Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин

Неформальный лидер Коминтерна проводил параллели между линией австрийских коммунистов и позицией Троцкого, который в 1923 году считал, что немецким рабочим еще рано создавать собственные Советы. Месяц спустя он уже выдвигал в адрес первых прямые обвинения: «Было бы очень плохо, если бы в Австрийской партии сохранялись настроения, согласно которым КИ якобы был неправ, выдвигая лозунг рабочих Советов, ибо по существу это означало бы, что партия оказалась не в состоянии в полной мере извлечь уроки из произошедших событий и разоблачать социал-демократию так, как это необходимо в нынешней ситуации»[1200]. Авторитарный стиль подобных выводов стал нормой коминтерновской практики. Фикция «большевистской дисциплины» не допускала открытого сопоставления различных точек зрения, глушила обратную связь между секциями и центром, деформировала принцип демократического централизма до обыденной формулы «начальство всегда право».

Стихийное выступление австрийских рабочих против реакционной юстиции поставило как социал-демократов, так и коммунистов перед необходимостью движения навстречу друг другу ради защиты демократических свобод в стране. Этот сигнал не был понят. Вопреки очевидным фактам руководство Коминтерна увидело в нем начало нового революционного подъема, ускорив движение влево. Попытки представителей компартии Австрии предложить более реалистичную оценку событий разбились об отсутствие механизмов обратной связи в ИККИ и политические амбиции его лидеров.

Пытаясь внести в будни коминтерновской работы свежее начало, Бухарин с начала осени 1927 года инициировал рассылку иностранным компартиям писем с информацией об общем политическом положении и директивах ИККИ. В соответствующем решении Президиума данный шаг был обоснован необходимостью установления «более тесной связи между секциями КИ и его руководящим центром». Внешне разумное решение в его практическом воплощении стало собственной противоположностью — оно означало появление еще одного канала, по которому руководителям компартий рассылались директивы из Москвы, завуалированные оперативным характером содержавшейся в них информации и не прошедшие сквозь сито согласований и одобрений исполкомовского аппарата. Так, уже в первом из таких писем, датированном 18 сентября 1927 года, содержались директивные указания на то, что «в среде рабочих масс замечается сейчас явный поворот налево», а при разоблачении угрозы войны империалистических держав против СССР следует подчеркивать «особо предательскую и особо злостную роль социал-демократии»[1201].

«Великий страх», который вызывал при своем создании Коммунистический Интернационал, к концу 1920-х годов ушел в прошлое

Плакат В. Дени

1921

[Из открытых источников]

Левый поворот, выросший из завышенных амбиций Бухарина и его неадекватной оценки венских событий, увязывался с новым стилем руководства и приходом в Коминтерн «второго дыхания». Он с каждым днем накладывал все больший отпечаток на конкретные решения руководства Коминтерна, в свою очередь, диктовавшиеся страхом большевистской партии перед угрозами со стороны «враждебного империалистического окружения». При этом направление главного удара вызывало удивление даже у сотрудников коминтерновского аппарата: как будто, следуя поговорке «бей своих, чтобы чужие боялись», новая тактика отказывалась от фронтальных атак на правительства западных стран, ставя своей главной задачей устранение из политической жизни их «прислужников» — социалистов.

Коминтерн полностью игнорировал тот факт, что идея восстановления единства рабочего движения Европы продолжала жить в рядах левых социалистических партий, которые все более оттеснялись на обочину политической жизни в своих странах, но тем не менее объединяли в своих рядах значительное количество радикально настроенных рабочих. Так, в сентябре 1927 года Независимая рабочая партия Великобритании обратилась к Коминтерну и Социнтерну с предложением возобновить переговоры об объединении своих рядов. Ответ, последовавший от имени секретариата ИККИ, был выдержан в стиле грубого памфлета: «Второй Интернационал функционирует в целом в качестве отдела пропаганды в пользу организации мясников, известной как Лига наций, между тем как его главный теоретик Карл Каутский использует последние остатки своей репутации для гнусных атак против Союза Советских Республик…»[1202]

Игнорируя компартии в своих странах и выражая готовность к переговорам только со структурами советского государства, социал-демократические партии большинства также не проявляли готовности к диалогу. Ко второй половине 1920-х годов Коминтерн потерял для них свою субъектность, стал одним из инструментов внешней политики большевиков. Бухарин утверждал, что таким образом правые социал-демократы хотят не только продлить господство капитализма, но и дискредитировать классовый характер политического режима в Советском Союзе. Он вкладывал в уста их лидеров следующую логику: «…реформизм готов „помириться“ с СССР, если СССР ликвидирует Коминтерн или же будет проповедовать „мудрую“ (т. е. реформистскую) тактику, или если Коминтерн (т. е. его руководство) „надавит“ на компартии в смысле их перехода на полуреформистские рельсы»[1203]. Это рассматривалось как «составная часть буржуазного плана ослабить силы революции и облегчить нападение на СССР», а далее следовала известная формула: «даром завоеванного не отдадим».

Здесь желаемое, точнее, недавно пережитое выдавалось за действительное — весной 1927 года достигла своего предела «военная тревога», пиком которой стал обыск и аресты сотрудников советско-английского торгового учреждения «Аркос», которое подозревалось в связях с Коминтерном[1204]. 27 мая Лондон разорвал дипломатические отношения с Москвой. Поскольку лейбористы поддержали этот шаг, компартии Великобритании директивно предписывалось разорвать с ними все связи и соглашения. Именно она, малозаметная в политическом ландшафте своей страны на фоне массовой лейбористской партии, стала полигоном для апробации «левого поворота» Коминтерна.

Свой план Бухарин изложил на заседании Политсекретариата 1 октября 1927 года Он решил действовать не напрямую, а через эмиссара ИККИ Р. Мэрфи, который отправлялся на съезд КПА. Перед отъездом «мы с ним обсудили ряд вопросов английской политики с условием вынести их на Политсекретариат, и если он одобрит те вещи, которые мы набросали, то они будут служить в качестве директив для Мэрфи как представителя партии, с одной стороны, и Коминтерна — с другой»[1205]. К этому моменту аппарат Исполкома в лице Петровского подготовил собственный проект обращения к съезду, однако его, по мнению Бухарина, следовало радикально переработать, отдав должное «новому соотношению сил в Англии».

Политсекретариат ИККИ, приняв линию Бухарина, в приветственной телеграмме съезду КПА заявил, что пришло время самой жестокой и самой беспощадной борьбы против лидеров тред-юнионов и лейбористов, которые «разоблачили себя как непосредственные агенты английского империализма». Из такой посылки делался радикальный вывод: «Коммунистическая партия должна усилить свою борьбу против руководства Рабочей партии, против парламентского кретинизма во всех его разновидностях и подготовиться к тому, чтобы выступить на предстоящих выборах как самостоятельная партия со своей платформой и своими кандидатами…»[1206]

Во втором информационном письме за подписью Бухарина философия «левого поворота» была представлена уже всем национальным секциям Коминтерна[1207]. Исходным тезисом данного документа стало утверждение о «полевении» пролетариата, т. е.