перекрестился... Вэй, почему я не гой! Такого и у пана Станислава не было. То есть таких. Ни лошадь, ни осел, ни верблюд. Шея длинная, уши острые, шерсть белая. Может, верблюд все-таки? Только поменьше, и горбов нет. - Их тут с дюжину. Под вьюками. Чего делать будем? Мы смотрели - и верблюды эти безгорбые смотрели. На нас. В глазах темных - страх и тоска. И вправду, изголодались Панове черкасы. Затоскуешь тут! - Вот чего, хлопцы! Перво-наперво - отче наш прочесть. Затем - каждую тварь крестом осенить. А потом - во вьюки заглянуть! Ну что с них взять, с этих гоев-язычников? Пока крестили да молились (ой, смех!), я потихоньку в сторону отошел. Все ясно - караван. Не иначе, заблудились, свернули на Околицу, да в недобрый час на заставу нашу налетели. Прочь Тени! Оглянулся, всмотрелся... Нет, не видно Окна. А интересно бы знать, откуда ехали бедолаги. Это ж где сейчас из аркебуз стреляют? И где такие верблюды травку щиплют? - Панове! Да тут припасу - море Черное! И горелка, горелка! - Гур-р-р-ра-а-а-а! Да, кому что, а курци - просо! - Пей, пей, жиду! За погибель свою пьешь! Пью! Тем более не горелку, не медовуху даже - мадеру. Настоящую. Пил я мадеру у пана Станислава, да куда ей до этой! Табор разбили тут же. Только трупы подальше унесли да камнями завалили. И вправду, трудно сдержаться. Мясо копченое, рыба, сухари, фрукты. И мадера, конечно. И печенье даже - на закуску. Гей, наливайте полные чары, Щоб через винця лилося! Щоб наша доля нас не цуралась. Щоб краще в свити жилося! Славно поют! А ведь действительно, не чурается их доля! Или кто там решил, что не написано им на роду среди этих гор помереть? Выходи я Б-гоборцем стал? Оглянулся, осмотрелся - нет пана морока. Спрятался! А жаль, хотелось ему напоследок вопрос задать. То есть не вопрос. Вопрос я уже знаю. И ответ знаю. Просто интересно, зачем ему надо, чтобы я, Иегуда бен-Иосиф НАРУШИЛ ЗАКЛЯТИЕ? - Вот так, жиду! Голодом заморить нас решил? А хрен тебе, пейсатый! - ...Сказала мышка, кушая сало в мышеловке. Смачного, пане Свербигуз! Сходится! Сходится все! Потому и медальон мне дали, потому и хотел каф-Малах блудный, чтобы я, тот, кому нельзя миловать, черкасам валковским путь к спасению указал! Да только зачем это ему? ЗАЧЕМ? Вот ведь загадка! И что обидно? Помру - а ответа не узнаю... - То иди-ка сюда, пан Юдка! Ну все! Иду! Пан Логин уже не походил на буйвола. Не иначе, тоже мадеры хлебнул. С кварту - а то и с полведра. - Ты это, жиду... Того... Прежде чем рубать тебя, сукина кота, буду, взгляни. Хорошее начало! Ладно, поглядим. Да чего тут глядеть? Карта, от руки исполнена, сверху вензель, вроде как литера "К" с короной королевской. Дорога, а вот и город. Город Сигсо. Как? Кузко? Или Куско? - Ты не туда, Юдка, смотри! Ворота видишь? И вправду! Ворота, да не одни! ...В самом низу - вроде как горы, и дорога меж них вьется. Вьется - в ворота упирается. А дальше... А дальше черта через всю карту, вроде молнии. И... Еще одни ворота. А из ворот - дорога. В Куско. Вэй, что-то знакомое! Или читал, или рассказывал кто. Далеко город этот! Было дело, брали его приступом паны в темных латах с аркебузами... - Смекаешь, жиду? Не просто шли! По мапе. Спешили, видать! Спешили - а все одно на Околицу попали. Ай, интересно! Мы шли, они шли... Что это с Рубежом? То есть как это, что? Усмехнулся я. Ухмыльнулся даже. Ухмыльнулся - до медальона золотого дотронулся. Незаметно. Паны дерутся - у хлопов чубы трещат. Малахи воюют - Адамовы дети по Околице шныряют. Вэй, любопытно! Хотя, если задуматься, все понятно станет. Раз война, значит, первым делом все дороги перекрыть должно. Вот и перекрыли. Вроде как в осаду взяли. - Не лыбься, не лыбься, Юдка! Лучше скажи - надумал? Просто спросил, без