Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - Георгий Андреевский

Декабрьское восстание Дубасов подавил. И вот 5 октября 1906 года в Петербурге открылась, учреждённая царским манифестом, Государственная дума. После торжественного молебствия царь в тронном зале Зимнего дворца сел на трон и министр двора подал ему свиток. Император взял его, встал, развернул и зачитал перед Государственным советом и Думой. В нём были такие слова: «..Да исполнится горячее моё желание видеть народ Мой счастливым и передать Сыну Моему в наследие государство крепкое, благоустроенное и просвещённое. Господь да благословит труды, предстоящие Мне в единении с Государственным Советом и Государственной Думой, и да знаменуется день сей отныне днём обновления нравственного облика земли русской, днём возрождения её лучших сил. Приступите с благоговением к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь Мне и вам». После этих слов в зале раздалось, как писали газеты, единодушное и долго несмолкаемое «ура». Оркестр Преображенского полка исполнил гимн. Царь спустился по ступеням и удалился во внутренние покои, успокаивая себя мыслью о том, что Дума явится лишь декоративным украшением его монаршей власти.

На первом заседании депутаты выслушали «Торжественное обещание» членов Думы, расписались под ним и приступили к выборам председателя. Из 436 депутатов 426 проголосовало за Муромцева. Его могилу мы теперь можем увидеть у самого входа в старый московский крематорий на Донской улице. Так началась первая и не особенно удачная попытка введения парламентаризма в России. В первый раз за несколько веков у граждан России появилась возможность открыто, с трибуны, высказывать своё мнение. Впечатление, как всегда, портила «невоспитанная», как считал генерал Дубасов, интеллигенция. Забывая о том, что это царь позволил ей собираться и обсуждать мировые проблемы, она в погоне за дешёвой популярностью всё время так и норовила критиковать существующие порядки, начиная от расходов на церковь и заканчивая условиями труда простых извозчиков.

В конце XIX — начале XX века еврейская тема стала основной и любимой в России. О чём бы ни заговаривали русские, они, в конце концов, заканчивали разговор еврейским вопросом.

Попытаемся представить диалог двух обывателей на эту тему в начале XX века. Время было нелёгкое, чувство национального позора, вызванного поражением в войне с Японией, угнетало душу, тем более что кроме морального страна понесла вполне ощутимый материальный ущерб: Курильские острова, половину Сахалина и два с половиной миллиарда рублей, не считая тысяч и тысяч загубленных человеческих жизней. Пошатнулось финансовое положение страны. Упала стоимость ценных бумаг, предприниматели стали переводить свои капиталы за границу, в конце 1905 года люди начали изымать свои вклады из сберегательных банков. В стране назревала революция, и в этой обстановке многим, естественно, не хотелось верить в то, что какие-то япошки разгромили наш флот и вообще одержали победу над нашей великой родиной без подвоха или предательства со стороны внутренних врагов. Верить в то, что таким врагом был сам царь и его компания, — не хотелось, это больно ударяло по самолюбию — ведь мы всё-таки патриоты, а кто как не царь олицетворял в сознании патриотов верность России? Назовём собеседников, к примеру, Иван Петрович и Степан Кузьмич и послушаем, о чём они говорят.

Иван Петрович. Против японцев мы выставили такую сильную армию, и кто мог сомневаться в том, что дадим им хороший урок…

Степан Кузьмич. Это евреи, офицеры и солдаты в нашей армии, которые страсть как нас ненавидят, всё делали для нашего поражения.

Иван Петрович. Это уж точно. А возьмите гибель адмирала Макарова и броненосца «Петропавловск». Я думаю, не от японцев они погибли. Это наверняка евреи поджог учинили.

Степан Кузьмич. Некоторые техники вон говорят, что разработка угольных копей ослабевает от того, что жиды стараются сделать недостаток угля, чтобы наши крейсеры и броненосцы приспособить топить нефтью, мазутом, а ведь всё это легко воспламеняется, и тогда нашему флоту погибель и не от мин и подводных лодок, а от простой спички.

Иван Петрович. Нужно бы заставить наше русское купечество, а не еврейское, разрабатывать угольные копи, чтобы нам не смотреть из чужих рук.

