Лиловый (II) - Ганнибал

— …Страшно, — потом тихо признался Теодато, не глядя на своего спутника. — Как это — умирать? Я как-то раньше никогда не задумывался об этом, но теперь, когда я понимаю…

— Не знаю, — пожал плечами Леарза. — Я и не думаю. Так проще… все люди умирают, не сегодня, так завтра, и какая разница?

— Со мной все понятно, но ты? У тебя ведь был шанс сбежать и выжить, но ты все равно предпочел остаться.

Леарза негромко рассмеялся.

— На моих руках чужая кровь, Тео. Я принял неправильное решение, и погибли мои друзья; теперь я продолжаю убивать, и буду убивать до самого конца, так что моя смерть будет только справедливой. Не смерти нам с тобой следует бояться, ведь и ты ведешь людей к гибели, словно мифический дьявол.

Луна серебрила дорогу под их ногами. Теодато больше ничего не сказал; так в молчании они добрались до маленького опрятного домика, где им настало время разойтись, и по-прежнему в тишине они пожали друг другу руки.

Теодато, не оборачиваясь, направился к двери: там ожидал его Нанга, холодное будущее, о котором не хотелось думать. Руосец смотрел ему вслед; Тео не знал, что в светлых глазах Леарзы в тот момент было какое-то странное выражение.

Люди провожали его взглядами, но никто не сказал ни слова. Руосец выглядел уставшим, одет был, словно какой-нибудь закованный, сам, завидев Тегаллиано, подошел к нему и спросил:

— Где господин Фальер? Что, еще спит?

Поскольку рассвело совсем недавно, Тегаллиано даже растерялся и не знал, что сказать. Заметив его замешательство, Леарза словно удивился:

— Как, и никаких приказов не было? Вы хоть знаете, что происходит? Нет? Да это же ваша прямая обязанность, господин Тегаллиано! Отчего вы все свое свободное время проводите здесь, когда в кварталах бездушных неспокойно? Вы бы хоть своих людей спросили…

И так, введя Тегаллиано в полнейшее замешательство, руосец невозмутимо поднялся в библиотеку. Фальер в действительности еще спал беспокойным, тяжелым сном, с трудом задремав только под утро, и Леарза в самом деле прекрасно об этом знал, потому свободно уселся прямо на столе и закурил свою электронную сигарету, пуская тонкие завитки дыма к потолку.

Наследника будить никто не решился, и у Леарзы было достаточно времени. Наконец, впрочем, дверь открылась, и невыспавшийся, с помятым лицом Фальер шагнул в библиотеку. Увидев Леарзу, он резко остановился: никто не предупредил его о возвращении руосца.

— Наконец и вы, — спокойно сказал тот. — Я замучился ждать, когда вы проснетесь. Видимо, мой Дар еще далек от совершенства; я был уверен, что, когда вернусь, вы уже отдадите все необходимые распоряжения, Фальер. Вы, кажется, сочли это излишним?

— Что именно? — осторожно уточнил Наследник, которому в эти моменты ничего так не хотелось, как того, чтобы проклятый руосец провалился сквозь землю. Положение у него было щекотливое: он понимал, что придется очень изворачиваться, чтобы не открыть, что он не видит ничего из того, о чем ему намекает Леарза.

— Так ведь в кварталах бездушных зреет бунт, — с прежней невозмутимостью сообщил ему руосец. — Я несколько дней провел там, слушая, что говорят люди; слишком многие недовольны новыми условиями труда, и есть смутьяны, которые во всем обвиняют аристократию. Я полагал очевидным, что мы не можем сидеть сложа руки, необходимо предпринять что-то… но, кажется, я неправ?

Фальер побледнел и сам знал об этом. С трудом ему удалось взять себя в руки.

— Нет, вы правы, Леарза, — сказал он. — Я и сам не был уверен, когда именно стоит предпринять нужные шаги. Видимо, настало время. Бездействовать долее нельзя.

Руосец медленно улыбнулся:

— Да, я вижу, вы все еще проверяете меня. Это тоже правильно, я согласен. Решения таких людей, как мы с вами, непросто предугадывать.

— Возможно, — тускло отозвался Фальер, все еще под впечатлением от новостей. — Что же, если вы простите меня, я должен отдать распоряжения своим людям.

И он вышел; он не видел уже, как выражение лица Леарзы сменилось, и тот нахмурился.

Давно уже ожидавшие приказов люди пришли в резкое оживление; по дороге из библиотеки Фальер лихорадочно думал о том, что предпринять, и наконец сделал свой собственный выбор. Солгал руосец или нет, знает он правду или нет, а только дольше бездействовать нельзя, и пренебрегать даже сомнительными предупреждениями — тоже.