злости. Словно ответ знал. - Надумал, пан Логин. Не знаю я нужное Окно. А знал бы - все одно не сказал! Кивнул, задумался. - И никого тебе не жалко? Или в Бога не веришь? Ведь мои хлопцы твоих родичей не рубили. Это ты, пес кровавый, наши семьи резал да жег! Неужто до сих пор кровью не упился? Ведь и у тебя душа есть! Просто сказал - как и спрашивал. Да так просто, что захотелось волком февральским завыть. Или я в самом деле вообразил себя Святым, будь трижды благословен Он? Кто я, чтобы чужое племя карать до седьмого колена? Невинных, ни мне, ни родне моей зла не сделавших? И ударил мне в лицо смрад плоти горящей, и встала перед глазами раскисшая от дождей дорога... Зачем Ты послушал меня, Г-ди? Зачем? Почему я не умер тогда, возле уманских ворот, и не приложился к предкам своим - безгрешный, кровью чужой не замаранный? Зачем Ты позволил мне стать бездушным чудовищем. Левиафаном, Юдкой Душегубцем, убийцей и слугой убийц? Зачем, Г-ди? Молчало серое небо. Молчала серая земля. Поздно жалеть, Иегуда бен-Иосиф, сопливый мальчишка из распятой Умани. Поздно! И винить некого. Я посмотрел ему в глаза. Посмотрел, отвел взгляд. - Нет у меня души. Рубите! Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи Я пошел к братику. Я сказал, что пленочки порвались. Он не понял. Я стал искать злую тетку. Я ее нашел. Я рассказал про пленочки. Она поняла и испугалась. Мы пошли к дядьке Князю. Дядька Князь весь вытек. Он не светится. Он темный. Он скоро умрет. Я хотел сказать ему, но не сказал. Он будет плакать. Я сказал про пленочки. Он понял. Дядька Князь стал говорить тетке другие слова. Он думал, я не понимаю. Я понимал. Я сказал, что другие слова не нужны. Они удивились. Дядька Князь сказал, что я могу послушать. Я слушал. Я думал. Красивый человек учил меня ездить на лошадке. Лошадка добрая. Она красивая. Я учился. Я сказал красивому человеку, что, когда вырасту, научу его летать, если он захочет. Он смеялся. Он веселый. У него есть своя девка, о которой он все время думает. Я хотел рассказать ему об Ирине Логиновне Загаржецкой, но он испугался. Он сказал, что она - Глиняный Шакал и что ее сбросили с высокого дома. Я смеялся. Я знаю, что ее ниоткуда не сбрасывали. Она у доброго дядьки. Когда я вырасту, то помирю доброго дядьку с Ириной Логиновной Загаржецкой. Я скажу ему, что она хорошая. Я не умею думать. Я еще маленький. Это плохо. Бабочки будут надо мной смеяться. Бабочки плохие. Они обманули дядьку Князя и тетку. Они обещали им, что я спасу Сосуд. Нет, они обещали иначе, но дядька Князь их так понял. Он не умеет правильно понимать по-бабочьи. Сосуд - это наша Капля. Я еще маленький и не могу спасти. Дядька Князь очень боится за мальчика Княжича Тора. Он его любит. Он думает о другом мальчике, который умер. Он его жалеет. Я считал бабочек. Их много. Они разных цветов. Я их всех вижу, но не знаю слов, чтобы назвать. Сейчас бабочки летают возле места, где лопнули пленочки. Дядька Князь велел мне молчать о пленочках и никому не говорить. Даже братику. Иначе будет "паника". Я не буду говорить. Я не хочу, чтобы была "паника". Надо спросить у батьки, что мне делать. Батька знает. Он поможет. Ярина Загаржецка, сотникова дочка - И ведь чего выходит, Ярина Логиновна? Интересно выходит, а? Ярина молчала. И не потому, что ответить нечего. Просто растерялась. Казалось бы, ко всему готова, ан нет! Уже и смерти в глаза смотрела, взгляда не отводя, и сама Смертью была. А как поняла, к кому в пасть угодила, сгинуло все. Ни руки не поднять, ни слова вымолвить. - Ведь чего я думал, панна Ярина? Думал в этих краях отсидеться, жирком обрасти. Чтоб ни Черкасов с их вольностями, ни попов с анафемой. Живи - не хочу! Странное дело, вроде бы и шутил