Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
44.4 И если я когда-нибудь умру – а я очень скоро умру, я знаю, – умру… —
Предчувствие смерти, в том числе и скорой, – общее место в поэтических текстах. У Некрасова лирический герой полагает: «Умру я скоро. Жалкое наследство / О родина! оставлю я тебе» («Умру я скоро. Жалкое наследство…», 1867).
То же у Евтушенко:
Когда я умру, — а ведь умру я,а ведь умру я — уж так придется.
(«Песня Сольвейг», 1960)
Встречается такой прогноз и в прозе – например, все у того же Гамсуна: «Эй ты, я знаю, что скоро умру» («Голод», гл. 3).
44.5 …умру, так и не приняв этого мира, постигнув его вблизи и издали, снаружи и изнутри постигнув, но не приняв, – умру… —
Реминисценция заявления Ивана Карамазова о «возвращении билета» из романа Достоевского:
«Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и не прав. <…> А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю» («Братья Карамазовы», ч. 2, кн. 5, гл. 4).
44.6 …умру, так и не приняв этого мира… —
Декларативная оппозиционность по отношению к тем, кто «принял мир», например по отношению к Блоку, у которого, впрочем, «принятие мира», так же как и у Ерофеева, сопровождается и видением города-фантома, и распятием-«пригвождением»:
Принявший мир, как звонкий дар,Как злата горсть, я стал богат.Смотрю: растет, шумит пожар — Глаза твои горят.
Как стало жутко и светло!Весь город – яркий сноп огня,Река – прозрачное стекло, И только – нет меня…
Я здесь, в углу. Я там, распят.Я пригвожден к стене – смотри!Горят глаза твои, горят, Как черных две зари!
(«Принявший мир, как звонкий дар…», 1907)
44.7 …я много вкусил, а никакого действия, я даже ни разу как следует не рассмеялся, и меня не стошнило ни разу. —
Аллюзия на слова пророка: «Один умирает в самой полноте сил своих, совершенно спокойный и мирный; внутренности его полны жира, и кости его напоены мозгом. А другой умирает с душею огорченною, не вкусив добра» (Иов. 21: 23–25).
Одновременно этот пассаж может рассматриваться и как полемика с другой книгой Ветхого Завета, где «заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2: 16–17). То есть данная заповедь не оказывает на Веничку «никакого действия». Точно так же, как и уговоры Змея вкусить от древа познания: «И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3: 4–5).
Стоит вспомнить и библейский эпиграф к поэме Лермонтова «Мцыри»: «Вкушая, вкусих мало меду, и се аз умираю» (1 Цар. 14: 43). См. также у Ахматовой: «De profundis… Мое поколенье / Мало меду вкусило» («De profundis… Мое поколенье…», 1944), «Мы запретное вкусили знанье…» (из пьесы «Пролог»). У Сологуба процесс вкушения тоже происходит в библейском контексте: «Я спокоен, – я вкусил / Прелесть скорбной Гефсимании» («Зелень тусклая олив…», 1911).
44.8 C. 106. …Господь, весь в синих молниях. —
Вторичное появление образа – см. 8.9.
44.9 …найти живую душу и спросить, сколько времени?.. —
Совмещение вопроса из 44.2 с аллюзией на название и идейный стержень «Мертвых душ» Гоголя, рассказчик в которых занят поисками (впрочем, бесплодными) «живой души».
44.10 Да зачем тебе время, Веничка? Лучше иди, иди, закройся от ветра и потихоньку иди… —
Последнее перед трансформацией в «беги, Веничка» повторение мотива «встань и иди».
44.11 …с ресницами, опущенными ниц… —
Вариация на тютчевскую тему – см. 14.8.
44.12 …лилия долины… —
Лилия долин(ы) – ветхозаветный образ. Возлюбленный Суламифи (Соломон) говорит о себе: «Я нарцисс Саронский, лилия долин!» (Песн. 2: 1).
44.13 C. 107. Что тебе осталось? —
Сходная постановка вопроса характерна для Сологуба:
Что же осталось мне? Работа,Поцелуи, да заботаО страницах, о вещах.
