Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев

– А-зе здеся нельзя, здеся не места! – встрепенулся Ахиллес, расширяя все больше и больше зрачки.

Свидригайлов спустил курок» («Преступление и наказание», ч. 6, гл. 6).

43.5 C. 104. …это понтийский царь Митридат. Весь в соплях измазан, а в руках – ножик… —

Митридаты – царская династия в Понте, основанная в 302 г. до н. э. отпрысками древнего иранского рода. Здесь имеется в виду самый известный представитель династии – понтийский царь Митридат VI Эвпатор (111–63 до н. э.). Митридат VI значительно укрепил Понтийское царство в период резкого обострения внутриполитической борьбы в Риме и проводил последовательную антиримскую политику. Так, в 89 г. до н. э., после захвата Митридатом Малой Азии и части Балканского полуострова, он приказал провести массовую резню в провинции Азии среди населения римского происхождения: за один только день от рук понтийцев погибло более 80 тысяч римлян (Всемирная история: В 13 т. М., 1955–1983. Т. 2. С. 365). Так что ножик в руках Митридат держит вполне закономерно. И эта закономерность тем более усиливается, что, будучи типичным диктатором, Митридат не ограничивал себя в прихотях и капризах: он претендовал на звание искусного лекаря и часто собственноручно резал и калечил своих приближенных, которые в угоду монарху шли на заведомо чрезвычайно опасное унижение (Плутарх. «Как отличить друга от льстеца»).

В русской классике имя Митридата благодаря Пушкину также ассоциируется с темой закалывания: «Онегин посещает потом Тавриду: / <…> / Там закололся Митридат…» («Евгений Онегин» («Отрывки из путешествия Онегина»)).

Также у Расина есть трагедия «Митридат, царь понтийский» (1673), и еще имеется написанная на ее основе одноименная (Mitridate, re di Ponto) ранняя (1770) опера Моцарта (либретто В. А. Чинья-Санти).

На память приходит и Лермонтов – в контексте плача и стона:

В тот день явится мощный человек,И ты его узнаешь – и поймешь,Зачем в его руке булатный нож:И горе для тебя! – твой плач, твой стонЕму тогда покажется смешон;И будет все ужасно, мрачно в нем.

(«Предсказание», 1830)

43.6 – А у меня всегда так. Как полнолуние – так сопли текут… —

В Новом Завете один израильтянин обращается к Иисусу Христу: «Господи! Помилуй сына моего; он в новолуние беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду» (Мф. 17: 15).

43.7 …один любит распускать сопли, другой утирать, третий размазывать. —

Идиоматический практикум в традиционном для Веничкиного словоблудия русле. Распускать и размазывать сопли любят слабовольные, рефлектирующие нытики; обладатели противоположных натур дают им совет сопли утереть.

43.8 —…зачем у тебя ножик в руках?..

– Как зачем?.. да резать тебя – вот зачем!.. Спрашивает тоже: зачем?.. Резать, конечно… —

Парафраз диалога Красной Шапочки и Серого Волка из детской сказки XVII в. Шарля Перро:

«– Бабушка, почему у вас такие большие зубы?

– А это чтобы скорее съесть тебя, дитя мое!

Не успела Красная Шапочка и охнуть, как злой Волк бросился на нее и проглотил вместе с башмачками и красной шапочкой».

Правда, в конце концов Красную Шапочку, в отличие от Венички, спасают охотники, а вот Веничку никто не спасает.

43.9 «Что ты, Митридат, что ты!..» А он уже ничего не слышал и замахивался, в него словно тысяча почерневших бесов вселилась… —

Факт безумия Митридата был до Венички известен поэтам – например, Брюсову: «И знамя брани над Ефратом / Вознес, в союзе с Митридатом, / Но не в безумии, как он» («Тигран Великий», 1916).

43.10 C. 104. И тут мне пронзило левый бок, и я тихонько застонал, потому что не было во мне силы даже рукою защититься от ножика… <…> Но тут мне пронзило правый бок, потом опять левый, опять правый… —

После смерти Христа на кресте «один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода» (Ин. 19: 34). Здесь сбывается Веничкино предчувствие закалывания из главы «Никольское – Салтыковская» (15.6). Причем Веничку действительно режут, «как девочку», так как в данной ситуации он представляет себя Красной Шапочкой (43.8).