Дикий Пан, а вроде бы и нет. На пухлых губах - улыбка, а глаза... Ой, страшные глаза! Недобрые! - Всем жить-то хочется, Ярина Логиновна! Как подумаешь, глупо это. Ведь все одно помрем. А ведь цепляемся, зубами грызем... Как ты меня грызла, помнишь? Молчала Ярина. Силы собирала, чтобы броситься на врага, руки на горле жирном сомкнуть. А если надо - то и зубами вцепиться, чтоб только мертвую и оторвали. Да только не собирались силы. Словно жилу невидимую отворили. Вытекли - и нет их. - А знаешь что, панна сотникова! А не заключить ли нам мир? Вроде как угоду подпишем. Ты к горлу моему примериваться не будешь, а я... А я добрым стану. Хорошим. Не выдержала девушка - вперед рванулась. Рванулась - и остановилась. Словно на стену невидимую налетела. Вновь ухмыльнулся Дикий Пан, рукой по усам провел. И вправду, пошутил славно! Добрый да хороший пан Мацапура! От слов таких мороз не по коже до сердца пробирает. - Да ты не удивляйся, Ярина Логиновна. Просто так одни детишки сопливые дружат. А настоящая дружба - это когда ворог общий есть. Или не так? - С кем же воевать будем? - не утерпела девушка. - Не с кнежем Сагорским? Долго смеялся Дикий Пан. Хохотал, по брюху себя хлопал, вытирал слезы платком батистовым. Видать, хорошее настроение было в тот день у пана! - Ой, уморила! Стратиг ты, панна сотникова! Архистратиг даже! Можно и с ним повоевать, ежели хочешь! Что ты ему оторвала-то? Руку? Ой, не руку надо было! Ну, не буду, не буду... Отсмеялся, спрятал платок да как-то сразу серьезным стал. Хрустнули пальцы, в кулаки сжимаясь. Побелели костяшки. - Я б того кнежа, Ярина Логиновна, и сам бы на шашлыке изжарил. Изжарил бы - и съел. И за дело. Ведь чего выходит-то? Помолчал, присел в кресло, пальцы на брюхе сложил. Дернул щекой. - В ангелы я, Ярина Логиновна, не записывался. Скучное это дело, ангелом быть. Поэтому не в обиде я ни на тебя, ни на батька твоего. Я одного хотел, вы - другого. Миром не смог - силой взял... Вновь замолчал Дикий Пан. Задумался, лицом потемнел. - А с кнежем Сагором - иное дело. Ведь для чего ему тот байстрюк, чумаков брат, надобен был? Мир спасти! Целый мир, разумеешь? Привел я того хлопца, из рук в руки отдал. И что? - Или наградой обошли пана? - не выдержала девушка. Укорить, обидеть хотела. Да не обиделся Мацапура. - И с наградой обошли. Сотником сделали да два десятка деревень приписали. И Серебряным Венцом поманили - вроде как обещали в полковники вывести. Да только Серебряный тот Венец - наследственный. Дадут мне - наследника обойдут. Значит, стану я шляхетству здешнему первый враг. А паны тут пышные, чуть что - за меч. И войска у каждого - не пересчитать. Это первое. А вот и второе. Тебе, Ярина Логиновна, визу выписали? Визу? Вначале не поняла даже, а после вспомнила. Гриб-поганка! Колдунишка мерзкий, что иголкой в пальцы тычет! - Знаю, выписали. А вот мне - забыли. И не то плохо, что без визы наречие здешнее не разумеешь. Не наш это мир. С визой в нем год прожить можно, а без визы - только три месяца. Смекаешь? Еще бы немного - и рассыпался бы я прахом... Тебе на радость. Вот уж точно! Ярина скрипнула зубами. Прахом! Плотью гниющей! Чтобы с червями белыми! - Ну, с визой-то у них не вышло. Подсказали добрые люди, так что пришлось кнежу и печать ставить, и чаклуна звать. И за что, скажи, такое? Или я ему ворог был? А вот и третье. Просил я кнежа, чтобы он тебя со мной отпустил. Обещал - так нет же, себе оставил. Ну, оставил так оставил. Может, по душе ты ему пришлась... И вновь заскрипела зубами Ярина. Ох, не вовремя тот мальчишка в горницу вбежал! Ох не вовремя! - А теперь - присылает. Разумеешь? Когда понял, что ты одна можешь сотню сердюкскую по косточкам разнести. Подарочек мне, видишь ли! Или