Жизнь замечательных Блондей - Кира Измайлова

А игра все длилась и длилась… и вот, наконец, партнеры недвусмысленно поинтересовались у Элли, как, собственно, он намерен расплачиваться? К этому моменту Элли был должен шулерам — а он уже не сомневался, что именно шулерам и попался в лапы, — изрядную сумму. И на слово ему верить определенно не собирались!

Ситуация приобрела откровенно угрожающий характер, и выбраться из этой передряги целым и невредимым Элли уже и не надеялся. Хорошо, если выпустят живым!

В отчаянии Элли предложил шулерам свою кредитку — со счета можно было снять вполне приличную сумму, однако его грубо высмеяли, дескать, в приличных игорных местах вроде этого признают только живые деньги, однако — вот тут Элли стало совсем нехорошо, — в исключительных случаях, для особенно приятных клиентов могут сделать поблажку и принять долг натурой. К исполнению каковых намерений трое дюжих ребят немедленно и приступили.

Остолбеневшему от страха Элли не дали даже брыкнуться, умело скрутив и завалив прямо на пол. Прочие посетители злачного местечка придвинулись поближе, заинтересованно наблюдая за происходящим и подбадривая шулеров непристойными выкриками. Видимо, такого замечательного зрелища им давно не приходилось видеть!

Элли в отчаянии попробовал было кусаться, но немедленно получил пару увесистых оплеух, и мысли о сопротивлении вынужденно оставил. Почти теряя сознание от страха и боли, краем уха он уловил отчаянную и почему-то удивленную брань, затем грохот, чей-то пронзительный вопль, переходящий в дикий поросячий визг… а потом чья-то сильная рука за шиворот вздернула Элли на ноги, после чего он изрядным пинком был направлен к выходу из «райского уголка».

Только на улице, дрожа от холода — верхняя одежда осталась в заведении, — Элли с ужасом осознал, что его спасителем был не кто иной, как вездесущий начальник транспортной системы, видимо, совершавший ежевечерний вояж по сомнительного толка местечкам. В другое время, возможно, Элли задумался бы, какая нелегкая принесла господина Крея именно в эту дыру и именно в то время, когда незадачливому мальчишке грозила нешуточная опасность. Однако в тот момент он полностью потерял способность рассуждать здраво, и только отчаянно благодарил всех известных ему богов за чудесное спасение…

Храня гробовое молчание, Себастьян Крей все теми же методами — взяв за шиворот и придав пинком ускорение, — забросил Элли в свою машину (не роскошный парадный лимузин, а жутковатого вида раздолбайку, под капотом которой, однако, урчал мощный мотор) и сел за руль.

Немного отойдя, Элли принялся было благодарить, однако, наткнувшись на стену ледяного отчуждения и даже враждебности — а настроение собеседника он улавливал отлично, будь то хоть Блонди, хоть человек, — потерянно замолк.

— Я был о тебе лучшего мнения, — изрек, наконец, Себастьян, когда машина законопослушно остановилась у светофора.

Элли открыл было рот, чтобы оправдаться, да так и остался. А что он мог сказать в свою защиту? Что не в силах справиться со своей дрянной страстишкой? Что азарт игры сильнее него? Что, сидя за игровым столом, он испытывает ни с чем не сравнимое, даже болезненное удовольствие? Хороши оправдания!

— Ты хоть понимаешь, как тебе сегодня повезло? — по-прежнему бесстрастно продолжал Себастьян, разгоняя свою колымагу до опасной скорости. Элли потерянно кивнул. — Впрочем, буду откровенен. Твоя участь мне совершенно безразлична. Одним мальчишкой больше, одним меньше — роли не играет. Тем более, что от тебя на данный момент больше неприятностей, чем пользы. — Элли не верил своим ушам — и это говорил Себастьян, который всегда относился к нему вполне доброжелательно! — Однако мне кажется, Кристиану будет несколько неприятно узнать, в каком виде найдут его личного секретаря, тебя то бишь, после очередного твоего проигрыша.

— В каком… виде? — чуть слышно спросил Элли, только чтобы не молчать.

— В самом непотребном, — охотно пояснил Себастьян. — С перерезанной глоткой… и оттраханным во все дырки. — Машина резко остановилась, и Элли едва не стукнулся лбом о лобовое стекло.

— Выметайтесь, молодой человек, — скомандовал Себастьян. — Ваша остановка.

