Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

Никаких компромиссов.

Судья Иверсен покосился на наручные часы.

— Уже начало четвертого. Это означает, что вы вынуждаете меня оставить вашу подзащитную в следственном изоляторе.

— Если вы так решите, нам останется только подчиниться. Как представитель Лисбет Саландер я требую, чтобы ее признали невиновной во всех преступлениях, в которых ее обвинил прокурор Экстрём. Я настаиваю на том, чтобы вы освободили мою подзащитную без всяких ограничений и прямо в зале суда. И требую отмены постановления о ее недееспособности — ей должны незамедлительно вновь вернуть все гражданские права.

— Вопрос о недееспособности требует много времени. Я должен получить заключение психиатрической экспертизы после проведения обследования. Принять такое решение с ходу я не могу.

— Нет, — возразила Анника Джаннини. — Это для нас неприемлемо.

— Как вас понимать?

— Лисбет Саландер должна иметь такие же гражданские права, как все остальные шведы. Против нее было совершено преступление. Ее признали недееспособной обманным путем. Фальсификацию можно доказать. Тем самым решение об установлении над ней опекунства лишается юридической основы и должно быть безоговорочно отменено. Нет никаких оснований подвергать мою подзащитную судебно-психиатрической экспертизе. Если против человека было совершено преступление, он не обязан доказывать, что он не сумасшедший.

Иверсен немного поразмыслил над ее словами.

— Фру Джаннини, — сказал Иверсен, — я считаю, что у нас исключительный случай. Я намерен сейчас объявить перерыв на пятнадцать минут, чтобы мы могли размять ноги и немного собраться с мыслями. Если ваша подзащитная невиновна, у меня нет ни малейшего желания отправлять ее обратно в изолятор, но это означает, что суд будет продолжаться до тех пор, пока мы во всем не разберемся.

— Прекрасно, — отозвалась Анника Джаннини.

Во время перерыва Микаэль Блумквист поцеловал сестру в щеку.

— Как все прошло?

— Микаэль, я замечательно выступала против Телеборьяна. Я его совершенно уничтожила.

— Я же говорил, что ты будешь в этом процессе непобедима. Если разобраться, то речь в этой истории идет в первую очередь не о шпионах и государственных сектах, а об обычном проявлении насилия по отношению к женщинам и о мужчинах, которые таковое допускают. Я видел очень маленькую часть, но там ты была великолепна. Значит, ее освободят?

— Да. Сомневаться в этом больше не приходится.

После перерыва судья Иверсен постучал по столу.

— Не могли бы вы рассказать все от начала до конца, чтобы я смог разобраться в том, что на самом деле произошло.

— С удовольствием, — сказала Анника Джаннини. — Может, стоит начать с поразительной истории о группе сотрудников СЭПО, называющих себя «Секцией», которым пришлось в середине семидесятых годов заниматься советским перебежчиком? История полностью опубликована в вышедшем сегодня журнале «Миллениум». По всей видимости, это станет главной новостью всех вечерних выпусков.

Около шести часов вечера судья Иверсен решил выпустить Лисбет Саландер на свободу и отменить постановление о ее недееспособности.

Правда, решение было принято с одним условием. Судья Йорген Иверсен потребовал, чтобы Лисбет явилась на формальный допрос, где сообщила бы о том, что ей известно по делу Залаченко. Поначалу Лисбет наотрез отказалась. Ее отказ повлек за собой небольшую перепалку, пока судья Иверсен не повысил голос. Он наклонился вперед и пристально посмотрел на Лисбет.

— Фрёкен Саландер, раз я отменяю над вами опекунство, это означает, что вы наделяетесь точно такими же правами, как все остальные граждане. Это, однако, означает и то, что у вас появляются такие же обязанности. Тем самым, хотите вы того или нет, разбираться с собственным экономическим положением, платить налоги, быть законопослушной и оказывать содействие полиции в расследовании тяжких преступлений становится вашим долгом. И вас, соответственно, вызывают на допрос, как любого другого гражданина, обладающего ценными для следствия сведениями.

Логика аргументов, похоже, на Лисбет Саландер подействовала. Она с недовольным видом выставила вперед нижнюю губу, но протестовать прекратила.

— Когда полиция получит ваши показания, руководитель предварительного следствия — в данном случае генеральный прокурор — решит, надо ли вас вызывать в качестве свидетеля, если в будущем состоится судебный процесс. Подобно всем остальным шведским гражданам, вы можете не подчиниться такому вызову. Как вы поступите, меня не касается, но от ответственности вас никто не освободит. Если вы откажетесь явиться, вас, как и любого другого дееспособного человека, могут привлечь к судебной ответственности за неповиновение закону или сокрытие истины. Исключений ни для кого не делается.

