Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Жесточайшей критике подвергла оппозиция нэп, который тащил партию к термидору. Хотя в данном случае это был скорее условный термин. Под классическим термидором принято понимать завершение революции и приход к власти буржуазии. И если с революцией в СССР и на самом деле было покончено, то у власти находилась партия.

Но как бы там ни было, оппозиционеры выступали в защиту рабочего класса от натиска новой буржуазии, кулака и бюрократа. Отставание крупной промышленности от требований настоящего момента, по мнению оппозиции, неизбежно вело «к усилению капиталистических элементов в хозяйстве Советского Союза, особенно в деревне». Лидеры оппозиции требовали исправить существующее положение. Они прекрасно понимали, что для них вопрос стоял очень просто: сейчас или никогда!

«Письмо 83» сыграло роль катализатора: повсюду прошли полулегальные собрания, на которые приходили как партийцы, так и простые рабочие. В конце июня к Троцкому и его сторонникам присоединилась группа «Демократического централизма» во главе с Т. Сапроновым и В. Смирновым, направившая в ЦК заявление «Под знаменем Ленина», более известное как «Платформа 15».

Как и во время профсоюзной дискуссии, «децисты» выступали за демократизацию на производстве и усиление участия рабочей массы в его управлении. Группа Сапронова была настроена по отношению к Сталину куда более непримиримо и призывала наивного Троцкого отбросить все иллюзии на то, что Сталин сможет «полеветь».

В стране стали восстанавливаться группы сторонников оппозиции, печатались их книги, шла критика Политбюро. Более того, даже на заседаниях партийного суда, куда ЦКК то и дело вызывало оппозиционеров, «судьи» мгновенно превращались в обвиняемых и ничего не могли противопоставить натиску Троцкого и Зиновьева. «Получается впечатление сплошного конфуза для ЦКК, — хмуро заметил Сталин после одного из таких судилищ. — Допрашивали и обвиняли не члены ЦКК, а Зиновьев и Троцкий».

Более того, проводы уезжавшего 9 июня на Дальний Восток Смилги Троцкий и Зиновьев превратили в антипартийную демонстрацию на Ярославском вокзале. Возник стихийный митинг, и Троцкий принялся обличать Сталина. В эти дни он получал довольно много писем и снова вступил на тропу войны. И на этот раз все выглядело намного солиднее и организованнее.

Во многих городах страны были созданы фракционные группы, члены которых занимали высокие посты в местном самоуправлении. Оппозиция печатала свои материалы в государственных типографиях; дело дошло до того, что даже в Москве под самым носом у ОГПУ работала их нелегальная типография. «В разных концах Москвы и Ленинграда, — будет вспоминать Троцкий, — происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 200 человек и для того, чтобы выслушать одного из представителей оппозиции. Они обычно происходили на рабочих квартирах».

Да, все этом имело место, и все же воспрянувший духом Лев Давидович преувеличивал размах оппозиционного движения в стране.

Все эти люди были способны пошуметь, покричать, напечатать несколько брошюр, статей, но ни на что серьезное они уже были не способны. Не сидел сложа руки и Сталин. По его прямому указанию аппаратчики под любыми предлогами очищали партию от оппозиционеров и сочувствующих им, что делало оппозиционеров еще более воинственными. «Сталинский аппарат, — вещал на всю страну Смилга, — не побеждает идейно оппозицию, а подавляет, ломает, обезличивает, политически разлагает и убивает отдельных лиц».

Да и какая могла там еще быть идейная война? Если бы у партии были люди, способные эти самые идеи рождать и проводить в жизнь, то, возможно, и не было бы никакой оппозиции. И беда партии как раз и заключалась в том, что она могла уже только покорно голосовать. А чтобы победить Троцкого в открытой полемике, этого было мало...

И, конечно, Сталин все чаще задумывался над тем, что дальше так продолжаться не может, иначе, в конце концов, не у дел окажется и он сам. Но прежде чем переходить к той самой хирургии, о которой он уже однажды говорил, он попытался еще раз сразиться с лидерами оппозиции. Для чего и выставил против них объединенный пленум ЦК и ЦКК, который продолжал свою работу целых десять дней: с 29 июля по 9 августа. И на этот раз Сталин преуспел. «Было приятно видеть, — вспоминал А.И. Микоян, — как генеральный секретарь начал бой с оппозицией: дал возможность членам ЦК вступить в драку с оппозицией, а когда все карты оппозиции были раскрыты и частично биты, он сам стал их добивать со спокойствием и достоинством, не в тоне обострения, а, наоборот, успокоения».

