Логово Костей - Дэвид Фарланд

Радж Ахтен завыл от ужаса, но сила его даров была так велика, что он никак не мог умереть.

— Остановитесь! — крикнула Миррима. — Не убивайте его.

Ее полный страха голос заставил людей застыть на месте.

— Он пламяплет, — пояснила Миррима. — Убьете его — и вы выпустите на свободу элементаля. Пусть его возьмет вода.

Седрик Темпест бросился вперед, крича:

— Это мне нравится. Пустим его поплавать! Я даже готов ссудить ему мою броню!

Он схватил Раджа Ахтена, от которого теперь оставался только безрукий и безногий торс. И хотя кровь хлестала из всех ран, Боренсон в смятении увидел, что Радж Ахтен начинает исцеляться. Раны так быстро затягивались, восстановление плоти было делом буквально нескольких минут — у нормального человека этот процесс занял бы месяцы. И в самом деле, обрубки вытягивались, отращивая новые руки и ноги.

Но за такое исцеление было заплачено ужасной ценой. Тело Раджа Ахтена пожирало само себя, свои собственные мясо, кости и жир, чтобы питать новые члены. Он выглядел совершенно истощенным и ослабевшим.

С помощью еще двух человек Темпест поднял Раджа Ахтена. Сверху сыпалась зола, метеор пылал в небесах, а они тащили Раджа Ахтена через покрытое пеплом поле, сквозь запекшуюся кровь и грязь — туда, к разрушенному подъемному мосту. Гри по-прежнему скрипуче кричали в воздухе, и поступь опустошителей вдали доносилась глухим рокотом.

Глаза Раджа Ахтена были полны боли, и он смятенно бормотал:

— Мои Посвященные!

Затем его сознание, казалось, прояснилось, и он жалобно закричал своим врагам:

— Пощадите меня! Пощадите! Отпустите меня…

Но у него уже не осталось даров обаяния или голоса, чтобы поколебать своих врагов.

Боренсон шел за воинами, тащившими Раджа Ахтена; смех непроизвольно подкатывал к горлу, пока они карабкались через тела мертвых опустошителей к мосту. От пожаров на крепостной стене поднимался густой красный дым, создавая невероятные, нереальные картины.

Они подошли к воде, и Боренсон увидел, что там, в черной глубине, описывают круги гигантские тени. Поначалу он решил, что это лососи режут плавниками воду.

Но тени были слишком велики. По размерам они были ближе к осетрам и напоминали тех огромных рыб, которых он видел в крепостном рву в замке Сильварреста.

И вдруг он понял, что это водяные чародеи, и испытал благоговейный трепет. Дюжины существ плавали кругами, небольшие волны поднимались над их спинами и складывались в руны, постепенно покрывающие всю поверхность озера.

Уже на мосту воин с боевым топором заметил, что правая рука Раджа Ахтена отросла заново. Крошечный обрубок восстановился почти полностью. Они снова отсекли ее.

Капитан Темпест скинул с себя кольчугу и начал грубо натягивать ее на Раджа Ахтена.

— Ты хотел захватить Гередон, чтобы завладеть его сталью, — говорил Темпест. — Но боюсь, что это вся сталь, какой мы позволим тебе владеть.

Боренсон скинул и свою броню. И так вес Раджа Ахтена увеличился вдвое.

Сделав это, Темпест и его помощники схватили то, что оставалось от Раджа Ахтена, и швырнули в озеро Доннестгри.

Он погрузился в темные волны, его шея страшно напряглась от попытки закричать. Когда он начал тонуть, водяные чародеи окружили его, словно в восхищении. Огромные рыбы толкали его своими носами, как игривые дельфины, подталкивали его к поверхности, дразня его надеждой на глоток воздуха.

Вода источала запах могущества, она была вездесуща, всесильна. Черные волны бились о крепостную стену с мягким плеском.

Боренсон стоял на дамбе, как изваяние, венчающее развалины, не в силах поверить, что Радж Ахтен умрет, не в силах осознать, что столь могущественное существо можно убить.

Над водой вспыхнул свет, словно взорвался огромный пламенный шар. Поверхность озера вскипела и начала испаряться. Вверх поднимались горячие струи воздуха, волны пара закачались над озером Доннестгри. В ярком свете Боренсон увидел чудовищного освобожденного элементаля. Огненная тварь обрела форму, ее руки нашаривали твердую поверхность, казалось, она увеличивалась.

Обрубок тела Раджа Ахтена, обожженный так страшно, что ребра проткнули плоть и торчали как сломанные щепки, отлетел в сторону и медленно тонул в волнах.

Огромные рыбы, стремительно проносящиеся под водой, полные восторга, вдруг стали видны совсем отчетливо. Нестерпимое сияние длилось всего одну секунду, а затем элементаль начал меркнуть и вода снова потемнела.

Но еще почти минуту вода продолжала кипеть и бурлить, но потом и она успокоилась и снова стала черной, и наступила тишина.

И только темные волны с плеском стучали в крепостную стену.

Боренсон оглянулся через плечо и увидел Габорна и Йом, стоящих бок о бок на трупах опустошителей и смотрящих вниз. На их лицах не было радости, не было торжества победителей. Габорн выглядел мрачным, осунувшимся, изможденным, а Йом, казалось, была потрясена и страдала при виде того, что они совершили.

Габорн понес большую утрату, вдруг понял Боренсон. Король Земли потерял одного из своих подопечных. И только теперь он заметил, как переменился Габорн.

Его кожа приобрела зеленоватый оттенок, как у юной Аверан или у чародея Биннесмана. Нет, понял Боренсон, более темный оттенок. Больше похожий на лицо зеленой женщины — или на восковые фигурки, которые делают на праздник Хостенфест.

Теперь Боренсон знал, почему Габорн старался спасти Раджа Ахтена. Его терпение и снисходительность были вознаграждены. Габорн наконец стал подлинным Королем Земли.

Глава сорок вторая

Мир на земле

Войну легко преодолеть. Последующий мир — редкая вещь, и дорогая.

Габорн шагал по улицам Карриса и оглядывался кругом. Несколько ребят, заметивших его, уставились в изумлении; а затем благоговейно отступили назад. Кто-то пробормотал:

— У него листья на лице, дубовые листья — знак Короля Земли.

И те, кто смотрели на него, в почтении опустились на колени.

Габорн и сам чувствовал изменения, которые произошли с ним. До этого вечера он только мельком оценил силы, которыми стал обладать как Король Земли. Теперь он их почувствовал. Он пускал свои корни в землю, направляя наверх побеги. Он начинал видеть возможности, которых раньше даже не представлял.

В городе повсюду шипел огонь, а сам город был грудой камней. Обвалившиеся здания лежали огромными каменными кучами или стояли, наклонившись и ощетинившись торчащими, как сломанные ребра, досками. Но Габорн чувствовал жизнь через почву, жизнь, похожую на нежные семена, дожидающиеся весны.