(«Плещут волны перебойно», 1911)
Что мне осталось? ДиадемаИз опаляющих огней
И мантия пророка, – тяжкоНа плечи давит мне она, —И скрытая в одежде фляжкаС вином, где дремлет тишина,
И что еще? ВоспоминаньяО днях любви…
(«Я вышел из потайной двери», 1922)
44.14 …утром – стон, вечером – плач, ночью – скрежет зубовный… —
«Скрежет зубовный» в сочетании с плачем – библеизм. В притче о брачном пире царь замечает среди гостей человека не в брачной одежде: «Тогда сказал царь слугам: связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов, ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 22: 13–14); также Иисус предупреждает неправедного и жестокого раба, что хозяин придет «и рассечет его, и подвергнет его одной участи с лицемерами: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 24: 51; см. также Мф. 8: 12; 13: 42, 50; 25: 30; Лк. 13: 28).
«Скрежет зубовный» встречается у позднего Мандельштама, в стихах о Франсуа Вийоне:
То ли дело любимец мой кровный,Утешительно-грешный певец, —Еще слышен твой скрежет зубовный,Беззаботного права истец…
(«Чтоб, приятель и ветра и капель…», 1937)
Сочетание стона с плачем также встречается в Библии: «И он [Вагой] громко воскликнул с плачем, стоном и крепким воплем, и разорвал свои одежды» (Иф. 14: 16); «И увидел я <…> книжный свиток. И Он развернул его передо мною, и вот, свиток исписан был внутри и снаружи, и написано на нем: „плач, и стон, и горе“» (Иез. 2: 9–10).
45. Петушки. Садовое кольцо
45.1 C. 107. Садовое кольцо. —
В Петушках, естественно, отсутствует, зато в Москве является одной из центральных транспортных магистралей; опоясывает центральную часть столицы. Здесь композиция замыкается (тоже – кольцом), и Веничка, как и накануне, пересекает Садовое кольцо. Фатальная неизбежность возвращения в столицу предсказывалась еще у Льва Толстого: «Балашев, бывший все время обеда [с Наполеоном] настороже, отвечал, что [в оригинале по-французски: ] как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву» («Война и мир», т. 3, ч. 1, гл. 7).
45.2 Постучался – и, вздрагивая от холода, стал ждать… —
От холода (в сочетании с немотой – см. 44.3) вздрагивает лирический герой Мандельштама: «Я вздрагиваю от холода, / Мне хочется онеметь!» («Я вздрагиваю от холода…», 1912).
Ощущение холода и близость Кремля – подобное сочетание встречается у Кузмина: «Скорей, скорей! Какой румяный холод! / Как звонко купола в Кремле горят!» («Чужая поэма» (6), 1916). Любопытно, что в этой поэме Кузмина разрабатывается тема командора Дон Жуана, важная для драматургии Ерофеева.
45.3 Странно высокие дома понастроили в Петушках!.. —
Высокие, огромные дома – символ подавляющего Раскольникова Петербурга: «С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому» («Преступление и наказание», ч. 1, гл. 1).
А то вот еще есть описание последней, накануне самоубийства, ночи Гаршина: «Фонари тускло желтели в тумане. Пахло холодным сырым камнем. Черные громады домов подступали с боков, нависали над головой. Они грозили расплющить, раздавить. Гаршин брел домой по пустынным ночным улицам…Прожита жизнь» (Порудоминский В. Гаршин. М., 1962. С. 293).
45.4 Мене, текел, фарес – то есть «ты взвешен на весах и найден легковесным», то есть «текел»… —
Мене, текел, фарес (в каноническом переводе – упарсин/перес) – мистические слова, появившиеся таинственным образом на стене дворца царя Валтасара во время одного из его многочисленных пиров как предупреждение о расплате за жизнь во грехе, расшифрованы пророком Даниилом: «И вот, что начертано: МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН. Вот и значение слов: МЕНЕ – исчислил Бог царство твое и положил конец ему; ТЕКЕЛ – ты взвешен на весах и найден очень легким; ПЕРЕС – разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. <…> В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит» (Дан. 5: 25–28, 30). Отмечу, что данная глава у Даниила начинается с описания «большого пиршества», устроенного Валтасаром, где он «пред глазами тысячи [вельмож] пил вино» (Дан. 5: 1).