Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не приближайся! — ведьма ухватила Уми за плечи и прижала к себе, словно обнимала. Но на деле в руке ведьмы сверкнуло лезвие кинжала, которое она прижала к основанию шеи Уми. — Иначе ей конец!
Вот же сука! Ёсио вскинул револьвер и взвёл курок. Стоявший чуть впереди оябун сделал то же самое. Но стрелять в ведьму сейчас было бы чистым безумием — она и впрямь держала Уми так, что голова девушки покоилась у неё на плече, закрывая обзор. А если ранить ведьму, то ничто не помешает ей взмахнуть кинжалом и перерезать Уми горло…
Среди зрителей кто-то тоненько взвизгнул — и началась паника. Словно многоголовая волна, люди ринулись прочь из балагана. Якудза и тайная полиция их не задерживали — чем скорее горожане уберутся отсюда, тем лучше для них же самих.
Держа револьвер на изготовке, Ёсио следовал за оябуном, который бросился к подмосткам. Его нагнал Исибаси с двумя мечами в руках — один он бросил Ёсио, и тот поймал его на прямо на лету. Теперь, когда с ним был его верный стальной друг, на душе стало как-то спокойнее — если в такой ситуации вообще возможно оставаться спокойным. Привычным движением Ёсио пристегнул меч к поясу, и двинулся дальше.
Но окружить подмостки якудза не успели: путь им перегородили артисты балагана, слишком хорошо вооружённые для сброда. Они встали в два ряда так быстро, словно репетировали это построение наравне со своими номерами, с которыми выступали на сцене. Стоявшие впереди ощетинились мечами, а старики, женщины и даже дети, прикрывавшие их со спины, нацелили на якудза револьверы.
Разорви их демоны! Похоже, актёришки готовились к нападению ничуть не меньше клана Аосаки и тайной полиции.
Оябун сделал знак, и все остановились. Ооно и его люди тем временем гнали горожан прочь с поляны: кто-то даже выстрелил в воздух, чтобы привлечь внимание и хоть немного утихомирить воцарившуюся в толпе панику.
— Лучше пропустите нас по-хорошему, — пригрозил Итиро Хаяси артистам. — Мы не хотим, чтобы пролилась кровь.
— Она прольётся, хочешь ты этого или нет, — глухо ответила плотная рябая девица, которая, похоже, была у них заводилой. — Мы не дадим вам добраться до нашей госпожи.
Ёсио едва ли слышал, что сказала рябая девица — он уже решил убрать её первой. Хоть и вооружённые до зубов, артисты балагана не казались опытными воинами. Если они лишатся своего предводителя, их боевой дух заметно упадёт. А кого-то, быть может, даже заставит обратиться в бегство. Другое дело якудза — сегодня в балагане собрались лучшие ребята, каждый из которых побывал не в одной схватке и вышел оттуда живым…
Не успела девица дать команду своим, как Ёсио уложил её одним выстрелом. Пуля угодила точно промеж глаз, и девица тяжело завалилась набок. Револьвер выпал из мёртвых пальцев — одним противником стало меньше. Ёсио не понаслышке знал: меткие стрелки могут выкосить куда больше народу, чем умелые мечники. Так что первым делом следовало избавиться от тех, что с огнестрелами.
Следовало отдать артистам должное — даже ошеломлённые неожиданной гибелью своей заводилы, они принялись палить по якудза, которые рассыпались перед подмостками, уходя от пуль. Запела сталь — то мечники схлестнулись в ближнем бою. Сунув револьвер обратно в кобуру, Ёсио присоединился к ним. Пронзив первого же неосторожно открывшегося ему противника, Ёсио ощутил, как тёплая кровь уже мёртвого врага брызнула на руки…
Любой, кто встанет на пути клана Аосаки, будет уничтожен. И того, кто станет препятствовать лично Ёсио, постигнет та же судьба.
Оябун тоже разжился мечом, и сражался в первых рядах — соломенную шляпу, которая была главной частью его маскировки, он так и не снял. Да и теперь было не до того. Он пытался прорваться к подмосткам, но ему достался серьёзный противник: мальчишка-акробат, выступавший одним из последних, оказывается, и мечом владел ничуть не хуже, чем собственным телом.
Тем временем полицейский на подмостках пытался достать ведьму. Он делал выпад за выпадом, но та в самый последний момент умудрялась ускользать от его клинка. Но долго это противостояние длиться не могло — ведьма двигалась уже намного тяжелее, чем поначалу. Вставшие на её защиту артисты падали один за другим, обагряя притоптанную траву кровью, и якудза уже вот-вот должны были прорваться к подмосткам.
Ёсио добил последнего противника, и повернулся к сцене. Ведьма выставила Уми перед собой, закрываясь от очередного удара полицейского, и завопила:
— Всем стоять! Никто не покинет этого места, пока я дам своего разрешения!
И почти все горожане, которые к тому времени не успели покинуть поляну, на удивление, останавливались — лишь немногие продолжали бежать, словно за ними гналась стая демонов. Неужели, попали под чары ведьмы, как и Уми? Ёсио замер, не в силах поверить в то, что видели его глаза, которые прежде ни разу не подводили его. Словно безвольные куклы из уличного театра, горожане разворачивались и шагали на полицейских, которые ещё совсем недавно помогали им бежать. Вот только ни у одной куклы Ёсио не мог припомнить таких же жутких рож. В лицах горожан и впрямь оставалось мало человеческого: теперь они больше напоминали безжизненные маски, которые белели в опустившихся на балаган сумерках, а в глазах, как у диких зверей, отражались красные отблески.
Одна девушка накинулась на полицейского и свернула ему шею — тот даже не успел понять, что произошло. Демоны, только этого не хватало — они едва успели отбиться от артистов: от всех защитников балагана осталась лишь жалкая горстка, обратившаяся в бегство. А тут ещё и горожане…
— За ними! — тем временем скомандовал оябун троим ребятам. Они тут же бросились вдогонку за артистами: якудза никогда не оставляли врага в живых, даже если он просил пощады. Потому что он обязательно вернётся и отомстит.
Оябун ещё не видел, что произошло с горожанами, а Ёсио, который в пылу сражения оказался от подмостков дальше, чем следовало, только и сумел, что закричать:
— Берегитесь, сзади!
Вовремя. Кто-то из особо прытких околдованных уже подобрался к оябуну достаточно близко, чтобы напасть. И напоролся на его меч. Он болтал руками и ногами, словно нанизанный на булавку жук, и, вгоняя лезвие себе в грудь, словно не чувствуя боли, пытался добраться до оябуна и выцарапать ему
