Высоцкий. На краю - Юрий Сушко

Сочинения эти, собранные в московских школах, зрители листали перед началом спектакля. Они лежали на парте, стоящей в фойе. Школьники, в основном, Раскольниковым восхищались. А ведь авторы хотели доказать зрителям, что никакая идея не может быть достигнута ценой даже одной человеческой жизни. Что нет ничего общего, которое было бы на целую смерть выше личного.

Размышляя над образом своего героя, Высоцкий говорил: Свидригайлову в этой инсценировке дана очень большая нагрузка. Он как-то вышел на первый план как постаревший Раскольников. У Достоевского в дневниках написано, что Свидригайлов должен выглядеть, как привидение, как с того света. Раскольников, разговаривая с Разумихиным, другом своим, говорит: «Ты его видел?» Тот говорит: «Видел». — «Ты его ясно видел?» — «Ясно!» — «Ну, слава Богу, а то мне показалось, что это было привидение».

Репетиции на Таганке длились почти круглосуточно, и в этом марафоне он все равно ухитрялся выкраивать паузу на час-полтора, чтобы заняться«привычной процедурой»…

— Сегодня я пришел к вам в таком виде совсем не от неуважения к аудитории, а просто со спектакля, где играю такого человека, который оттуда, потусторонний человек — Свидригайлов. И у меня настроение потустороннее. А у меня есть как раз соответствующая песня:

Сон мне снится: вот те на! — гроб среди квартиры.На мои похорона съехались вампиры!..

Алла Демидова писала: «Я вижу, как он уныло бродит за кулисами во время этого спектакля, слоняется молчаливо из угла в угол тяжелой, чуть шаркающей походкой (так не похоже на прежнего Высоцкого!), в длинном, сером бархатном халате, почти таком же, как у его Галилея; только теперь в этой уставшей фигуре — горечь, созерцательность, спокойствие и мудрость — то, чего так недоставало в раннем Галилее. Две эти роли стоят, как бы обрамляя короткий творческий путь Высоцкого, и по этим ролям видно, сколь путь этот был нелегким…»

Больше театральных премьер у Владимира Высоцкого не было.

На одной из встреч, отвечая на вопрос: «Чтобы вы хотели сыграть в театре, о чем мечтаете?», он сказал: «Я ни о чем не мечтаю. Я мечтал, когда закончил школу. А сейчас что мечтал — то и сыграл. Чего мечтать? На такие вопросы принято отвечать: «Мечтаю сыграть своего современника!»… А я не очень мечтаю сыграть роль моего современника. Почему моего современника-то? Ну а чем чеховские персонажи хуже?! Если хорошо написано, то можно и современника, а можно и кого-то другого. Какая разница?! Это неважно, кого ты хочешь сыграть, и почему. Самое главное — зачем. Меня вообще не интересует — сыграть роль очередную — это меня не беспокоит. Я просто люблю играть. И когда висит распределение ролей, я никогда не бегу смотреть, что мне дали. Я вам говорю без всякого кокетства… У меня часто бывает настроение, когда мне хочется во время спектакля все бросить, извиниться перед режиссером и уйти».

Еще в Нью-Йорке к Высоцкому с предложениями о концертах обращался некто Лев Шмидт. Шульман отрекомендовал его: все, как вы, Владимир Семенович, велели — «кроме водки — ничего, — проверенный, наш товарищ!». Шмидт завел речь о Канаде, встречах с местной русскоязычной общиной — полтыщи душ соберем! «Хорошо, звоните мне в конце февраля или начале марта в Москву, договоримся», — пообещал Высоцкий.

Когда весной раздался звонок из Канады, весь рабочий график на ближайшие недели был расписан. Решили так: концерты будут, но 23 апреля — кровь из носу — он должен быть в Москве — 15 лет Таганке, это не шуточки.

«Перед публичными выступлениями Высоцкий просил организовать сначала встречу «для «своих», с хорошим столом, закусками — все как дома», — рассказывал Шмидт. — Так что первый концерт был «подпольным», в русской баньке. Владимир много пел и рассказывал о России. Мы понимали друг друга с полуфразы — по жесту, по движению глаз. И, как всегда, вокруг него, — атмосфера доверия, раскованность, полная свобода. А потом должен был быть заранее объявленный концерт в банкетном зале гостиницы, в которой он остановился. Буквально за несколько часов до выступления я увидел другого Высоцкого — поседевшего, уставшего от жизни, больного мужчину. Сидим, разговариваем, вдруг он схватился за сердце, посинели губы. Лекарств, оказывается, с собой не носил. Пришлось заставить принять нитроглицерин…»

На концерт в гостинице, действительно, собралось более пятисот бывших жителей «необъятной Родины», ныне законопослушных канадцев. Высоцкий практически не отступал от традиционной схемы: песни, кино, театр. На вопросы с политическим подтекстом не отвечал принципиально. Тщательно подбирал слова. А в перерыве за кулисами раздраженно заметил, что в зале сидит какой-то «мордатый» и все время что-то записывает. Хватит того, что в гримерке уже пришлось объясняться с «товарищами», откуда он здесь и почему. Брякнул, что Марина с детьми сейчас в гостях у Фиделя Кастро, а он тут проездом, тоже летит в Гавану. Лукавил «каналья Свидригайлов» — Марина Владимировна в данный момент пребывала во Франции на съемках.

На юбилей Таганки он успел вовремя, и даже праздничные, дежурные куплеты сочинил, правда, наспех и без особого вдохновения. Но зато «с непоколебимой верой в светлое будущее»:

Придут другие, в драме и в балете,И в опере опять поставят «Мать»,Но в пятьдесят — в другом тысячелетье —Мы будем про пятнадцать вспоминать.

Ну, не получилась «Ода к радости», что поделаешь.

Зина Славина весь день ходила грустная. На юбилей пришла почему-то в черном платье.

— Зин, ты на вечере сегодня будешь? — спросил он ее.

— Нет, — отвечает, — я же вся в черном.

— Не беда!

Через час, вспоминала актриса, у меня было платье небесно-голубого цвета. И я весь вечер танцевала, веселилась, а он заметил: «Ну вот, ты теперь, как ангел небесный».

Отношение Высоцкого к Зинаиде Славиной было трогательно-нежным, как к несмышленышу. Он постоянно опасался, что ее кто-либо может обидеть, оберегал от мирской суеты.

А что до остальных, права Марина, копошатся, как крабы в банке…

«Я б для тебя украл весь небосвод…»— когда-то пел Высоцкий. А теперь старался наяву творить для Ксюхи маленькие чудеса. Как-то весенним утром выстелил цветочный ковер во всю комнату из любимых Оксаной ландышей. Потом нанял бригаду работяг, чтобы они заасфальтировали ухабы возле ее дома на улице Яблочкиной… Оксана сама говорила, что не была, в общем-то, бедной студенткой. Все-таки папа был известным литератором, успешно зарабатывающим на жизнь эстрадными скетчами. Кроме того, были тетки, обожавшие племянницу.