Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

этому привык. Но благодаря этим чувствам я стал думать, размышлять и понимать, наш политработник утверждает мне, что я сломанная деталька механизма. И фиг с ним, пусть так, но я впервые за три десятка лет своей жизни стал чувствовать её. Стал понимать себя и учиться понимать других. Мне стало плевать на лозунги, патриотизм и веру в победу, я живу воспоминаниями о наших встречах и верой в ещё одну. Ты для меня жизнь. Ты для меня вера в светлое, твоя наивность, твоя скупая улыбка, твоё желание ткнуть меня поглубже в грязь, всё для меня счастье. Пусть и не взаимное.

Китти долго смотрела на Чака, в её душе как будто прошёл ураган и оставил огромную, тихую и звенящую пустоту. Не было сил и слов возразить и согласиться, не было даже способности осмыслить всё сразу, не так она представляла себе его, не так она представляла себе чувства. Заведя вновь машину, Китти нажала педаль газу и двинулась вперёд.

– Китти, куда мы едем? – спросил Чак.

– Не знаю, но нам с тобой надо выпить. Иначе я на трезвую голову ничего не пойму.

Глава 20

Солнце устало спускалось по небосводу к горизонту, небо сияло синевой, не было на нем ни одного облачка, лишь лёгкая дымка. Пожухлая от засухи трава шуршала на ветру, время шло к вечеру. На вершине холма, у опушки хвойного леса стоял пыльный автомобиль, возле которого, оперившись спинами на колеса, сидели Чак и Китти. Было выпито уже две бутылки крепкого, ароматного ягодного напитка, пустая тара валялась прямо у ног. На постеленной простыне, привлекая уйму мух и насекомых, лежали разные угощения, в коих не было проблем у штабных офицеров. Ароматы леса перебивали запахи сыров и колбас, фруктов и алкоголя.

Они оба были уже пьяны, пьяны хорошенько. Языки заплетались, а сигареты курились одна за другой. Им впервые было о чем поговорить, ни кто не хотел друг другу зла, оба сильно запутались в своих жизнях и не понимали, чего хотят. Один устал от прошлого, но не видел смысла в настоящем, другая мирилась с участью любовницы генерала, надеясь на карьеру, но не мечтая о простом человеческом счастье. Всё у них было как-то неправильно и не понятно, каждый был по своему несчастен.

Зит долго объяснял Китти природу своих чувств к ней, но не мог достучаться до её понимания, видимо слишком слабые познания в любви не давали Чаку подобрать ключ к двери. Он безуспешно проводил параллели их встреч, которые логичными казались лишь ему, но Китти продолжала несвязно спорить и доказывать, как должна выглядеть любовь на самом деле, хотя ничего в ней не понимала.

– Ну а, что ж тогда любовь? – Упрекнул её Чак. – Не рассказывай мне про ту, другую жизнь, где все тихо и хорошо, а расскажи мне, как я должен проявлять свои чувства здесь? Петь под окнами твоими? На коне к тебе прискакать? Букетик цветов набрать? Как? Ты сама нихрена не смыслишь в жизни, Китти, что ты делала всю жизнь? Работала? Карьеру строила? Не спорю, ты выжила в Ирке, молодец, но дальше всё шло так же как и раньше. Ты и с ухажёром своим по любому встречаешься, для карьеры. Вот кто он твой офицер? Ну явно же не лейтенант писарь, а полковник какой-нибудь или даже генерал. Ну. Сознавайся.

– Кто ты такой, Чак, чтобы судить меня? Ну пусть генерал, не важно, пусть, но не будь ты тупым мужланом. В жизни люди сексом не только для выгоды занимаются.

– Да, но не здесь! Жизнь показывает, что девушки идут ввысь по карьерной лестнице, как правило, через внешние данные, а ни как не умственные. Ни видел при штабе генералов ни одной страшной, хотя если и видел, то по любому они дочки и жёны влиятельных особ. Правила игры для всех одни.

– А по-моему ты просто привык видеть в женщинах лишь грудь и задницу и не более. Это твои личные комплексы.

Чак, ослабшей от выпитого, рукой достал из пачки сигарету и вновь закурил. От такого количества выкуренного свербило в горле и кашель безуспешно пытался очистить лёгкие. Он затянулся, смотря на разгорающийся уголёк сигареты, и с какой-то непонятной теплотой посмотрел на Китти, которая пьяным голосом доказывала ему, что женщины не только партнёр в постели, но и в жизни. Ему было плевать на её убеждения, ведь всё равно он считал себя правым, но тот задор и усилие, с которым девушка спорила, ему очень нравились.

– Вот это мне и нравиться в тебе, – резко перебил он её. – Мы как встретимся с тобой, то либо убить друг друга пытаемся, либо спорим до хрипоты. Ты хоть раз задумывалась о том, сколько раз мы с тобой просто говорили? Ведь я о тебе ничего не знаю, как и ты обо мне.

Китти резко смолкла, от длинного её монолога пересохло в горле, она залпом осушила стакан сока и плеснула себе и Чаку в кружки алкоголя.

– За что выпьем? – спросил Чак.

– За нашу очередную встречу, – Китти так же резко справилась с алкоголем, как и с соком и, сморщив носик, начала говорить. – А вот знаешь, Чак, я вот тут подумала. Мне про себя и рассказать то нечего. Сплошная скукота в жизни моей раньше была. Стандартное, стерильное детство, школа, мать меня учила, как жить, быть. Отец пропадал в командировках, мы не мотались с ним по городам, мать была против, я училась хорошо, имела посредственных подруг и друзей, многих из которых и вспомнить-то не смогу. Там академия, куда я попала, через папиных знакомых и снова серость, учёба общежитие, дом и так из цикла в цикл. Пока не кончила учёбу и вновь через папиных друзей попала в штаб. У меня всегда было всё: в детстве игрушки, в школе красивая одежда и друзья, в академии лучшие условия и стипендия. Всё, что мне хотелось я покупала без проблем, а там и дом родители мне оставили. Все до уныния однообразно и скучно, я даже по пьяни не разу не целовалась ни с кем. Ну, разве, что с тобой. А так. В моей жизни разнообразие появилось лишь после встречи с тобой, веселье конечно сомнительное, но останься я в штабе, так и сидела бы сейчас лейтенантом на КПП. Вот ты говоришь, не знаешь обо мне ничего, так ты Чак ничего и не потерял, нечего тебе в жизни моей узнавать, нет там ничего