Действо - Сергей Болотников

-Вещи? Вещи как раз из тех, что получают. Духи вселяются в предметы лишь очень близкие к людям. Есть такие вещи, которые ни дня не обходятся без людского внимания. Те предметы, которым мы дарим свою симпатию и даже любовь красивые безделушки, имиджевые аксессуары, сложные механизмы. Женские украшения, лакированные ботинки, прадедушкины часы на цепочки. Дорогая новая машина. Эти вещицы никогда не оставляют вниманием, им дарят ласку, нежность, ими гордятся и в какой-то момент от изливаемых психических энергий в них зарождается нечто. Нечто, что мы не видим, но которое есть и которое питается нашими чувствами, как младенец материнским молоком. В какой-то момент мы замечаем, что уже не может обходиться без этой вещицы, а мысль о том, что мы может потерять ее, разрывает наше сердце.

-Я помню, - вставил Максим, - у меня была... счастливая ручка. Зеленая, с металлическим верхом, очень тогда модная! Я любил грызть эту железную окантовку. До сих помню этот вкус - если честно, то мне иногда его так не хватает.

-А у меня была сумка, - сказал почтальон отрешенно, - армейская, планшетная. Я всегда ходил с ней, пока она однажды не зацепилась за подходящий к станции метро поезд. Хорошо, что ремень оказался слабым.

Якутин отрешенно кивнул:

-Да, мы дарим вещам тепло, а в это время нечто там, внутри, растет, развивается как эмбрион, чтобы в итоге вырасти в полноценного духа вещи. Они бывают разными, эти духи - добрые и злые, как и люди. Никогда не знаешь, как тебе с ними повезет. Питаемая твоими эманациями призрачная тварь может помогать своему хозяину, налаживая его жизнь, а может отравлять и пускать ее под откос. Ваша сумка, Константин, как из этой серии. Вместе с эмоциями хозяина вещи покидает и жизнь. Так бывает. Кстати вот эти ножи у вас в руках, как раз годятся для того, чтобы в них завелись духи. Ведь ими убили столько людей...

-Тихо! - вдруг резко сказал каннибал.

Все недоуменно уставились на него. Каннибал внимательно вслушивался. За окнами луна медленно поворачивалась вокруг своей оси, наполняя комнату мертвенным, холодным светом, который, однако, порождал в углах бесформенные, подрагивающие тени. Тишина стояла звенящая.

-Вот опять! - сказал каннибал шепотом, - я опять это услышал!

-Это трубы, - сказал Якутин, - я же тебе говорил...

-Такое равномерное биение. Разве такое бывает? Словно кто-то бьет по трубам, чем-то тяжелым. Словно ритм. Вы слышали?

-Нет, - сказал Поляков, - я думал о своей сумке... Кроме того, Андрей...

-Говорю же, это трубы! - с нажимом повторил Якутин и блеснул глазами на Полякова, - так, что там про ножи?

-Такой старый дом, - тихо произнес каннибал, - зачем это мясо поселилось здесь? Здесь так неуютно... А мои ножи - они всего лишь выполняли то, что я им приказывал. Я к ним равнодушен.

-Ты так думаешь? - прикованный прислонился спиной к батарее, - это ведь твои любимые инструменты. А они пили не только твои эманации, но и муки убиваемых... а ведь это и точно бойлер - в батарею отдает, вы потрогайте.

Поляков осторожно протянул руку и дотронулся до батареи. Кончики пальцев ощутили легкое биение, как пульс у коматозного больного - во только эти удары были неравномерны и складывались в примитивные синкопы. Максим внимательно слушал. Где-то далеко отсюда, в темных заброшенных недрах дома зарождался смутный неясный ритм - удар, пауза, удар-удар, пауза.

-На мой взгляд, совсем непохоже на бойлер. У нас был дом в деревне, где стояла газовая печь, когда пар скапливался в трубах они начинали щелкать... но совсем не так, - сказал почтальон, - может быть что-то другое?

-Затихло, - произнес каннибал и дернул ножами, - опять. До поры?

-Не мели чушь! - с раздражением молвил Якутин и дернул головой, - такой большой каннибал, а ведешь себя как... А! Это трубы - если бы хозяин дома был жив, он бы рассказал тебе...

Якутин замолк, вслушиваясь в тишину. Из всех четверых неуютней всего приходилось каннибалу, потому что он сидел спиной к черному проему двери, из которого ощутимо тянуло холодом - дом был слишком большой, и отопительная система не справлялась.

-Вы хотели рассказать про призраков, - сказал Максим тонким голосом, наверное, это все таки лучше, чем слушать то, что скрывается в темноте.

-Да, пожалуй, - произнес Якутин со свистящим вздохом, - Я уже говорил вам про вещи - добрые и злые. Но это все, в сущности, ерунда - при умелом обращении они опасны не больше, чем сушильная машина в прачечной. Не забывай об осторожности, и с тобой все будет в порядке. Другое дело те, что населяют живые существа. Они ведь есть в каждом из нас, и большая часть мирно проходит с людьми их срок, а потом отправляется в неведомые дали за порогом. Что там с ними происходит, мы не знаем, но влиять они уже ни на что не могут. Но бывает так, что человеческая жизнь - известное вместилище всевозможный страстей - он кивнул в сторону каннибала, - прерывается на середине, когда впереди вроде бы еще так много времени и столько дел осталось не сделанными. Эмоции переполняют погибающего, а более всего его мучит сожаление и досада! Чувства эти порой так сильны, что дух его, оторвавшись от бренного тела, не доходит до порога, застревая в неком пространстве между Гранью и миром живым. Оттуда, сверху смотрит он на ныне живущих и пытается, хочет что-то изменить, но не может ибо лишен возможности обращения с материей.

Такие духи мы и называем привидениями - пронизанные печалью тени умерших, они раз за разом пытаются донести до нас то, что их мучит и тревожит, но мы боимся их, бежим от них, скрываемся. А они остаются, замерев между небом и землей в тихой тоске. Люди, которые живут в одном доме с такими призраками страдают от частых депрессий, накатов тоски, что приходит откуда-то извне, и словно бы не их. В самых тяжелых случаях духи входят в близкий контакт с жильцами и те, если не смогут ничего изменить, зачастую, не выдержав наплыва потусторонней грусти, кончают с собой. Такова плата за чужое знание...

-У меня был дом в деревне, - тихо сказал вдруг Поляков.

-Что? - переспросил каннибал.

-Дом. Старый деревенский дом. Мы купили его, когда он пустовал - село было зажиточное, народу много, но никто почему-то не селился в этой избушке. Мои родители купили его, и стали приезжать каждое лето. Я тогда еще был ребенком - лет десять, как тебе Максим, и помню, что в отличие от других своих сверстников никогда не радовался наступлению лета. Они то были счастливы лето, бесконечная череда солнечных дней, лес, речка, веселые игры... А мне с наступлением тепла всегда становилось не по себе, потому, что я знал - как только солнце войдет в силу, мы переедем в деревню, в этот дом. Наверное, я уже тогда что-то ощущал - радостные мысли приходили в нем крайне редко, я плохо спал, а солнце... даже в самый солнечный день в нем была полутьма. В конце концов, я приноровился - стал делать вид, что болен простудой, перед самым переездом. Мы оставались в городе... передать не могу, как меня это радовало.