Потому, едва войдя в круглый холл, в котором собрались почти все советники, Марино Фальер объявил:

— Хватит ждать! Традонико, ваши люди готовы? Тегаллиано? Завтра же начинаем операцию по уничтожению космической станции врага! Для начала возьмите на корабль Виппону или Кестеджу, — рисковать Меразом теперь, когда он остался единственным достаточно сильным разрушителем, мы не можем.

— Так точно, господин Фальер!.. — Традонико от неожиданности только что не подпрыгнул; Тегаллиано помедлил, продолжая с беспокойством смотреть на Наследника.

— Что касается кварталов бездушных, — добавил тот, взглянув на него в ответ, — отправьте туда людей. Необходимо пугнуть их. Напомните об угрозе, которая висит над нами всеми, объясните, что нынешние условия — временны, все это будет отменено, как только мы разберемся с Кеттерле.

— Как скажете, господин Фальер, — произнес и Тегаллиано.

Новости разнеслись по городу, словно пожар. Не прошло и двух дней, но все уже знали, что нескольких рабочих задержали и посадили в карцер за «смутьянство», а другим уменьшили плату. На третий день к вечеру людей сгоняли на площади, где управляющие произносили речи, объясняя, что тяжелое положение на планете — не навсегда, как только они закончат войну с инопланетянами…

Это слово стало чем-то вроде красной тряпки.

Между тем по рюмочным и бакалеям, где собирались женщины, разлетались другие слухи, люди заговорили о таинственных аристократах, тех самых, которые хотели добиться равноправия между собой и бездушными, кто-то утверждал, что они здесь, скрываются в кварталах закованных, кто-то даже заявлял, что видел их.

Орсо Кандиано почти ничего не предпринимал для этого. Теодато выдвинул такой план; Кандиано, подумав, согласился. Теодато объяснил, что люди давно ждут чего-то подобного и сами легко все додумают, достаточно подать им повод, и потому по его указаниям Нанга, Гвана, Тлапака и остальные начали распространять эту сказку, туманно намекали на свое знакомство с «осужденными на смерть героями». Они даже не говорили ничего определенного о целях этих героев; люди действительно все придумали себе сами. Все чаще стало звучать волшебное слово «равенство». Мало кто в самом деле понимал, что это такое и как это будет, но оно казалось им красивым.

Теодато Дандоло в эти дни неоднократно приходил к Кандиано, пробираясь задворками, и они вдвоем подолгу совещались о чем-то. Бездушные желали действовать; пока Дандоло и Кандиано сдерживали их, советовали набраться терпения.

В это утро Теодато явился к Кандиано, как обычно, но выглядел мрачнее прежнего; Окайпин, по-прежнему сидевшая дома со своими близнецами, налила им чаю, отнесла наверх и оставила их наедине. Какое-то время они молчали.

— Пора переходить к более решительным действиям, — наконец заявил Теодато, нахмурившись и глядя в сторону. Старший товарищ посмотрел на него.

— Что же вы предлагаете, Теодато? Так вот сразу пойти в наступление?

— Нет, нет. Такую массу людей просто необходимо сперва раскачать. Желательно вызвать агрессию со стороны противника, чтобы потом можно было говорить, «они первыми начали». Понимаете? Нужна забастовка.

Кандиано несколько обескураженно поднял брови.

— Забастовка? — повторил он. — Что это даст?

— Все, — невесело усмехнулся Теодато. — Все пойдет, как по маслу, вот увидите; я рассчитывал Подкинуть людям эту идею, пусть устроят забастовку, выдвинут требования нормированного рабочего дня, — не более двенадцати часов, скажем, — повышения зарплаты, ну и прочее. Они сами придумают, что им нужно. Разумеется, аристократы сейчас не пойдут на такие условия, они еще не осознают, чем это все чревато. Даже если и пойдут! Это лишь послужит бездушным поводом для новой забастовки, с более серьезными претензиями! Рано или поздно, — и скорее рано, — забастовку придется разгонять. Пришлют ли отряды, нет ли, — тоже неважно. Человек, мающийся бездельем, способен на многое. Стычки будут. И вот когда прольется первая кровь…

— …Тогда революцию уже будет не остановить, — завороженный, завершил за него Кандиано. — Вы правы. Это отличная идея. Я никогда не придумал бы ничего лучшего!

Как бы то ни было, уже на следующий вечер они воплотили свои замыслы в жизнь; Нанга и другие бездушные отправились по своим привычным местам, и в рюмочных, пивных, магазинах возникло новое, полузнакомое слово, которое очень быстро заняло важное место и зазвучало отовсюду.