та ведьма Сале не поведала ему, как ты меня любишь? А ведь и вправду! Вот почему ее с колокольни не скинули! Послал ее кнеж Сагорский Мацапуре вроде как бочку пороховую. С фитилем. - Хитро придумал! Или я тебя с колокольни скину - или ты меня на шматки разорвешь. Все выгода! А коли не то и не другое, то слух пойдет, что пригрел я в замке Глиняного Шакала. А такому, по обычаям здешним, можно и анафему пропеть. Ловко! Даже причмокнул Дикий Пан. Не иначе - оценил кнежью задумку. - Ну, с Шакалом тем я сразу разобрался. Перехватил вас у околицы. Тебя - в замок, а дурней тех - за прутья. Ох и славно вопили! Странное дело! Вроде бы и не за что было Ярине жалеть стражников, что ее, словно зверя дикого, в клетке везли, а все-таки пожалела. Всего на миг какой-то, но жалко стало. И пана героя, и его поделыциков. Польстились дурные хлопцы на полсотни золотых! Как это сердюк тот про войну говорил? Может, и вправду кому-нибудь она мать родная. Да только не им. Не тот устав читали! - Так что, Ярина Логиновна, не за что любить мне кнежа здешнего. Да только не в нем дело. Ворог наш того кнежа посильнее. Погибель нам грозит - и тебе, и мне. И не от кнежа Сагора вовсе. Не понимаешь? Не понимала Ярина. Но странное дело - поверила. Не шутит Дикий Пан и над ней не глумится. Вроде бы и в самом деле договориться хочет. - Зачем ты мне нужна, потом скажу. А погибель вправду близка. И думать нам о том вдвоем придется. Крепко думать, Ярина Логиновна! Ну да ладно, отдыхай пока, после поговорим... Встал, кивнул, взялся ручищей за полог. Словно очнулась Ярина. Словно цепи с рук упали да кляп из горла вынули. - Не на чем нам мириться, нелюдь! Крикнула, вперед подалась. Встать хотела, да ноги не пустили. - Не на чем! Не на чем, слышишь? Живой буду - убью тебя, анчихриста! А помру - мертвой вернусь. Слышишь? Вернусь - и с собой уведу! Покачал головой пан Мацапура. Вздохнул. Словно была Ярина ребятенком неразумным. - Убивать тебе меня, панна сотникова, и не надо. Визу не продлишь, так жить нам с тобой осталось много - год. Да и года у нас нет. Вот и весь сказ. Сказал, снова головой мотнул, полог задернул. Ушел. Только половицы скрипнули. И вновь подушка камнем показалась... * * * Она искала его в небе, но пусто было под звездами. И в земле дальней, где лед зеленый мерцает, тоже искала - и там не нашла. Кричать - не услышит, дальше лететь - воздух не пускает. Бьют впустую крылья, каждый взмах болью отдается... - Денница! Позвала - и замерла. Тихо, только звезды холодные перемигиваются. Но вот издалека, из черной дали, еле слышным эхом донеслось: - Я - Денница!.. Рванулась в небо Черная Птица, ударила крыльями. - Я - Денница. Я - Несущий Свет. Уходи, уходи Ирина! Сейчас... Сейчас не время. Сейчас - война. - Нет! - она закричала, глотнула ледяной воздух, обернулась, надеясь его увидеть... Тщетно! Только тьма, только звездный огонь. - Денница! Денница! Я хочу быть с тобой! Я хочу быть с тобой!.. - Хорошо. Протяни руку. Черная Птица взмахнула крылом... рукой, в глаза ударило синее пламя, закружило, бросило в сверкающий, кипящий водоворот... - Не бойся! Я здесь! Ярина кивнула - ей не было страшно. Его рука была тепла и тверда. - Когда откроешь глаза - не удивляйся. Ты увидишь не все. Даже я вижу не все. Она удивилась, хотела переспросить, но поняла - не время. Не все? Ну и пусть! Лучше что-то, чем пустое ледяное небо. Ярина открыла глаза. Открыла, зажмурилась... Голубым огнем горела сталь. Слепящей лазурью. И был таким же лазурным стяг - огромный, тяжелый. - Кого ты привел, сын греха? Или забыл Азу и Азеля? Забыл своего отца? Синим светом сверкали глаза того, кто стоял напротив. И не было у него возраста, как нет возраста у небес. - Я ничего не