Секториум - Ирина Ванка

— Юстин — наш сотрудник, — напомнил Адам. — Если он вызывает тебя в Хартию, значит, так надо.

Глава 25. ИМО

То ли Юстин опоздал, то ли я поторопилась. Впервые мне удалось замерзнуть на каменных плитах, прежде чем небо Хартии раскололось и низвергло рокочущее чудовище. Я заткнула уши и отошла, дожидаясь, пока погаснут «жгуты» и уляжется облако гари. Рухнул люк. Из люка показались кроссовки «Адидас», обернутые целлофаном. Я отвернулась, чтобы не видеть, как они приземлятся в сажу.

— Любовь моя! — обратился ко мне Юстин. — Я жду-жду, челюсть поставил, а тя… все нет и нет. Бросила старика Юстина…

— Не морочь голову, быстро говори, зачем звал?

— А… — словно вспомнил он. — Да ё… тут такие дела. Давай присядем, что ли?

Мы сели. Юстин долго раскуривал папиросу.

— Давай, выкладывай, да полетели в цирк.

— Не… — помотал головой Юстин. — В цирк не полетим. Чуешь, какой холод собачий? Лава притухла. Там пусто.

— Птицелов знает, что я здесь?

Он отрицательно помотал головой.

— Что случилось?

— Да обожди ты! Не гони… Как сказать-то, не знаю? Две новости тут… Не знаю, обрадуешься ты или не…

— Юстин!..

— Тут, блин, дела такие… Помер твой Птицелов. Вот так-то. Вот так-то, вот…

— Как, помер?

— Ну, ё… как? Так! Капут, вроде того, что… Ну, не знаю я. Если я ничего не напутал…

— Этого не может быть! Это невозможно!

— Вот уж, не мое дело. Я так понял, как мне сказали. А мне сказали, что, дескать, раньше, типа того что был, а теперь, выходит дело, нет. То есть, по-человечески если, то натурально помер.

— Что ты мелешь? Кто такое сказал?

— Эти, мать их… флионеры. Приперлись, тебя искали.

— Кто приперся? Ясо?

— Да, вроде, родственник. Похожий на него. Сказал, дескать, Йога все… Йога больше нет. Его ж, бедолагу, Йогой звали?

У меня екнуло сердце.

— Это невозможно, Юстин. Они по молекуле восстанавливают тела. Как такое могло произойти?

— Так вот и могло, — нервничал Юстин. — Значит, не нашли молекулу.

— Идиотизм.

— Может, в дороге несчастный случай? Они ж не докладывались… Они искали тебя.

— И что мне делать?

Юстин поднялся и отряхнул штаны.

— Грузись.

— Куда? Они еще здесь?

— Слишком много знать хочешь. Грузись и не спрашивай.

— Я могу узнать, куда и зачем мы направляемся?

— Уехали твои флионеры, — проворчал Юстин. — Не боись, уехали. Подарок только оставили у меня в ангаре. Во, за ним и едем. Это, навроде того, что от Птицелова тебе прощальный сюрприз.

— Флион?

— Не знаю, можа, флион, а, можа, и не флион…

— Едем, — согласилась я, но по дороге стало тревожно. — Что мне делать с флионом? Он водный или воздушный?

Юстин пожал плечами. В его кабине что-то звенело, мигала подсветка панелей. Первый раз он не курил за штурвалом, наверно, решил, что от дыма я разволнуюсь еще больше.

— Он совсем мелкий, — сказал Юстин. — А уж водный или воздушный, хрен его разберет. Я бы сказал, наземный. Ты, девка, главное не трепыхайся. Скоро сама все увидишь.

«Хоть бы он влез в багажный контейнер, — думала я. — Чтобы не пришлось предъявлять в каждом карантине, как отдельную биологическую единицу». К такому повороту события я не была готова. Ни к первому событию, ни ко второму. Птицелов умел меня озадачить. Даже после смерти у него неплохо получилось. Тем более что последнее обстоятельство никак не укладывалось у меня в голове. Мне не хотелось думать серьезно о случившемся.

— В ангаре для него условия не годящиеся, — объяснял Юстин. — Будет нормально, если ты его сразу прямо и заберешь…

— Какого он габарита?

— В сумку войдет, — успокоил Юстин, — если сложить пополам.

«Ясо, гаденыш, решил подсунуть мне Пукера», — решила я.

— Черт! Если я появлюсь в Галактике с настоящим флионом, меня на Землю не пропустят. Это надо было делать не через Хартию. Почему они не предупредили? Почему ты не предупредил? — Юстин промолчал. — Он похож на осьминога?

— Не… на осьминога непохож. Ты, главное дело, его отсюда забери. А там разбересси.

На горизонте показалось разлинованное поле с кругами в черных квадратах. Небо светилось над огромным массивом, нас обогнала низко летящая «катушка» и нырнула в щель. Свет был такой чистый, словно над Хартией восходило светило. На этом фоне копошилась пара летающих посудин, словно жуки над цветками.

— Была хоть раз у меня в ангаре?

— Ты не приглашал.

— Вона… гляди, окно мигает. Это оно мне мигает, — под нами мигал сектор разноцветными фонарями. — Белый — готов к посадке. Синий — занят. Поняла?

Поняла. Что ж тут непонятного. Хоть завтра сдавай экзамен по пилотажу. Я все еще решала головоломку, как протащить флион через карантинные кордоны без контейнера и биопаспорта.

Мы стукнулись об площадку, заглушили двигатели, над нами захлопнулась крыша. В кромешной темноте мигал только красный «маяк» на фюзеляже, но Юстин вскоре выключил и его.

— Вылазь, — сказал он.

Я вылезла из «кишки» в темноту и боялась сделать шаг, пока Юстин не нашел фонарь и не открыл дверь жилища. Его ночлежка была пристроена к ангару: небольшое кубическое помещение, заваленное обломками техники, запчастями, мешками, кусками резины, коробками и бочками, как земного, так и местного происхождения. На полу лежала стоптанная тряпка, некогда бывшая ковром. На ней сидела Мариванна, распустив лохмы. Возле Мариванны находилась пустая корзина с подстилкой из поролона, будто приготовленная для собачки. А за ее спиной бродила в чане зеленая жижа, распространяя запах прокисшей картошки. На поверхности плавали в пузырях порубленные куски биомассы, похожей на кактус. Юстин прикрыл циновкой змеевик, выходящий из дебрей тряпичного хлама и утопающий в чане с жижей. Огляделся.

— Куда он заполз, чертяга?

— Кто? — робко спросила я.

— Ща! Обожжи. Далеко не уползет. Отсюда ползти некуда, — и, встав на четвереньки, скрылся за жестяными щитами, сложенными у стены, но вернулся ни с чем. — Куда ж он смылся, мать его?.. — полный решимости, Юстин стал шарить по углам, раскидывая старый хлам. Оттуда летели обломки мебели и десять лет не мытая посуда с присохшими к ней объедками. — Есть!!! — вдруг радостно воскликнул он, и, согнувшись в три погибели, извлек на свет божий мальчика лет двух-трех, одетого в старую майку на голое тельце. Юстин вынес его в центр комнаты, усадил передо мной на стремянку и погладил по лысой голове. — Вот, — с важностью произнес он, — твой сыночек. Глянь, как похож на мамку-то…