Зороастр - Гюстав Флобер

И он, поклонившись Гуру и его жене, вышел; когда его шаги затихли, муж подошел к своей молодой жене и сказал:

— Я женился на девушке, бывшей ближе других женщин к Богу, и теперь должен раскаиваться в своей оплошности.

— Раскаиваться? — спросила она и посмотрела на него вызывающим взглядом; но он крепко сжал ей руку и продолжал:

— Да, ты заставляешь меня раскаиваться и стыд мне будет, если подобные минуты станут повторяться все чаще и чаще.

Она хотела было высвободить от него руку, но Гур не пускал ее и снова заговорил:

— Я женился на тебе, думая, что ты будешь гордостью моего дома, а не срамом и позором его. Разве водится где-нибудь, чтобы к гостю и к другу мужа относились бы так враждебно, как сделала это ты? В моей жизни я довольно пользовался почестями и могу уступить часть их другому. А ты честолюбива и хотела стоять во всем и везде выше других. Осия был прав, сказав, что твое сердце холодно и в нем нет места для любви; любовь же всегда бывает горяча и греет других.

С этими словами он повернулся и ушел в неосвещенную часть палатки, а Мирьям осталась одна и задумалась.

Она даже упрекала себя в том, что, снискивая любовь народа, не сумела сохранить привязанности мужа. В палатке ей стало как будто душно; она вышла на чистый воздух, но и тут чувство крайнего недовольства не давало ей покоя; она порешила опомниться, пока было время, и примириться с мужем; но, вернувшись обратно в палатку, она узнала от невольницы, что Гур вернется только с рассветом, так как проведет ночь у сына. Это известие опять укололо ее самолюбие и на следующее утро, когда вернулся ее муж, она холодно приветствовала его. Правда, Гур вернулся не один, а со своим сыном Ури.

Старик был серьезен и озабочен, так как утром мужи из колена Иудина собрались и порешили, что предводительство над войском может быть передано только человеку из их племени.

Гур ссылался на Моисея, но старейшины колена Иудина не приняли этого во внимание, и дело начало принимать дурной оборот.

XXVI

Народ, между тем, отдохнул за ночь, утолил у ручья жажду, подкрепил себя пищею и, с восхождением солнца, собрался в дальнейший путь.

Все колена радовались возвращению Иисуса Навина, за исключением колена Иудина, мужи которого по-прежнему называли воина Осиею и не признавали его нового имени.

Юноши же, сражавшиеся под его начальством и разогнавшие египтян, рассказывали о храбрости Иисуса Навина, а старый Нун справедливо гордился своим сыном.

Утром идти было хорошо, но когда солнце стало подниматься выше, наступила нестерпимая жара, усилившаяся до того, что люди и животные изнемогали.

В полдень был сделан привал, но солнце сильно жгло, а тени нигде не было, чтобы освежить разгоряченные головы, так что народ стал проситься двинуться вперед, думая найти дальше источник для утоления томившей его жажды; но мало-помалу жар стал спадать, солнце склонялось к западу и повеяла прохлада. Но вдруг отряд, шедший впереди для прикрытия полчищ, остановился, — это было сделано по совету Иисуса Навина, — а за ним остановились и все. Несколько рук и посохов указывало по одному направлению и все были поражены невиданным зрелищем.

Раздался возглас удивления; запекшиеся уста, не открывавшиеся в продолжении дня, открылись и громогласно выражали свой восторг; все толкали друг друга, даже прокаженные, шедшие позади всех и те пробивались вперед; да, всем хотелось взглянуть на гору, с которой Бог отцов повелел Моисею вести евреев в землю, кипящую медом и млеком.

Как пламенел, но не сгорел куст, из которого Моисей услышал голос Иеговы, так точно и теперь вся гора была точно объята пламенем, а ее семизубцовая корона высоко поднималась к небесам. Утомленные и измученные жаждою евреи, казалось, на минуту забыли обо всем, любуясь священною горою, возвышавшеюся перед ними во всем своем величии; но вот светило дня совершенно скрылось и на небе оставались только пурпуровые облачки; тогда евреи двинулись в дальнейший путь. В стране Алус, куда они прибыли, также не нашлось воды, потому что кочевавшее здесь племя, прежде чем сиять палатки, забросало источник камнями. Опять начались стоны и жалобы; твердой пищи было довольно, но никто не хотел до нее дотронуться, потому что всех томила жажда; многие даже не разбивали палаток, потому что ночь была теплая и можно было расположиться на открытом воздухе. Все ждали возвращения Моисея, который обещал присоединиться к народу в Алусе; он знал, что нужно делать, чтобы избавить народ и скот от томительной жажды.