забыл, Архистратиг! Она - дочь Хавы. Сейчас решается и ее судьба тоже. Ярина оглянулась. В темно-лиловом плаще стоял Денница - без лат и без шлема. Лишь серебряный обруч сверкал в волосах. - Пусть остается, - Архистратиг презрительно скривился. - Она все равно ничего не увидит. Не увидит - и не поймет. Ничего не поймет? Девушка быстро осмотрелась. Ну так уж и ничего! Холм, вокруг поле, а поперек поля - войско. И еще одно - напротив. А тут никак переговоры? Над миром Божиим стояла серая тьма. Ничего не разглядеть - ни хоругвей, ни доспехов. Но почудилось Ярине, будто сила, что за спиной Денницы стоит, совсем малая. Добро, если пара сотен наберется! А напротив... - Ты рассчитывал на пять войск, Несущий Свет? Ты ошибся. Они все со мной и Задкиэль, и Рафаэль, и Иофиэль, и Рахаб, и другие. А во главе них - я. Не ожидал? Легко улыбнулся Денница. Поднял взгляд к серым небесам. - Не ожидал, Архистратиг. Значит, и ты теперь - раб Самаэля? Темным огнем полыхнули синие глаза. Дрогнул голос. - Лучше... Лучше поклониться Самаэлю, чем тебе, сын греха! Лучше сохранить порядок, пусть даже ценой крови, чем дать волю этим... этим... Молчал Денница. Молчал, в серое небо смотрел. - Ты знаешь, я долго ждал. Я не хотел вмешиваться. Но сейчас - время выбора. Если рухнут Рубежи, мир превратится в хаос! - Так сказал Самаэль, - Денница усмехнулся, не отводя взгляда от серого марева наверху. - А я скажу другое. Когда рухнут Рубежи, дети Адама станут наконец свободными. И настанет новый мир. Колыхнулся голубой стяг. Злым пламенем горели глаза вождя в сияющих латах. - Мир низших тварей! Мир грешной плоти! - Я покажу тебе вещь, - Несущий Свет протянул вперед руку, раскрыл ладонь. - Ты скажешь, что это, без подсказки? Я приведу к тебе зверей и гадов земных по роду их. Сможешь ли ты дать им имена? Не сможешь! Люди - смогут. Человек - Его образ. Человек - не ты! А ты лишь Существо Служения! О чем они? Ярине вдруг показалось, что слыхала уже она о таком. Слыхала или читала, или Хведир-Теодор рассказывал... - Это все слова, сын греха! Только слова! Я не знаю имен зверей и гадов, зато знаю, кто ты, Светоносный! Тебе не поможет словоблудие. Чтобы сокрушить Семь Воинств, нужно иное, совсем иное. Веди своих заброд! Веди! Чего же ты ждешь? - Знака! - рука Денницы еле заметно пожала ее пальцы. - Знака, Архистратиг! Серым было небо, безвидным. Но вдруг почудилось Ярине, что колыхнулось марево, и словно чья-то длань отдернула занавес... ...Проснулась - долго понять не могла. Когда же поняла - не по себе стало. Сон ли это? А если сон - то от Бога ли? Как назвал Денницу пан Архистратиг? Светоносный? Дрогнуло сердце. Вроде бы и нет в том имени ничего дурного, напротив. Светоносный свет людям несет, тьму разгоняет. Ведь и Бог, перед тем как мир творить, свет возжег! Отчего же так страшно? Странное было платье - не шелковое, но и не аксамитовое. Словно парча, только легкая, невесомая. А красоты такой - залюбуешься. Переливается ткань серебряным огнем, не хочешь, а рукой погладишь. - Не хочу, - Ярина опомнилась, оттолкнула обнову. - Не надену! И не пойду никуда. - Но господин наместник велели! Девушка вздохнула. Переспорить служанку оказалось мудрено. Да и понимала: не в служанке дело. Не в ней и не в платье из ткани невиданной. Не хотелось в очередной раз чужой наказ выполнять. И ведь не просто чужой! - Господин наместник просил поторопиться. Господин наместник просил госпожу пройти в Зал Грамот. Просил! Вежливый он, пан Мацапура! Этим утром Ярина впервые смогла встать. Нога, что с подрезанным сухожилием, по-прежнему не слушалась, но все же стоять было можно. И гут озаботился Дикий Пан - прислал со служанкой трость. Легкую, твердого дерева, с узорной резьбой - тоже серебряной.