43.11 C. 104–105. …выплыли двое этих верзил со скульптуры Мухиной, рабочий с молотом и крестьянка с серпом… —

Вера Мухина (1889–1953) – советский скульптор-монументалист, классик соцреализма. Самая известная скульптура Мухиной – «Рабочий и колхозница» (1935–1937, сталь, высота 24 м) – изготовлена для советского павильона на Всемирной выставке в Париже (1937); в настоящее время находится в Москве перед северным входом Выставочного центра (бывшей ВДНХ СССР). Скульптура эта стала символом союза рабочего класса (правая фигура – молодой рабочий с молотом в поднятой левой руке) и крестьянства (левая фигура – крестьянка с серпом в поднятой правой руке) и олицетворяла движение советского народа к светлому коммунистическому будущему.

43.12 C. 105. …и лицо, и одежда, и душа, и мысли. —

Повторное обращение к цитате из «Дяди Вани» (31.13).

43.13 Талифа куми, как сказал Спаситель, то есть встань и иди. <…> А все-таки встань и иди. —

См. 26.17.

43.14 О, гнуснейшее, позорнейшее время в жизни моего народа – время от закрытия магазинов до рассвета!.. —

См. 4.36, 5.6.

43.15 Талифа куми, как сказала твоя Царица, когда ты лежал во гробе, – то есть встань, оботри пальто, почисти штаны, отряхнись и иди. —

См. 26.17.

43.16 Попробуй хоть шага два, а дальше будет легче. Что ни дальше – то легче. —

Пародийная контаминация названий работ Ленина «Шаг вперед, два шага назад» (1904) и «Лучше меньше, да лучше» (1922). Также можно вспомнить призыв шагать Пастернака: «„Шагни, и еще раз“, – твердил мне инстинкт / И вел меня мудро, как старый схоластик…» («Марбург», 1916, 1928).

43.17 Самое главное – уйти от рельсов, здесь вечно ходят поезда, из Москвы в Петушки, из Петушков в Москву. —

Аллюзия на «Анну Каренину», где поезда ходят из Петербурга в Москву и из Москвы в Петербург и под один из них бросается от отчаяния заглавный персонаж.

43.18 Иди, Веничка, иди… —

Повторение лейтмотива «встань и иди» – см. 26.17.

44. Петушки. ВокзальнаЯ площадь

44.1 C. 105. «Если хочешь идти налево, Веничка, – иди налево. Если хочешь направо – иди направо. Все равно тебе некуда идти. Так что уж лучше иди вперед, куда глаза глядят…» —

Повторение ситуации «витязь на распутье» – см. 4.29.

44.2 C. 106. Может, время сначала узнать? Узнать, сколько времени?.. —

Один из классических вопросов русской поэзии; встречается у Мандельштама: «И Батюшкова мне противна спесь: / Который час, его спросили здесь, / А он ответил любопытным: вечность!» («Нет, не луна, а светлый циферблат…», 1912); у Пастернака: «Какое, милые, у нас / Тысячелетье на дворе?» («Про эти стихи», 1917); а также у Ходасевича, в смежной с Веничкиной ситуации одинокого самокопания на грани ухода от окружающей действительности, возвращения в «родной, первоначальный мир» (в случае с Веничкой – возвращение на вокзальную площадь):

И я смотрю как бы обратным взоромВ себя.И так пленительна души живая влага,Что, как Нарцисс, я с берега земногоСрываюсь и лечу туда, где я один,В моем родном, первоначальном мире,Лицом к лицу с собой, потерянным когда-то —И обретенным вновь… И еле внятноМне слышен голос барышни: «Простите,Который час?»

(«Полдень», 1918)

44.3 C. 106. …смог бы ты разве разомкнуть уста, от холода и от горя? <…> О, немота!.. —

Уста, пораженные холодом, встречаются у Пушкина: «уста замерзшие мои» («Пророк», 1826), а у Кузмина – немота: «…в горестном начале / Меня сковала немота…» («О радость! в горестном начале…», 1911).

Словосочетание «разомкнуть уста» – поэтическое клише; у Блока, например: «Когда – ни расплести сцепившиеся руки, / Ни разомкнуть уста – нельзя во тьме ночной!» («Черная кровь» (4), 1912), а также у Бродского: «И все ж умение куста / свой прах преобразить в горнило, / загнать в нутро, / способно разомкнуть уста / любые» («Шиповник в апреле», 1969).

44.4 И если я когда-нибудь умру – а я очень скоро умру, я знаю, – умру… —

Предчувствие смерти, в том числе и скорой, – общее место в поэтических текстах. У Некрасова лирический герой полагает: «Умру я скоро. Жалкое наследство / О родина! оставлю я тебе» («Умру я скоро. Жалкое наследство…», 1867).

То же у Евтушенко:

Когда я умру, —                   а ведь умру я,а ведь умру я —                   уж так придется.

(«Песня Сольвейг», 1960)