Аарон вернулся, а Моисея не было; народ стал бунтоваться и везде, где только показывался этот красноречивый старец, на него сыпались угрозы; его увещания не действовали, а только еще более раздражали народ.

Мирьям, по приказанию мужа, отправилась уговаривать женщин, но одна из них, кормившая ребенка и потерявшая от истощения молоко, подняла было камень на пророчицу.

Старика Нуна и его сына народ слушал лучше. Гур сам привел Иисуса Навина к народу и объявил, что это их будущий полководец.

Иисус Навин и его отец стали рассказывать мужам израильским о плодородных оазисах амалекийцев, утверждая, что это место недалеко и что евреи с оружием в руках прогонят оттуда врагов, так как последние очень немногочисленны; если израильские воины будут также храбро сражаться, как при рудниках и в долине Дофна, то, с Божиею помощью, они одолеют дикое племя и отдохнут на плодородной, обильной источниками почве.

После полуночи, Иисус Навин, переговорив со старейшинами, собрал ратников, разделил их на отряды, дал каждому из них подходящего начальника и объяснил им значение команды, которой они должны были следовать.

Полусонные, утомленные воины стали на свои места; но надежда на скорую победу несколько воодушевила их, тем более, что их храбрый полководец ободрял их на каждом шагу. Ефрем также был в числе ратников;· в особенности молодые люди сочувствовали Иисусу Навину и беспрестанно повторяли, что не хотят иметь другого начальника кроме него.

К Моисею были посланы гонцы, чтобы известить его о выступлении ратников; Ефрем также присоединился к первым.

После второго перехода, Иисус Навин приказал воинам сплотиться теснее, как при нападении, и во время всего пути не переставал учить начальников, как следует распоряжаться отрядами, чтобы одержать верх над неприятелем. Ратники шли всю ночь, и звезды начали уже меркнуть. Между воинами почти не слышно было жалоб; но совершенно иначе вел себя остальной народ. Всюду слышались жалобы, стоны и плач женщин и детей; мужчины в один голос кричали:

— Идем на Моисея и побьем его камнями!

Наконец, толпа так рассвирепела, что Гур и некоторые из старейшин колена Иудина стали совещаться, не следует ли известить Моисея об угрожающей ему опасности, чтобы он, по крайней мере, не являлся к народу безоружный.

Однако, народ не унимался; с восхождением солнца опять послышались крики и жалобы, так что Иисусу Навину пришлось сдерживать народ и пустить в ход оружие его ратников.

По обеим сторонам долины, по которой шли еврейские полчища, возвышались высокие гранитные скалы, солнце опять погасло, как и накануне; опять люди начинали изнемогать; но вдруг, среди этого отчаяния, раздался радостный крик и пронесся перекатным гулом по всему полчищу; евреи догадались, что посланные вперед гонцы нашли источник свежей воды и не ошиблись; скоро показался Ефрем и громогласно сообщил радостное известие: по указанию Моисея был в песке открыт источник ключевой воды. Тогда поднялись все от мала до велика, с кувшинами в руках, к спасительному источнику и проталкивались сквозь ряды ратников; последние охотно пропускали нетерпеливых единоплеменников и весело приветствовали своих родственников, также спешивших за водою.

Скоро вся долина наполнилась мужчинами и женщинами, несущими воду; многие не успевали даже донести ее до палатки, у них отнимали по дороге кувшины; у источника же была страшная толкотня и Иисус Навин повел туда своих ратников, чтобы хотя несколько водворить порядок; некоторые же мужи из колена Иудина распорядились вырвать растущие на пути деревья, чтобы народу был свободный ход.

Кроме того, устроили еще нечто вроде водоема, чтобы можно было напоить скот. Усталость, изнеможение, жажда, — все было забыто; все весело говорили и смеялись; вода освежила отуманенные головы, утолила нестерпимую жажду. Затем раздались хвалебные песни и положено было расположиться лагерем близ источника. Закололи много штук скота, чтобы на славу отпраздновать этот счастливый день; а Моисей, вернувшийся к народу и убедившийся, что теперь все счастливы и довольны, удалился в близлежащую пещеру, жаждя покоя и отдохновения своей встревоженной душе, полной забот о благе народа.

Матери, покончившие со своими хозяйственными делами, повели детей к источнику показать им то место, на которое указал посохом Моисей и откуда текла вода; все считали это великим чудом.