Если же говорить откровенно, то, по большому счету, это была пиррова победа. Троцкому просто-напросто не дали говорить. Да и как он вместе с Зиновьевым мог сломить сопротивление нескольких десятков озлобленных аппаратчиков, которые были полны решимости исключить их из Центрального Комитета.

На заседание от 6 августа опальные вожди, посчитав себя уже исключенными, не пришли. И когда вошедший в раж Орджоникидзе стал обращаться к ним, то Каменев ответил: «Они ничего вам не могут ответить, так как исключены вами из ЦК!» Последовала немая сцена из «Ревизора», лидеров оппозиции тут же пригласили на заседание и объяснили, что никто их ниоткуда не исключал. А вот последний шанс дали.

И Сталин знал, что делал. Немедленное исключение лидеров оппозиции в столь тревожной обстановке могло окончательно расколоть партию (сторонников у них хватало), что только усилило бы напряжение в условиях предполагаемой войны. А потому и собирался держать их «на грани исключения».

После теперь уже не очень долгих дебатов было решено заключить очередной компромисс. Заявив о невозможности создания второй партии, лидеры оппозиции согласились признать, что партия не переродилась, хотя такая угроза и существовала. В качестве компенсации они потребовали официальной дискуссии по ее идеям, и Сталин был вынужден пойти на их условия. «То, что предлагает нам оппозиция, — сказал он, — нельзя считать миром в партии. Не надо поддаваться иллюзии... Это есть временное перемирие, которое может при известных условиях явиться некоторым шагом вперед, но может и не явиться».

А когда кто-то из зала выкрикнул:

— Нам не надо перемирия, нам нужен мир!

Сталин возразил:

— Нет, товарищи, нам перемирие нужно, вы тут ошибаетесь. Если уж брать примеры, лучше было бы взять пример у гоголевского Осипа, который говорил: «Веревочка? Давайте сюда, и веревочка пригодится!» Мы не так богаты ресурсами и не так сильны, чтобы пренебрегать веревочкой... Яснее не скажешь! Пока у меня нет достаточных сил, чтобы раздавить оппозицию, но время придет, и тогда мы пустим в ход не веревочку, а кнут...»

Тем более что спорить с оппозицией было сложно. Говоря о том, что «группа Сталина ведет партию вслепую», оппозиционеры небезосновательно обвиняли генсека в медленном росте промышленности и заработной платы, тяжелом положении бедняков и батраков, росте безработицы, потворстве кулачеству, которое продолжало и по сей день контролировать большую часть товарного хлеба.

Оппозиционеры в пух и прах разбили проект пятилетнего плана, особенно досталось рыковским «затухающим» темпам роста. Где брать деньги на быстрое развитие промышленности? Да там же, вещали лидеры оппозиции, где они и всегда берутся в таких случаях: за счет увеличения огосударствления экономики, обложения всех видов сверхприбыли частных предпринимателей и изъятия в порядке займа у зажиточных крестьян не менее 150 миллионов пудов хлеба. Ну и, конечно же, необходимо значительно снизить цены на промышленные товары, сократить бюрократический аппарат.

Что же касается проваленной Сталиным внешней политики, то оппозиционеры предлагали отказаться от каких бы то ни было уступок и «взять курс на международную революцию». Как и всегда, Сталин решил выиграть время и, собрав силы, поставить наконец точку в этой затянувшейся драке за власть. Он прекрасно понимал, что оппозиция постарается дать решительный бой на XV съезде партии. Нет, ни о какой победе не могло быть и речи, как и всегда, делегаты будут тщательно подобраны и проголосуют как надо. Но лишний шум ему был, конечно, ни к чему.

А вот оппозиция ждать не хотела, и уже 3 сентября 13 членов ЦК и ЦКК во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым подготовили к XV съезду проект «Платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)». Еще через три дня Троцкий, Зиновьев, Мурадов и Петерсон, ссылаясь на сокращение сроков предсъездовской дискуссии до одного месяца, потребовали созыва пленума ЦК 15—20 сентября.

Ну а затем произошло то, что, наверное, рано или поздно должно было произойти. «Чтобы скрыть нашу платформу, — объяснил все произошедшее позже Зиновьев, — Сталину ничего не оставалось, как «перекрыть» политику «уголовщиной». 13 сентября был разгромлен центр перепечатки троцкистских материалов и обнаружена подпольная типография. Были изъяты две пишущие машинки, стеклограф и ротатор, которые принадлежали Преображенскому, Серебрякову и Шарову.