Бегущий по лезвию бритвы - Филип Дик

Возможно, проблема заключалась в самом состоянии аутизма — детской форме шизофрении, которой страдало большинство людей. Шизофрения была самым распространенным заболеванием, которое рано или поздно затрагивало любую семью. Она попросту означала, что человек не в состоянии выполнять обязанности, возлагаемые на него обществом. Шизофреник выпадал, а вернее, никогда и не принимал участия в реальности, предполагающей межличностные отношения и существование в данной культуре с данными ценностями. Это была не биологическая жизнь, а жизнь, которой требовалось учиться, черпая понемногу от окружающих — родителей, учителей, высокопоставленных лиц… от всех, с кем ребенок вступал в контакт в период становления личности.

Таким образом, Общественная Школа имела полное право отторгать ребенка, не поддававшегося обучению. Потому что то, чему его учили, включало не просто факты или основы преуспевания и полезной карьеры. Речь шла о более серьезных вещах. Ребенку внушали, что определенные компоненты окружающей его культуры должны быть сохранены любой ценой. Его личные ценности включались в объективный ход развития человечества, таким образом он становился частью переданной ему традиции. В течение своей жизни ему следовало сохранять и даже совершенствовать ее. «При внимательном рассмотрении выясняется, что истинный аутизм — это апатия к каким бы то ни было общественным устремлениям, — решил Джек, — это частная жизнь, предполагающая, что любые ценности создаются самим человеком, и тот не является лишь простым вместилищем унаследованных традиций». Потому-то Джек Болен и отказывался считать Общественную Школу с ее обучающими автоматами единственным арбитром, определяющим, что имеет ценность, а что нет. Общественные ценности находились в непрестанном движении, а школа стремилась законсервировать их, разложить по полочкам, навечно закрепив на своих местах. Общественная Школа — настоящий источник неврозов. Она отрицает все новое, неожиданное, создаст нездоровый мир испуганно-покорного невротика.

Как-то раз, года два назад, Джек изложил свою теорию жене. Сильвия выслушала его достаточно внимательно, а потом заметила: «Ты не видишь главного, Джек. Попробуй понять. На свете существуют гораздо более страшные вещи, чем невроз. — Она говорила тихо и уверенно, и он прислушался к ее словам. — Мы только сейчас начали это понимать. Ты знаешь, о чем идет речь. Ты уже прошел через это».

И он кивнул, понимая, что она имеет в виду. Джек сам пережил нарушение психики в двадцать с небольшим лет — широко распространенное и довольно обычное явление. Но, надо признать, это было страшно. По сравнению с тем состоянием прямолинейная, жесткая, принудительная система Общественной Школы представлялась якорем, благодарно уцепившись за который человек мог вернуться к человечеству и воспринимаемой сообща действительности. Так что он был вынужден признать, что невроз является искусственным порождением, сознательно создаваемым больным индивидуумом или обществом в состоянии кризиса. Это изобретение вызывалось необходимостью.

— Не надо бороться с неврозом, — добавила Сильвия, и Джек понял ее. Невроз был сознательной остановкой на каком-то отрезке жизненного пути. Потому что дальше лежала…

Что было дальше, прекрасно знал любой шизофреник. «И бывший шизофреник», — добавил про себя Джек, вспоминая собственный опыт.

Сидевшие напротив мужчины смотрели на него очень странно. Что он такое сказал?

— Каррингтону никогда не стать таким руководителем ФБР, каким был Герберт Гувер. Я в этом уверен. Могу доказать. — В голове у него мутилось, и он отхлебнул пива. Все тело налилось тяжестью, проще было смотреть вниз, чем вверх… Он принялся рассматривать упаковку спичек на кофейном столике.

— Ты хотел сказать, не Герберт Гувер, а Эдгар… — заметил Лу Ноттинг.

«Да, я действительно сказал Герберт, — в растерянности подумал Джек; пока они не обратили на это внимания, ему казалось, что все в порядке. — Что со мной? Такое ощущение, что я полусплю». А ведь накануне он лег в десять вечера и проспал почти двенадцать часов.

— Простите, конечно, я имел в виду… — начал Джек и тут же ощутил, с каким трудом ворочается язык, — Эдгара Гувера, — старательно договорил он.

Но голос его звучал искаженно и растянуто, словно запись, пущенная не на той скорости. Теперь он уже и вовсе не мог поднять голову — засыпал на месте, прямо в гостиной Ноттинга, хотя глаза у него были открыты, более того, ему даже не удалось их закрыть, когда он попытался это сделать. Все его внимание сосредоточилось на спичечном коробке.

Пока Лу Ноттинг и Фред Кларк обсуждали такие отвлеченные темы, как ущемление свобод и демократические процессы, Джек продолжал смотреть не мигая… Он отчетливо различал слова, но не вслушивался в суть беседы. Не было никакого желания включаться в разговор, хотя он и знал, что оба собеседника не правы. Пусть себе спорят — так было проще. Все происходило само собой, и он не хотел мешать этому.

— Джек сегодня как будто не с нами, — заметил Кларк.

Вздрогнув, Болен понял, что их внимание переключилось на него: теперь надо что-то говорить или делать.

— Да нет, я здесь, — произнес он; это стоило ему неимоверных усилий, словно он всплывал на поверхность со дна моря. — Продолжайте, я слушаю.

— Господи, да ты как неживой, — возразил Ноттинг. — Ступай домой и выспись, ради бога!

— Тебе не удастся добраться до Марса в таком состоянии, Джек, — заметила Филис, жена Лу, входя в гостиную. Она включила проигрыватель и поставила какую-то модную джазовую группу — виброфоны, ударники… или это электронные инструменты?

Светловолосая развязная Филис уселась на кушетку рядом с Джеком и принялась его рассматривать.

— Джек, ты на нас не обиделся? Ты такой замкнутый!

— Просто он не в настроении, — ответил Ноттинг, — Когда мы служили в армии, с ним такое регулярно случалось, особенно по субботним вечерам. Насупится, молчит и все думает о чем-то. О чем ты сейчас думаешь. Джек?

Вопрос показался ему странным: он ни о чем не думал, в голове была полная пустота. Спичечный коробок все еще владел его вниманием. Тем не менее требовалось дать им отчет о своих размышлениях — они этого ждали, и он смирился.

— О Марсе. О том, сколько мне потребуется времени, чтобы привыкнуть. У разных людей по-разному. — Подавленный зевок распирал грудь, уходя обратно в легкие. Рот у него полуоткрылся, и Джек с трудом сомкнул челюсти.

— Пожалуй, пойду завалюсь в койку. — Собрав все оставшиеся силы, он поднялся.

— В девять часов? — удивился Фред Кларк.