Пришельцы. Земля завоеванная (сборник) - Роман Злотников

– Вот ты только представь на минутку, – подмигнув матери, продолжила прерванную мысль Саша, – что все это было правдой. Но ведь тогда я – спасительница мира! И меня наградят всеми мыслимыми и немыслимыми наградами!..

Голос Сашеньки, зазвенев от волнения, прервался. Ее мама, побледнев, накрыла ладонями рот.

Брок, сделав глоток чая и развернув конфету, усмехнулся:

– Тогда уж наградили бы не тебя, а меня.

– Это почему еще? – возмутилась Саша.

– Потому что именно я не научил тебя варить правильный борщ. – Конфета отправилась в рот сыщика.

– Олежа, ты не совсем прав, – смущенно опустила глаза Ирина. – Это я не научила Сашеньку варить хороший борщик.

– Мы оба не научили, а самостоятельно Александра с предметом не справилась – значит, мы все герои, – проглотив конфету и взявшись за пряник, подвел итог сыщик. – Эх, жаль, что кроме Сашиного борщика чудес не бывает.

– Уж лучше бы и правда не было, – вздохнула супруга.

– Почему же, мамочка? – округлила глаза Сашенька. – Награды, слава, богатство – плохо ли?

– Ты представляешь, сколько на Земле стран? И каждая нам благодарна. Да нам же прохода не дадут! От благодарственных спичей президентов, премьер-министров, королей, королев, всяких там шахов и матов у нас уши завянут…

Стоило ей это сказать, как зазвонил телефон. Трубку взяла Сашенька.

– Квартира Брокалевых, слушаю вас… Да, Ваше Величество, дома. Нет, Ваше Величество, он сейчас не может говорить, у него во рту пряник. Можете пока со мной покалякать. Как там, в Туманном Альбионе, с погодой – все дожди-дожди?..

Эйлин О’Коннор

Последнее дело следователя Ерохина

Эх и красота же несказанная царила вокруг! На высоком песчаном обрыве среди сосен, смуглых и золотых, гулял свежий ветер. Внизу свободно и широко катила волны Ока, и облака над ней бежали, обгоняя друг друга и отражаясь в высокой синей воде. На другом берегу в изумрудной пойме паслись коровы, с обрыва казавшиеся крохотными, как букашки. Где-то неподалеку наверняка валялся и ленивый пастух, но разглядеть его с такого расстояния было решительно невозможно.

«Божьи коровки», – подумал Ерохин.

Простор, какой же простор! Солнце светит, река сверкает, смолистые капли вспыхивают на слюдяных стволах. Ветер треплет макушки сосен, а еще выше парит, раскинув крылья, ястреб.

Одним словом, благодать.

– Труповозка прибыла, Вась, – сказал неслышно подошедший сзади Угличин.

Ерохин кивнул, не оборачиваясь. Угличин вытер лысину платком, придвинулся ближе и тоже стал смотреть на коров.

– Как он их, а… – В голосе его звучала смесь ужаса и восхищения. – Средь бела дня… И ведь сложил так аккуратненько!

– Угу. Как дрова.

– Тогда уж как говядину в морозилке.

– Если бы в морозилке, – Ерохин сплюнул в черничные заросли.

Хорошо еще, что тела недолго пролежали на жаре: на них наткнулись деревенские пацаны. Пошли на реку купаться – и обнаружили неподалеку от трех палаток «Ладу» с открытыми дверями, из которой хрипло орал певец Лепс.

Тут-то один из мальчишек и заподозрил неладное. Какой владелец бросит машину нараспашку с магнитолой? «Может, пьяные валяются?» – предположил другой. Сунулись в палатку, пошарили за ней и бросились бежать, подвывая от ужаса.

Когда следственная группа прибыла на место преступления, Лепс по-прежнему рвал глотку. Первым делом Ерохин выключил магнитолу, а уж затем приступил к осмотру.

– Я поначалу решил, что тут двое потрудились, – негромко сказал эксперт. – Но сдается мне, Вась, один он был.

– Почему?

– Удары все нанесены левшой. Вскрытие точно покажет, но я бы поставил восемьдесят из ста, что одиночка.

– Одиночка – и шестерых? – усомнился следователь.

– Мож, псих?

– Да уж не грабитель…

Угличин сочувственно покивал. Какой уж тут грабитель, когда ни денег не взяли, ни выпивки. Отдыхающие привезли с собой пару пневматических ружей и стреляли по пустым пивным бутылкам – вон, вся поляна в битом стекле, – но и обе «духовки» валяются в палатке, нетронутые.

А главное, зачем он трупы-то сложил в кучку?

Была у следователя Ерохина одна мыслишка… Похоже, спугнули подростки убийцу. Может, он собирался погрузить тела в повозку, но не успел?

– Земля сухая, песчаная, – словно отвечая на его мысли, сказал эксперт. – Отпечатки протекторов толком и не снимешь.

– Ну хоть что-то есть?

– Что-то есть, – согласился Угличин. – Но что – хрен разберешь пока.

Ерохин еще раз поглядел на пасторальную тишь да гладь на другом берегу, зло пнул осколок бутылочного стекла и пошел обратно к месту преступления.

«Хоть капля просочится к журналюгам – бошки поотрываю», – пообещал непосредственный начальник Ерохина и прибавил несколько идиом, долженствовавших означать, что теперь на него, Ерохина, легла ответственность за благополучие начальственной задницы. И что если он, Ерохин, не оправдает возложенное доверие, будет ему худо. Поэтому собственному отделу следователь сухо сообщил, опустив цветистые эпитеты:

– Будете языками чесать и клювами щелкать – считайте, у нас открыта новая вакансия на место оперативника. Всем ясно?

В ответ нестройно загудели и забормотали в том смысле, что Ерохин обижает подчиненных недоверием и угрозами.

– Мы тут как бы тоже не пузом кверху валяемся, – подытожил Ваня Гнатюк всеобщий тихий ропот. – Коля пошерстил кой-чего… И кой-чего надыбал, ага.

Ерохин мигом забыл про начальственный гнев.

Гнатюк, довольный произведенным впечатлением, выпихнул вперед самого молодого из отдела – Колю Бубнова, всего полгода работавшего с ними и отчаянно старавшегося доказать, что и он чего-то стоит.

Бубнов, узкоплечий и долговязый парень, неловким движением убрал белобрысую челку со лба, помялся и пробубнил:

– Короче, я тут того, в архив сгонял…

– Молодец! – одобрил Ерохин, и лицо Коли немедленно пошло красными пятнами от смущения, словно его не похвалили, а забросали переспелыми помидорами. – И что в архиве?

– Короче, это… Кое-что там, в общем, нашлось… Ну я и того… Подумал…

Ерохин вздохнул. Всем хорош парень, и старается так, что аж из штанов выпрыгивает, но вот говорить не мастак.

– Вань, давай ты, – попросил он.

Гнатюк, который заранее знал, что этим все и закончится, и только ждал просьбы, выдвинулся вперед, снисходительно кивнув Бубнову: мол, не мельтеши, твое дело сделано. Коля с облегчением спрятался за спинами, а Гнатюк одернул кургузый пиджачок, жестом фокусника выудил откуда-то картонную папочку и выдвинул ногу вперед, как Ленин на постаменте.