Элли, однако, не спешил выполнять приказание. Если о произошедшем сегодня узнает Кристиан, это будет… это будет катастрофой! Не потому, что Элли боялся наказания или чего-то в этом роде, вовсе нет! А только лишь потому, что Кристиан, несомненно, будет огорчен, а видеть его огорченным Элли было совершенно невыносимо… Попросить Себастьяна не рассказывать никому? И как прикажете это сделать, если у Элли в присутствии Блонди и так-то язык не ворочается, а уж сейчас и подавно он и словечка из себя выдавить не сможет…

— Кристиан ничего не узнает… если ты не окажешься еще глупее, чем кажешься, и не расскажешь сам, — словно прочитал его мысли Себастьян и, решительно пресекая поток бессвязных благодарностей, добавил холодно и недобро: — Я делаю это отнюдь не потому, что питаю к тебе какую-то симпатию; по моему мнению, если ты чего и заслуживаешь в этой жизни, так это изрядной взбучки. Но Кристиан — мой друг, и допустить, чтобы он трепал себе нервы еще и из-за такой маленькой дряни, как ты, я не могу. Выметайся, я сказал…

До дома — Себастьян милосердно высадил его на окраине Апатии, — Элли пришлось добираться пешком, шарахаясь от каждой тени. Впрочем, ему было не столько страшно, сколько невыносимо стыдно — хотя бы потому, что все слова холодноглазого Блонди, которого Элли сегодня увидел совсем в ином свете, были правдой. Он — именно маленькая дрянь. Ничтожество, которому несказанно повезло, но которое совсем не умеет ценить своего счастья…

Надо отметить, что Себастьян Крей, помимо прочих своих достоинств, неплохо разбирался в людях — образ жизни к тому располагал, — а потому легко нашел нужную линию поведения в искусно разыгранной сценке. Возьмись он упрекать Элли за недостойное поведение или читать ему нотации, вряд ли бы это возымело действие — Элли только начал бы тщательнее скрывать своё пагубное пристрастие. А потому Себастьян, по сути, ничего особенного ему и не сказал. Да, ровным счетом ничего особенного, если не считать того, что он походя нанес удар по самому больному месту в душе Элли. А остальное должна была доделать его собственная совесть, во всяком случае, Себастьян на это сильно рассчитывал.

Как обычно, рассчитал он абсолютно верно — угрызения нечистой совести второй день доводили Элли до отчаяния. Совсем уж нехорошо ему стало, когда посыльный привез пакет, в котором оказались почти все те милые безделушки, знаки внимания Кристиана, поставленные вчера в угаре игры на кон. Именем отправителя нечего было и интересоваться — тут никаких вариантов не было, оставалось только гадать, каким образом господин Крей ухитрился заполучить все это добро.

Более всего Элли тянуло пойти и признаться Кристиану в том, что он вчера натворил. Удерживало его только нежелание доставлять и без того замороченному работой Кристиану лишнее огорчение, и еще, пожалуй, полное незнание того, как завести разговор…

Увы, не водилось за Кристианом такого обыкновения — вести задушевные беседы со своим секретарем. Очевидно, пустой болтовней он был и так сыт по горло, а потому если и спрашивал о чем-то Элли, то как-то случайно. А Элли, больше всего боявшийся сморозить глупость в присутствии своего божества, предпочитал держать язык за зубами. Ну в самом деле, какие общие темы для разговора могут быть у двоих столь непохожих друг на друга индивидуумов? О чем Элли может говорить со знанием дела, не боясь осрамиться, кроме своих должностных обязанностей? Не о высоких же технологиях и не о последних политических событиях в Галактике, он в этом абсолютный дилетант! А разве Кристиану будет интересно, скажем, услышать последние сплетни из жизни амойского бомонда? Очень они ему нужны! И уж вовсе не будет у него охоты выслушивать отвлеченные рассуждения, например, о том, что Танагура на рассвете, особенно если пасмурно, выглядит совсем не так как днем, она похожа на призрак самой себя, очень красивый и очень печальный призрак… Ну разве можно говорить с Первым Консулом о такой чепухе!?

Элли второй день не показывался на глаза Кристиану. Нет, нарочно он от него не прятался, просто Кристиан вел какие-то нескончаемые переговоры, так что ему было не до своего секретаря, тем более, что он прекрасно мог обойтись и без него, как обходился несколько лет до того. Об этом Элли тоже знал, и это отнюдь не прибавляло ему уверенности в себе. В конце концов Кристиану надоест безмолвно обожающий его, но, в сущности, бесполезный парнишка, и тогда… Тогда Элли просто не будет смысла и дальше оставаться на Амои… да и вообще в этом мире…

Говорят, полная свобода и полное одиночество — это одно и тоже. Кайл Ли склонен был согласиться с этим утверждением. Он был свободен настолько, насколько позволяло его положение в обществе — и ровно настолько же одинок. Впрочем, это одиночество ничуть его не тяготило; в конце концов, он сам это выбрал и отступать от своего выбора не намеревался. В свою жизнь, в свою душу и в свое сердце Кайл Ли не пускал никого и никогда. У него были враги, но не было друзей, даже приятелей по службе. Кайл не желал сковывать себя никакими обязательствами, будь то дружба или даже малозначительное обещание заехать вечером на заведомо скучное и неинтересное шоу, данное коллеге. Впрочем, вовсе уж нелюдимым он не был, просто мало кому понравится разговаривать с кем-то, кто, вежливо улыбаясь, безразлично смотрит сквозь тебя, будто стена у тебя за спиной невесть какое интересное зрелище!