Вампир Лестат - Энн Райс

– Сначала я думал, что ожерелье просто упало. Но, три раза подняв и починив его, я понял, что все бесполезно. Она либо срывала его с шеи, либо усилием воли заставляла упасть.

Я что-то прошептал в ужасе и вдруг буквально помертвел от страха, что осмелился выругаться в ее присутствии. Мне захотелось немедленно убежать. На ее лице, как в зеркале, отражалось все то, что рисовало мне воображение. Мне показалось, что губы ее изогнулись в улыбке, хотя на самом деле они оставались неподвижными.

– То же самое происходило и с другими украшениями, с теми, на которых, как мне думается, были написаны имена не почитаемых ими божеств. Однажды я принес из церкви вазу, но она оказалась разбитой вдребезги, словно разлетелась на куски от одного их взгляда. Были и другие, не менее поразительные, ситуации.

– Расскажи.

– Иногда, войдя в святилище, я заставал кого-нибудь из них стоящим.

Все это было столь ужасно, что мне захотелось схватить его за руку и силой вытащить отсюда.

– Его я однажды обнаружил в нескольких шагах от стула, – продолжал Мариус, – а в другой раз она стояла возле самой двери.

– Она пыталась выйти? – шепотом спросил я.

– Возможно. – Он задумался. – Однако были времена, когда они с легкостью могли выйти отсюда, если хотели. Ты сам составишь свое мнение, когда услышишь мой рассказ до конца. Всякий раз, когда я находил их не там, где всегда, я возвращал их на место и усаживал, придавая им привычную позу. Это требовало очень больших усилий. Они словно сделаны из упругого камня, если ты можешь представить себе такое. А теперь задумайся: если я обладаю такой силой, какие силы присущи им?

– Ты сказал: если… если хотели. А что, если они испытывают прежние желания, но больше не могут удовлетворить их? Что, если в результате величайших усилий они только и способны, что дойти до двери?

– Мне кажется, при желании она способна вдребезги разнести эту дверь. Уж если я одним усилием воли могу отодвигать засовы, представь себе, на что способна она.

Я смотрел на их холодные отчужденные лица, на слегка впалые щеки и крупные, безмятежно сомкнутые рты.

– А вдруг ты ошибаешься? Что, если они слышат каждое слово из нашего разговора? Что, если сердятся на нас и даже приходят в ярость?

– Я думаю, они нас слышат, – ответил он, накрывая мою руку своей и стараясь меня успокоить, – но уверен, что наши разговоры их совершенно не интересуют. Если бы это было не так, они непременно шевельнулись бы, чтобы показать это.

– Но как ты можешь быть уверен?

– Они совершают множество поступков, требующих величайшей силы. Бывает, например, что я запираю дверцы их шатра, но они тут же отпирают их снова и распахивают настежь. Я знаю, что это делают они, – просто потому, что больше некому. Я оборачиваюсь и вижу их. Тогда я веду их к морю. А перед рассветом, когда я прихожу за ними, они становятся более неповоротливыми и менее гибкими. Мне с трудом удается отвести их на место. Иногда мне кажется, что они поступают так намеренно, чтобы помучить меня, поиграть со мной.

– Не думаю. Они стараются, но не могут.

– Не торопись с выводами, – сказал он. – Приходя в эту комнату, я действительно замечал странные вещи. Кроме того, были еще и события, происходившие в самом начале…

Он вдруг умолк, словно что-то отвлекло его внимание.

– Ты слышишь, о чем они думают? – спросил я, потому что мне почудилось, что он напряженно прислушивается к чему-то.

Он не ответил, лишь продолжал пристально смотреть на статуи. Что-то явно изменилось. Только невероятным усилием воли я удержался от того, чтобы не убежать прочь. Я всмотрелся, но не смог ничего заметить, услышать или почувствовать. Если Мариус немедленно не объяснит мне причину своего странного поведения, я либо закричу, либо разрыдаюсь. Так мне, во всяком случае, казалось.

– Не будь таким нетерпеливым, Лестат, – чуть улыбнувшись, сказал Мариус, по-прежнему пристально глядя на мужчину. – Иногда я слышу кое-что, но это не более чем неясные импульсы, смысла которых я не понимаю. Они только свидетельствуют о их присутствии, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Именно эти звуки ты сейчас и слышал?

– Да… Пожалуй.

– Мариус, пожалуйста, уйдем отсюда! Умоляю тебя! Прости, но я не в силах больше вынести это! Пожалуйста, Мариус, уйдем!

– Хорошо, – мягко ответил он, крепко беря меня за плечо. – Но сначала я хочу попросить тебя кое о чем.

– Я готов сделать все, что тебе будет угодно.

– Поговори с ними. Не обязательно громко и вслух. Но поговори. Скажи, что считаешь их красивыми.

– Они знают это, – ответил я. – Знают, что я нахожу их невероятно прекрасными.

Я был действительно уверен, что это так. Но Мариус предлагал мне высказать им все, как подобает их положению. А потому я освободил разум от страхов и предрассудков и сказал все, что полагалось.

– Поговори с ними еще, – продолжал настаивать Мариус.

Я так и сделал. Я по очереди посмотрел в глаза мужчине и женщине, и меня охватило странное чувство. «Я считаю вас красивыми! Я считаю вас несравненно прекрасными!» – я мысленно твердил эти слова как молитву. Точно так же я, маленьким мальчиком, спрятавшись в высокой траве на лугу возле склона горы, молил Бога помочь мне убежать из отцовского дома.

Точно так же я разговаривал сейчас с ней, благодарил ее за то, что она позволила мне приблизиться к ней и к ее тайнам. Я почти физически ощущал это чувство, оно разливалось по поверхности моей кожи и пронизывало меня до самых кончиков волос. Я чувствовал, как уходит из меня напряжение, как оно оставляет мое тело. Глядя в ее бездонные темные глаза, я ощущал небывалую легкость и чувствовал, как меня окутывают запахи благовоний и цветов.

– Акаша, – произнес я имя, услышанное мною в этот самый момент.

И оно показалось мне прекрасным. У меня даже волосы зашевелились. Шатер как будто превратился в пылающую раму, и только в том месте, где сидел мужчина, было что-то такое, что трудно поддавалось определению. Почти против своей воли я подошел еще ближе и наклонился вперед, как будто намереваясь поцеловать женщину. Мне очень хотелось сделать это. Я склонился еще ниже… И почувствовал вкус ее губ.

Мне вдруг захотелось напоить ее кровью из своего рта, как я когда-то поил Габриэль.

Все больше и больше подпадая под влияние чар, я заглянул в неизмеримые глубины ее глаз.

Да что со мной происходит? Я целую богиню прямо в губы! Что за безумная мысль пришла мне в голову?!

Я отпрянул, И тут же вновь оказался возле противоположной стены. Я дрожал с головы до ног и сжимал руками голову. На этот раз, правда, я не перевернул вазы с лилиями, но меня вновь сотрясали рыдания.

Мариус прикрыл двери шатра и заставил задвинуться внутренний засов.