Лисбет Саландер помрачнела еще больше.

— Как вы намерены поступить? — спросил Иверсен.

После минутного размышления она коротко кивнула.

О'кей. Маленький компромисс.

Во время вечернего разбора дела Залаченко Анника Джаннини подвергла прокурора Экстрёма резкой критике, и тот был вынужден признать, что все происходило приблизительно так, как описала Анника Джаннини. При проведении предварительного следствия Экстрём действительно воспользовался помощью комиссара Георга Нюстрёма и принял информацию от Петера Телеборьяна. Об участии Экстрёма в заговоре речь не шла: он, в качестве руководителя предварительного следствия, выполнял поручения «Секции» без злого умысла. Когда до него всерьез дошли масштабы происшедшего, он прекратил уголовное преследование Лисбет Саландер. Такое решение означало, что отпадал целый ряд бюрократических формальностей, от чего Иверсен явно испытал облегчение.

Хольгер Пальмгрен, впервые за несколько лет принявший участие в судебном процессе, был совершенно обессилен. Ему требовалось вернуться обратно в постель реабилитационного интерната в Эрсте, и его отвез туда одетый в форму охранник из «Милтон секьюрити». Прежде чем покинуть зал, Пальмгрен положил руку на плечо Лисбет Саландер. Они посмотрели друг на друга. Через несколько секунд Лисбет кивнула и слегка улыбнулась.

В семь часов вечера Анника Джаннини второпях позвонила Микаэлю Блумквисту и сообщила, что Лисбет Саландер оправдана по всем пунктам обвинения, но что она еще на несколько часов задержится в полицейском управлении для допроса.

Когда поступило это известие, все сотрудники «Миллениума» находились в редакции. С того момента, как посыльные начали посреди дня разносить первые экземпляры свежего номера по другим редакциям газет и журналов Стокгольма, телефоны в «Миллениуме» звонили непрерывно. Ближе к вечеру канал ТВ-4 пустил в эфир первые экстренные передачи о Залаченко и «Секции». Всеобщее внимание в этот вечер было приковано к СМИ.

Микаэль вышел на середину комнаты, сунул пальцы в рот и по-мальчишески свистнул.

— Мне только что сообщили, что Лисбет оправдана по всем пунктам.

Собравшиеся в едином порыве зааплодировали, а потом все продолжили говорить каждый по своему телефону, словно бы ничего и не случилось.

Микаэль поднял взгляд и посмотрел на включенный в центре редакционной комнаты телевизор. На ТВ-4 как раз начинались «Новости». В качестве рекламной заставки появился коротенький фрагмент видеозаписи, на которой Юнас Сандберг подкладывает кокаин в квартиру на Бельмансгатан.

— Сотрудник СЭПО помещает кокаин дома у журналиста Микаэля Блумквиста из журнала «Миллениум».

Потом на экране появился ведущий программы.

— Около десяти сотрудников Службы государственной безопасности были сегодня арестованы за серию тяжких преступлений, включая убийства. Мы предлагаем вашему вниманию специальный выпуск «Новостей».

Увидев, как на экране появляется «Та, с ТВ-4» и как он сам опускается в кресло в студии, Микаэль выключил звук — он и так знал, что там будет сказано. Потом он перевел взгляд на письменный стол, за которым когда-то трудился Даг Свенссон. Следы его работы над репортажем о траффикинге уже исчезли, и стол снова начал превращаться в свалку для газет и неразобранных бумаг, которыми никому не хотелось заниматься.

Именно за этим письменным столом для Микаэля начиналось дело Залаченко. Ему вдруг захотелось, чтобы Даг Свенссон мог присутствовать при его завершении. Несколько экземпляров книги Дага о траффикинге красовались рядом с книгой самого Микаэля о «Секции».

Тебе бы это понравилось.

Микаэль слышал, что у него в кабинете звонит телефон, но был не в силах с кем-то беседовать. Он захлопнул дверь, пошел к Эрике Бергер, которая в это время говорила по телефону, опустился в удобное кресло возле стоящего у окна маленького столика и огляделся. Эрика вернулась месяц назад, но еще не успела загромоздить кабинет личными вещами, которые забрала с собой, покидая редакцию в апреле. На книжных полках по-прежнему имелось место, а на стенах пока еще отсутствовали картины.