Степан Кузьмич. А возьми ты докторов-евреев: с чего это они с нашей армией на Дальний Восток подались? Думаете, они себя утруждали тем, чтобы больным облегчение делать, лечить? А? Ну вот ещё, просто слишком много развелось у нас еврейских докторов, клиентов на всех не стало хватать, а стало быть, и заработков, ну и поехали на хорошее жалованье.

Иван Петрович. А может быть, бацилл и микробов с собой захватили, чтобы армию нашу травить. Нужно знать так евреев, как мы, чтобы понимать, что от них всего можно ждать.

Степан Кузьмич. Японцы хитры, но евреи во всём их превзошли. Кто знает, может быть, война эта ими и подстроена, они ведь теперь на бирже первые воротилы, тузы. Теперь они повсюду расселяются, по всей России. Вот в Тульской губернии было село громадное, торговое, князя Гагарина, по названию Сергиево, только третий год пошёл, как евреи стали его заселять, и уже от них прохода нет, вытеснили наших русских. Наши же, захудалые, или к ним в услужение попали, или же пропились совсем.

Иван Петрович. Что же удивляться, идёт экономическое закрепощение, мирное завоевание нашей родины. Заметьте: евреи хотят поселиться непременно либо в Петербурге, либо в Москве. А как дом купят или чины получат, то сейчас христианство принимают, крестятся, выбирают себе богатых именитых крёстных, которые их отлично пристраивают, дельцами делают.

Степан Кузьмич. Это уж точно. Евреи, как и цыгане, народ, не имеющий своей осёдлой собственности, а между тем, им дали у нас в России всю гражданственность, допустили в школы, в гимназии и университеты. Говорят, что если что случится, то за них все государства заступятся и больше всех Америка…

Иван Петрович. А посмотрите, как ученики еврейские и их родители самым бесцеремонным порядком одолевают учителей, вынуждают их завышать баллы, чтобы в университеты попасть. Ведь до болезненности учителей доводят своими дерзостями, интригами, ябедничают на них, если те не уважат их просьбу.

Степан Кузьмич. В итоге получаем по большей части учеников евреев с золотыми медалями…

Факты и вымысел, невольный и умышленный, смешались в речах наших предков, отразив их настроение и восприятие ими окружающего мира. Антисемитизм обычно шёл параллельно с самодовольством и «национальным чванством». Вот как выглядело это сочетание в статье некоего Ренса, опубликованной в московской прессе в 1900 году: «Иван Петрович, наверное, не скажет Вам: „Я ненавижу жидов потому, что у меня, европейца, инстинктивное отвращение, как физическое, так и духовное, по отношению ко всему их естеству, мне противен и этот хищный, горбатый нос, и эти плотоядные губы, для меня отвратителен вид этих дрыгающих грязных когтей лап, мне ненавистны эти алчно разбегающиеся глазки и этот харкающий гортанный говор“, — он образованный и скажет, что ненавидит семитов потому, что убеждён, что так же как во времена финикиян, так и при династии Ротшильдов, и вплоть до исчезновения с лица земли Талмуда, то есть самого еврейства, как такового, оно было, есть и будет торгашом-паразитом, растлевающим европейский культурный мир в политическом, нравственном и экономическом плане… Эта огульная, глубокая и ничем не искоренимая ненависть всех народов мира к семитам… есть лишь невольное сопротивление могучего арийского ствола всё крепче и крепче сжимающей его тисками зловредной лиане. Ариец — это мечтатель, грезящий дивными образами Веданты, ариец — рыцарь, готовый за честь свою сложить буйную голову, готовый идти на верную смерть по мановению своей дамы, ариец — это учёный, возносящийся мыслью к самим ступеням трона Всевышнего, готовый для блага чистой науки на всё, на самую смерть…» Когда автор писал свою статью, он, конечно, не представлял себе, что сделают эти мечтатели, грезящие дивными образами, с Европой в середине XX века.

Отпор же антисемитизму в тогдашней прессе практически не давался. Только однажды появилась статья за подписью «Павлов», в которой указывалось, в частности, на то, что наиболее тяжкие преступления, такие как убийства, грабежи, разбои и пр., совершают в основном не евреи, однако никто по этому поводу крика не поднимает. Павлов писал также о том, что всякий, приезжающий в столицу еврей имеет право прожить в ней только три дня, и как на его глазах выпроводили из города больного старика, как желающему учиться еврею отвечают в наших учебных заведениях: «жидовских вакансий нет» и т. д.