Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

Ведь в тот дождливый день мать бросила их…

Теперь же небо застилала такая чернота, что ничего было не разглядеть даже у себя под носом. Гроза разразилась и изливала на Ганрю всю свою горечь. Вспыхнула молния, отразившись в злых глазах Ёсио. Похожий взгляд она видела вчера в игорном доме, когда он ударил Косого Эйкити.

Вчера… Подумать только, всё началось только вчера. А кажется, будто прошла и закончилась уже целая жизнь…

Ёсио вдруг крепко прижал её к себе. От него пахло потом и кровью, на плече змеилось несколько рваных ран, словно кто-то вцепился в него ногтями. Кровь уже подсохла, но Уми казалось, что раны сочатся тьмой — как и проклятая метка в её видении.

Уж не наваждение ли Ёсио, не морок ли, насланный ведьмой, чтобы поглумиться над Уми? Дать иллюзию того, что ты можешь сбежать, а потом отнять эту возможность в самый последний момент…

Уми помнила, что пальцы ведьмы, вцепившиеся ей в руку, были ледяными, как хватка самой смерти. Но Ёсио тяжело дышал, в груди билось живое сердце. Значит, всё-таки настоящий. Значит, всё происходит взаправду, а не навеяно страшной магией госпожи Тё.

— Я отомщу ей за то, что она с тобой сделала, — горячо прошептал Ёсио, щекоча дыханием ухо, и от его слов внутри Уми словно что-то оборвалось.

Нет, хотела закричать она. Не надо! Ты не справишься с ней! Как бы ни был силён, ты всего лишь человек. А она… Она…

Уми пока самой себе не могла объяснить, что почувствовала, оказавшись к ведьме так близко. Но одно могла утверждать с полной уверенностью. Госпожа Тё была кем угодно — древним мстительным духом или кровожадным ками, но только не человеком.

Если Ёсио бросит ей вызов, она уничтожит его.

Ёсио Морита

Уми не двигалась и не говорила — лишь смотрела на него так, что Ёсио, всю жизнь считавший себя бессердечным, ощущал, что оно всё-таки разбилось — его сердце, — да на такие мелкие осколки, что не собрать, не поранив рук.

Он пытался усадить её на лошадь — прислонить к шее животного, чтобы следом запрыгнуть в седло самому и умчаться отсюда как можно дальше. Желательно, туда, где Уми смогли бы помочь. Что эта дрянь сотворила с его невестой?! Ёсио готов был самолично свернуть ведьме в маске её тощую шею, но с горечью сознавал — трижды прав был этот проклятый монах, когда говорил, что против духов и колдовства обычной грубой силой много не навоюешь…

Ёсио ненавидел ощущать собственное бессилие — ненавидел едва ли не больше, чем нищету и презрение, которых сполна нахлебался за всю свою недолгую жизнь. Из нищеты ему непосильным трудом удалось вырваться, когда он оказался в клане Аосаки, а презрение тех, кто считал его за говорящий мусор под ногами — почти полностью стереть из памяти. Почти.

Ёсио Морита никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. Эти слова могли бы подтвердить те, кто оставил ему в подарок шрам на пол-лица. Вот только эти ублюдки уже лет десять как кормили раков на дне Ито — Ёсио самолично зарезал каждого из них. А голову зачинщика подложил на домашний алтарь другому своему злопыхателю: чтобы подумал ещё раз, прежде чем сводить кровавые счёты.

Жаль, с ведьмой нельзя поступить так же…

Когда она только вызывала Уми к себе, Ёсио сразу почуял неладное. С чем-чем, а с чутьём у него всегда было всё в порядке — иначе не прожил бы так долго на улице, не продержался бы, если бы не умел считывать угрозу, когда лишь первые её отголоски только начинали витать в воздухе, отражаться на дне глаз противника, проскальзывать в на первый взгляд ничего не значащих словах и фразах. О, об угрозах Ёсио знал поболее некоторых — даром, что большую часть своих дел предпочитал вести, держа людей в почтительном страхе. Иначе не будут уважать. Иначе сдадут с потрохами при первой же сраной возможности.

А от этой ведьмы в белом исходила не просто угроза. Она всем существом своим внушала страх даже Ёсио, который боялся не так уж и многого. Да почти ничего, можно сказать — чего может бояться тот, кто видел собственную смерть? Он ведь почти умер в ту ночь, когда его порезал ублюдок Хонда со своими дружками, чуть не истёк кровью. Не найди его тогда в вонючей подворотне кто-то из клана Аосаки, то он так бы и сдох. Не иначе, как кто-то отмолил его никчёмную душу у Владыки — и на том, как говорится, спасибо.

Но теперь он боялся. Боялся, что Уми должна идти к ведьме одна, и, случись что, он, может, даже ничего не успеет сделать…

Но нет, к демону эти мысли! С самого прибытия в балаган Ёсио был на взводе и не выпускал Уми из виду — да и оябун с ребятами были где-то поблизости. Эти артисты балагана и тщедушный Араки ничего не сумеют противопоставить грубой силе. А вот появления столь опасного противника, как ведьма в белой маске, Ёсио попросту не ожидал. И потому это огорошило его не хуже, чем удар увесистой дубинкой по макушке.

Ёсио оставалось лишь глаз не сводить с подмостков — и особенно со своей невесты. Ему нравилось называть Уми так, нравился тот трепет в груди, когда он осознавал, что она вот-вот будет его… Но он до одури страшился того, что нечто хрупкое, что возникло между ними вчера, когда он надевал ей на руку браслет из драконьей слезы, навсегда разобьётся, не успев толком даже окрепнуть…

Надо понять, сколько упитанных гусей в этой толпе в случае чего смогут дать отпор ведьме. Интересно, господин «я-важная-шишка-из-тайной-полиции» уже снарядил своих, или перетрусил и сбежал, как Китамура и его шавки? На встрече в особняке градоправителя глава городской полиции ясно дал понять, что ввязываться в потасовку с колдунами его люди точно не станут…

Но Ооно пришёл: невзначай обернувшись, Ёсио заметил, как однорукий полицейский медленно, не отрывая от ведьмы глаз, подбирался ближе к подмосткам, обходя ничего не замечавших вокруг зрителей. Видать, тоже чуял исходившую от ведьмы угрозу, и решил подобраться поближе. Сразу видно — человек военный, а не просто какой-то хрен с улицы. Это не могло не вызвать уважение.

Ёсио не сомневался, что у старика Ооно и его людей непременно найдутся какие-нибудь сильные приёмчики против ведьмы. Недаром тайная полиция ловила только