Наследница Ингамарны - Светлана Зорина

— Так ведь санты — лунные цветы, — многозначительно изрёк Амит.

Покидая город, Гинта задержалась возле ворот, чтобы получше рассмотреть надпись. Итак, она разгадала ещё одну маленькую загадку — какой знак передаёт звук [м]. Сингатама — Город Золотого Зверя. Тот огромный зиннуритовый сингал охранял дворец правителя. На воротах Радужного замка тоже изображён сингал. Опять золотой зверь. Символ рода и страж замка. Видимо, поначалу Ингатам действительно назывался Сингатамом, а потом его переименовали — возможно, потому, что ваятели и зодчие постепенно привели его облик в соответствие с краем радужных гор и пышных, многоцветных лесов под названием Ингамарна.

"А мне нравится город, — сказал вдруг Синг. — В нём любили зверей вроде меня".

"Да, — подтвердила Гинта. — Любили и почитали".

"А тот белый город мне нисколько не жалко, — заявил зверь. — Там было зло, и мы его уничтожили…"

"Ты его уничтожил", — поправила Гинта, и её, словно стрелой, пронзила неожиданная мысль.

Зверь богини разрушит белый город, сотрёт его с лица земли, а между Уллатамой и Сингатамой проступят кровавые следы. Но золотой зверь явится не раньше, чем в пустыне вырастут любимые цветы богини… Всё так и случилось! Любимые цветы богини — настоящие они или нет — украшают развалины древней Сингатамы. Пустыня между двумя городами потемнела от крови. И золотой зверь разрушил Белый город, обитель злых колдунов. Все долги заплачены. Проклятие лесной богини больше не тяготеет над родом Уллавина. Во время привала Гинта собрала вокруг себя отряд и поведала изумлённым спутникам и о древнем пророчестве, и о своей беседе с Саннидом. О проклятии богини знали все, а вот о том, как от него избавиться, почти никто.

— Честно говоря, я никак не мог истолковать это пророчество, — признался нумад Суар. — Зверь разрушит город… Я искал скрытый в этих словах символ, а всё оказалось проще. Действительно явился зверь и разрушил город. А приручила этого зверя ты.

— Зверь, вызывающий бурю, — медленно произнёс Астак. — Теперь кажется, что он и впрямь явился с небес, от богини Санты, чтобы навестить свою вторую хозяйку — Гинтру.

— Да пожалуй, так оно и есть, — сказала Гинта. — Этот сингал — саннэф в звериной шкуре. И он действительно должен быть там, на луне, но он захотел пожить в земных лесах.

Девочка коротко рассказала о своей битве с одержимым зверем, о гибели Тинга и о том, как она попросила Сифара дать её другу новое земное тело.

— Выходит, тот мангал должен был стать саннэфом? — спросил Зимир.

— Он и стал им. Но решил задержаться здесь. И тело сингала вполне его устраивает. Саннэфы умеют вызывать песчаные бури, способные разрушать города и за короткий срок изменять облик гор.

— Это действительно божественный зверь! — воскликнул Даарн. — А ты богиня, Гинта! Я не ошибся, когда принял тебя за лесную богиню!

"Умный юноша, — заметил Синг. — Да и вообще он мне нравится".

"Ещё бы", — съехидничала Гинта.

— Ты преувеличиваешь, Даарн, — сказала она вслух. — Если бы не Сифар…

— Если бы ты не победила одержимого и если бы ты в своё время не приручила мангала, ничего бы не было, — перебил Зимир. — Ещё никогда и никому не удавалось приручить мангала. Все только знали, что это необычный зверь, и боялись… Теперь я понимаю, почему он такой необычный. Ведь это уже собственно и не зверь…

— А я всегда верил, что ты летала на хеле, — сказал вдруг один молодой воин. — Многие говорили — всё это вздор, бред больного… Ты же тогда сильно болела, зимой. А я поверил.

— И я тоже!

— И я… — раздалось сразу несколько голосов.

— Так ведь сразу было ясно, что ты не из простых смертных, — загадочно улыбнулся Зимир. — С самого твоего рождения. И даже раньше… А хель — тоже саннэф?

— Да, — ответила Гинта, слегка озадаченная его словами. — Они тоже постепенно становятся саннэфами и уходят на Санту.

Обратный путь показался Гинте ужасно долгим. Усталый отряд двигался медленно, из-за раненых приходилось часто делать остановки. Впрочем, спешить было незачем. В Улламарне уже всё знали и готовили героям достойную встречу.

— Вот если бы я тоже умел общаться мысленно, — вздыхал Даарн. — Я бы тогда попросил Мину приехать из Ингамарны и встретить меня. Разве я этого не заслужил?

— Конечно, заслужил, — заверила приятеля Гинта. — А ты попробуй, попроси её. Может, услышит… Кстати, где опять Симмар?

— Плетётся где-то сзади. Он какой-то странный… Особенно последние два дня. Как будто спит на ходу. Лучше бы спал, когда все отдыхают! А то разведёт костёр — можно подумать тут холодно, сидит, смотрит на него и бормочет. Мне казалось, он с Амитом подружился. Сначала всё приставал к нему, о Сагаране расспрашивал, а теперь и Амита сторонится. Он вообще забавный парень. Драться не умеет, а в бою так и лез вперёд. Странно, его даже не ранили… Как будто его кто-то охранял.

— Вполне возможно, — заметила Гинта.

— А вдруг у него началась пустынная болезнь?

— Нет, она бывает от жажды, а мы пьём если и не вдоволь, то уж во всяком случае достаточно, чтобы не заболеть.

В Сингатаме отряд нашёл колодец. Воины наполнили все фляги и кожаные бурдюки. И хотя ноши прибавилось, никто об этом не жалел. Что может быть ценнее, чем вода в пустыне?

Во второй половине дня от гор падали длинные тени, и идти было легче. Теперь даже самые недоверчивые убедились: в том, что рассказывают о горах на западе, не так уж много вымысла. Большинство скал здесь имело необычные, причудливые формы, а иные напоминали фигуры людей и животных. И чуть ли не через каждый скантий повторялась одна и та же фигура — человек верхом на огромной рыбе, изогнувшейся в прыжке. Грубое подобие статуи, которая украшала купальню Гинты. Что бы это значило?

— Среди слуг каменного бога немало ваятелей, — сказал Зимир. — Все эти фигуры — работы маргов, каменных демонов.

— Но ведь это началось полтора больших цикла назад, — возразила Гинта. — Почему они раньше ничего такого не делали?

Юноша пожал плечами.

— Послушай, Зимир, ты говорил, про меня всё было ясно ещё до моего рождения. Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, ты залечила мне живот? Я распорол его, когда налетел на сук, а взрослых поблизости не было. Ты затянула мою рану, а ведь тебе тогда едва исполнилось шесть лет. В этом возрасте даже будущие великие нумады с трудом залечивают пустяковые царапины. Ты спасла мне жизнь. Я потом два дня лежал в постели, а мать сидела со мной. И она кое-что мне рассказала. Только попросила никому ничего не говорить — до поры до времени. Теперь, я думаю, можно. Моя мать очень любила твоего отца. Они рано потеряли родителей, и младший брат долгое время был смыслом её существования. Она не хотела, чтобы Ранх женился на Синтиоле…